Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 62

Как между веток мелькнул свет. Чародей встрепенулся, впился взглядом, полным надежды, в далекие желто-оранжевые отблески, набрал полную грудь воздуха и закричал, насколько хватало сил:

— Я здесь! Здесь!!!

Сознавая, что сил его сейчас скорее не хватало, чем хватало, атлан лихорадочно завозился, тщетно пытаясь подняться, схватился за валежину… И вдруг ветки за ней расступились, являя ослепленным мраком глазам веселый свет нескольких факелов.

— Я здесь! — радостно поднял он глаза на спасителей.

— Он здесь! — бодро подтвердил незнакомый голос, что-то свистнуло в воздухе — и снова тьма погрузила его в свою назойливую пучину.

В очередной раз атлан пришел в себя оттого, что его запястья и щиколотки кто-то пытался перерезать. Он возмущенно замычал, приподнял одно веко — и тут же зажмурился: желто-оранжевый свет костра резанул отвыкшие глаза. Рука его машинально дернулась к лицу — но, к недоумению хозяина, осталась на месте. И место ей отчего-то было за спиной. В ноздри ударил запах, не совместимый с обстановкой.

Осознав, что происходит нечто непонятное и доброго не сулившее, маг снова рванулся — но не смог даже пошевелиться. Грубые веревки пребольно впились в руки и ноги, затылок ударился обо что-то твердое и круглое, изо рта вырвалось приглушенное гудение, и лишь стук сердца гулко отдавался в резонирующей в такт голове.

Нехитрые умозаключения подтвердили его опасения: он связан, стоит у столба, и рот его заткнут кляпом — судя по органолептическим показаниям, чьим-то старым носком. А то, что поначалу принял за стук своего сердца, оказалось ритмом, выбиваемым одиноким барабаном.

Чувствуя, что глаза уже можно было открыть без опасения ослепнуть, Анчар стремительно глянул направо, налево… и выругался. Если бы смог.

Ночная тьма висела над джунглями, как чугунный колпак. Разрывали ее лишь костры, опоясавшие место действия — большую поляну — кольцом нервного желтого света. По три между четырьмя столбами, к одному из которых аборигены определили атлана на постой. В центре поляны на самом большом костре стоял громадный котел, в котором что-то аппетитно булькало, наводя на мысли о картошке фри.

Кипящее масло!

Рядом с первым котлом стоял еще один такой же, только без огня, и верх его был затянут кожей, на которую в ритме зачаточной тахикардии опускались тяжелые палочки. «Ритуальный барабан», — наполняясь дурным предчувствием, понял волшебник, пригляделся в поисках барабанщика, уловил отблески костра на матовой коже узамбарца, черной, как сама ночь… и вздрогнул. Узамбарцы были повсюду! Черных, в набедренных повязках из черной ткани, за слепящим кольцом огней их было бы не разглядеть, если бы не зубы и белки глаз. Зная теперь, что искать, как на загадочной картинке, маг без труда различил их несколько десятков, если не сотню.

Силясь разглядеть за столбом напротив мужчину в головном уборе из черных перьев, то ли вождя, то ли шамана, Анчар прищурился… и охнул — хоть и мысленно. Взгляд его метнулся к правому столбу, к левому…

Так и есть. То, что поначалу он принял за грубую резьбу, оказалось человеческими фигурами. Делмара, Оламайд и Агафона. Связанными и с кляпами во рту.

Окончательно утвердившись в мысли, что делать им тут нечего, чародей усилием воли сосредоточился, вспоминая какое-нибудь подходящее невербальное заклинание, не требующее мануальной поддержки. Через полминуты во вводную была внесена поправка: «…и больших усилий». Еще через полминуты мозгового даже не штурма — генеральной уборки по самым дальним сусекам возможностей — еще одна: «…и вообще никаких усилий…». Схватка с проклятой старухой даром не прошла — магических сил не осталось даже на то, чтобы согнать муху со щеки.

