Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 28

Нейгетт кивнул, произнес формулу, и спокойный огонь кристалла вспыхнул так, что глаза снова получили удар. Сам огонь, возможно, был не ярким, но после долгих минут почти полного мрака зрение на пару минут снова исчезло.

– Вот ты гад, Нейгетт, – прошипел Марк, потирая глаза. – Если тебе в твоей оптике пофигу... Учи, учи, теперь словишь точно...

Когда зрение восстановилось, он посмотрел в проем. Призма тепло-багрового света по холодно-серебряной кладке; в глубине, метрах в пятидесяти, сверкает в отраженном луче какая-то точка.

– Тебе нужна эта хрень? – он прищурился в глубину. – А сам ты, я понял, пройти не можешь. «Тахнуть» не можешь, так?

– Так, – сказал и кивнул Нейгетт. – Ле тааха́йве.

Марк переступил плоскость проема, сделал два шага, обернулся. Нейгетт сделал два шага за ним, остановился, стал медленно протягивать руку. По мере того как рука приближалась к невидимой плоскости, отграничивающей объем тоннеля, плоскость явно приобретала плотность. Она словно вбирала свет с кристалла на посохе, и превращала его во вполне материальную «перегородку».

В такую осязаемо-материальную, что Марк не удержался, шагнул назад, протянул руку – но ничего, разумеется, не почувствовал – рука прошла сквозь плоскость багрового света как сквозь ничто. Нейгетт же, приблизив ладонь к этой завесе, которая стала почти непрозрачной, коснулся пальцами как будто, например, стекла. В момент когда он коснулся «перегородка» стала полностью непрозрачной; Нейгетт стал отводить руку назад – перегородка стала терять плотность; вернулся на эти два шага – перегородка исчезла, растворилась.

– Ладно, – Марк хмыкнул. – Я же не сволочь какая-то неблагодарная. Ты меня спас от скучной и ледяной смерти, накормил, подарил такую классную штуку. Если тебе нужна эта хрень, не знаю пока что такое, я тебе ее принесу, и бесплатно... И вообще, ты классный чувак. Даром что и воняешь как смертный грех. Ладно, я двинул. Тах-таах-трах-тарарах.

Он вернулся за невидимую «перегородку» и медленно двинулся в темноту. Марк погружался в глубину этой тьмы, и ему становилось как-то страшно – оттого что совершенно не мог понять сколько этой тьмы вокруг. Эха, например, от шагов не было слышно вообще – под ногами будто стелился толстый ковер, и вообще в плане звука создавалось ощущение не объемного подземелья, а глухой сурдокамеры. Только призма багрового света по полу, верхняя часть которой растворялась где-то впереди во мраке, позволяла поверить во весь объем.

Создавалось вообще ощущение будто подземелье находится уже не здесь, в недрах горного кряжа, под сетью тоннелей, под блистающей башней, а в другом месте, и очень далеко. Конечно никакой телепортацией здесь не пахло. Марк не сомневался с детства, что все эти «телепортации» – во всяком случае, в характерном представлении спекулянтов-писателей – псевдонаучный бред, сам по себе, безотносительно мира; с картиной этого она бы не вязалась вообще. Но «ощущение ощущалось» – может быть, потому, что загадочное подземелье очень, нереально древнее?

Так или так, странное чувство некой чуждости, «непричастности» этого места ко всему что было там наверху – становилось сильней и сильней, по мере того как загадочный блеск впереди близился. Чувство становилось таким острым, что даже подумалось – а вдруг это огромное подземелье есть (и было) и в его мире? В недрах этого кряжа – над которым, там у него, летают, например, привычные самолеты? И до него можно как-нибудь, например, добуриться? В том мире на этой планете, в котором Марк родился и вырос? (Стоп, дикость какая-то, хватит про это думать, а то ведь свихнуться можно. Лучший способ не свихнуться – жить «здесь и сейчас».)

Наконец стало понятно, что блестит какой-то очередной шар. Вот он. До сих пор все такие кристаллы здесь были либо маленькие, с грецкий орех, – насаженные на все эти жезлы и посохи; либо небольшие, с футбольный мяч, – стоявшие на столах на «станциях»; либо огромные, метра, наверно, под полтора, – висевшие в воздухе на перекрестках. Причем, похоже, эти «типоразмеры» фиксированы – «орехи», «мячи» и огромные шары наблюдались пока только трех величин. Если их померить, они, возможно, все совпадут до какого-нибудь микрона.