Взгляд его метнулся на лицо Агафона — точно в зеркало заглянул. Наверное, именно такое выражение застыло сейчас и на его собственной физиономии: гремучая смесь из гнева, паники и бессилия. Зато взгляд на Оламайд заставил его тихо порадоваться — за аборигенов. Потому что если бы каким-то чудом сейчас почтенная матрона оказалась на свободе…

Тем временем барабанщик ускорил ритм, словно выгоняя на сцену новых действующих лиц — и они пришли. Из темноты навстречу друг другу в круг света вышагнули два человека в огромных черных масках с синими разводами, усаженных по краям страусиными перьями. За ними, как хвост змеи, цепочкой потянулись мужчины с горшками и женщины с кувшинами, все притопывая и прихлопывая в такт[3], и затоптались по прогалине в подобии то ли хоровода, то ли очереди за продуктами. И кто был этим продуктом, чародей уже почти не сомневался. Не надеясь больше на магию, он рванулся, и еще раз, и еще — но веревки из жесткого колючего волокна лишь сильнее врезались при каждом движении.

Если бы он был свободен… Если бы у него были свободны хотя бы руки… или даже рот…чтобы позвать Каменного Великана… потому что, не без основания подозревал маг, стоило туземцам отвязать его, сил у него хватило бы только на то, чтобы свалился наземь и тут же уснуть.

А в это время на сцене сельского клуба народный ансамбль ударных инструментов дополнился солистом. Как горошина из пересохшего стручка, выскочил он на середину, бренча, дребезжа и стуча при каждом шаге привязанными к рукам и ногам жестяными кружками. На плечи и голову его была накинута шкура леопарда, и если бы не связка копий в руках и черная маска, оскалившаяся злобными красными зигзагами, его можно было бы принять за кота-переростка, жертву малолетних хулиганов. Но вместо мяуканья изо рта его вылетело нечто вроде боевого клича:

— Мухонго! Мухонго!

И тут же все узамбарцы подхватили его на разные голоса, но с одинаковым рвением, достоянным лучшего применения:

— Мухонго! Мухонго! Мухонго! Приди, Мухонго! Ты нам нужен! Дай нам, Мухонго!..

Шестое чувство подсказало Анчару, что дело близится к развязке, и что она им не понравится. Взгляд его, отчаянный и гневный, метнулся на Агафона — не придумал ли какого трюка ушлый пройдоха сабрумай — и встретился с точно таким же взором его премудрия, не понимающего, чего дожидается этот кабинетный фикус атлан.

— Мухонго, приди, дай, Мухонго! — неистовствовали танцоры, верещали зрители и надрывался исполняющий роль леопарда, перекрывая барабанный бой. — Му-хон-го!!!..

И вдруг лес за спинами болельщиков зашевелился, деревья затрещали, и люди с воплями ринулись врассыпную, не забывая выкрикивать заветное имечко. Нечто огромное, как ходячая стена, чтобы не сказать, как бойцовый голем, смутно обрисовалось меж листьев в отблесках костров, и Анчар едва не расхохотался от облегчения. Сейчас они получат своего Мухонго! Давай, Великан!

Объект ожиданий сделал шаг вперед, еще и еще, и аборигены зашлись от восторга. Костры вылепили из темноты сутулую фигуру с покатыми плечами, длинные мощные руки, огромные кулаки, маленькую голову… Еще шаг… и Анчар едва не проглотил кляп.

Более громадной гориллы, чем эта, он не видел ни разу в жизни.

Не оглядываясь, горилла — а, точнее, горилл — со скучающим видом монарха на променаде направился к центральному костру. Танцоры, псевдолеопард и даже барабанщик тут же повалились ниц, оттопырив зады, и зашлепали пятернями по земле, поднимая микроскопическую пыльную бурю. Рты их теперь были закрыты: включать пыль в вечерний рацион не хотел никто. Один из плясунов чихнул, звучно стукнувшись лбом об утрамбованную площадку, получил пинка слева, тычка справа, подзатыльника спереди и три щипка сзади, и испуганно застыл.

Вытянув презрительно губы трубочкой, горилл сымитировал неприличный звук, особенно громкий в наступившей тишине, обвел задумчивым взором привязанных к столбам, точно изучая строчки меню… и поковылял к Агафону.

Сабрумай замычал, вытаращил глаза и попытался то ли вжаться в столб, то ли провалиться сквозь землю[4] — но безуспешно. Мухонго остановился, попробовал подковырнуть веревки — но туземцы сделали свое дело на славу: между путами и столбом не пролезла бы даже травинка. Раздосадованный, горилл рыкнул, грохнул кулаком оземь так, что плясунов подбросило — и тут же хлопнул себя по лбу ладонью и растянул губы в улыбке.