Этот же шар, мерцающий отраженным светом в космической тьме, был размером с большое яблоко. И гладкий – простая сфера. И не темный (характерно темно-багровый, с оттенками в холодную и теплую сторону), а совершенно прозрачный. Он висел в пространстве на уровне пояса, и снова – создавалось ощущение будто не он висит здесь в этой космической пустоте, а вся эта пустота, весь вообще окружающий мир «нанизаны» на него – а он их как-то поддерживает, в некой закосмической бездне.

– Надо быстрее отсюда валить, – сказал Марк как можно бодрее. – Здесь можно легко свихнуться.

Он тронул «яблоко». Шар не двигался, словно был зафиксирован, «намертво». Да, но если Нейгетт, который здесь во всем шарит, явно рассчитывает его получить – значит шарик снимается? Марк осторожно потолкал шарик – безрезультатно. Тогда обхватил ладонью и попробовал просто снять – словно действительно яблоко, которое собираешься взять со стола, или аккуратно сорвать с черешка, например. Шарик спокойно «взялся», спокойно покинул место – вот он, простая хрустальная сфера в ладони; пальцы сквозь него видно даже в меркнущем красном свете.

Назад. Вот очерченный светом квадрат, в нем очерченный светом Нейгетт – внимательно наблюдает как Марк приближается, переступает запретную плоскость, протягивает хрустальный шар.

– Держи! Вот тебе твоя стекляшка.

Марк вытянул руку, ожидая, что Нейгетт возьмет сферу и спрячет под свои ужасающие лохмотья. Однако тот резко шагнул назад, почти отпрыгнул, выставил перед собой свободную руку.

– Римма́йве-ле! – Марку вроде даже как показалось, что в голосе прозвучал страх. – Эхе́нгдетт эйса́хх.

– То есть что? Я не понял. Зачем он тебе нужен тогда? Мне он не нужен нафиг, ты это понимаешь. Я его и обратно могу отнести, – Марк обернулся в бездонный мрак. – Хотя на место я его уже не верну, да. Если только куда-нибудь зашвырнуть, а он там сам как-нибудь.

– Геэссе́йммдетт-ххо, – Нейгетт указал посохом в сторону лестницы, очертив багровую дугу, от которой на долю секунды осталась тлеющая траектория – словно спираль погашенной лампочки.

– По-моему, «геэсс» я уже слышал. И, по-моему, после этого...

– Геэссе́йммдетт! – Нейгетт аккуратно толкнул Марка к выходу.

– Да иду, блин, – тот спрятал шар в правый внутренний карман куртки (в левом были драгоценный лист и драгоценный стилус). – В общем, я попал сначала вообще, а теперь, как видно, попал еще куда-то в частности. В том куда уже попал вообще. Иду...

Снова лестница, снова тоннель, снова платформа. Снова вертикальная шахта, снова тот, самый первый, тоннель – которым они сюда добрались. Марк ожидал, что они вернутся на самый верх, в башню. Однако Нейгетт остановил квадратную железяку в исходной (здесь под башней) позиции, оттолкнулся жезлом от полотна, и они заскользили этим тоннелем обратно, на восток – от башни.

Тоннель кончился, они выкатились в туман и словно завязли на месте – Марк не удержался, присел, выглянул за край платформы и убедился, по уползающему полотну узора, что они все-таки «едут». Нейгетт стоял впереди в полутора метрах, едва видно; он размеренно работал шестом, распространяя кристальный звон, который характерным в тумане образом сыпался сразу со всех сторон. Марку вдруг стало не по себе; стало почему-то по-детски страшно – стоять одному на краю платформы, в окружении этой по-прежнему загадочной мглы. Он сделал шаг, приблизившись к благоуханию своего спутника. Как-то этот туман все-таки мозги выносит; мягко, неощутимо – но явно. Вскоре со всех сторон надвинулся мрак – точно так как тогда, в том тоннеле, когда грохнуло, когда исчез Гессех.

«Игхорг» рассеялся; они двигались теперь по тоннелю, и тусклые искры узора неспешно уплывали назад в багровом мерцании. Марк с некоторым нетерпением ожидал перекрестка, на котором (вроде бы как вчера) та платформа с гробом остановилась. Вот перекресток, платформы нет; Нейгетт доскользил до пересечения, направил железку налево, на север. (К большому облегчению Марка, которому очень не хотелось бы вернуться назад, в ту сторону где его пытались убить. Хотя там, как видно, ничего кроме той братской могилы не находилось – кроме, возможно, других братских могил.)