Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 48

С улицы донесся звон колокола, громкий и пронзительный, словно кто-то колотил медным тазом по огромному надтреснутому чану, звон, заставляющий сморщиться, втянуть голову в плечи и приложить к каждому уху по подушке[31]. Так Верховный жрец призывал наемных волшебников, скромно именуемых тут послушниками и жрецами различного старшинства, на утренний ритуал Поклонения.

— Пять часов уже!.. — изумился атлан, откинул циновку, закрывающую окно, и впустил в комнату тусклый свет просыпающегося утра.

— Пора кормить Гаду, — состроил страшную рожу Агафон.

«Кормление Гады», как выразился его премудрие, происходило почти буквально. Ритуалы Поклонения и Призыва, как назывались они официально, проводились три раза в день[32] и требовали присутствия всех жрецов-магов, оставляя простых служителей культа заниматься паломниками и насущными делами храма. Тридцать магов, обряженных в белые балахоны с опущенными капюшонами, собирались в Зале Таинства — небольшом помещении за алтарем, куда вход непосвященным был запрещен, и вставали в круг. В середине размещалась Просветленная и поднимала над головой маленького черного идола, изображавшего Уагаду. Далее задача упрощалась еще больше: маги должны были сфокусироваться на кукле и повторять нараспев за Верховной жрицей бессмысленные слова, которые, как их заверили, должны были привлечь благосклонное внимание Уагаду и снискать ее расположение. Как Агафон понял в первый же раз, на самом деле из слов на древнеузамбарском складывалось заклинание, поднимающее водоворот магической энергии с центром на жрице и ее истуканчике. Часть этой энергии невольно отдавали сами маги.

— Не понимаю… столько силы… три раза каждый день… да с этим идолом можно Белый Свет наизнанку вывернуть или обратно склеить, как до Большого Эксперимента было… К чему столько? — Анчар, щурясь от солнечного света, резанувшего по глазам не хуже любого ножа, вышел из храма.

— Причем тут идол… — прошипел из уголка рта Агафон, яростно косясь по сторонам. — Ты что, не слышал?

— Что не слышал? — не понял атлан.

— Что вечером отправка груза!

— И что?

Его премудрие сдавленно зарычал:

— А то, что это наш шанс попасть на стройку!

— Как?

— После завтрака поговорим у меня.

Покончив с завтраком из трех блюд и кувшина неплохого, хоть и изрядно разбавленного вина, Агафон с отрешенным видом прошествовал к себе в апартаменты. Десять минут спустя дверь приоткрылась, впуская Анчара.

— Тебя кто-нибудь видел? — вскочил его премудрие.

Атлан покачал головой и, не теряя ни секунды, принялся за наложение антипрослушивающих чар.

— Всё, — выдохнул он, когда не видимая простому глазу сеть, опоясавшая комнату, ожила со слабо-сиреневым свечением. — Так что ты хотел сказать про стройку?

— Что мы можем попасть туда с обозом!

— Нам никто не разрешит, — хмуро ответил маг.

Его премудрие издал губами неприличный звук.

Атлан хотел обидеться, но не успел: Агафон заговорил быстро, с жаром размахивая руками, точно стараясь перебить самого себя:

— Можно подумать, мы у кого-нибудь будем этого разрешения спрашивать! Теоретик, кабуча! Чему вас только учат!.. Всё, что нам нужно — это не присутствовать в Круге при открытии портала! Мы спрячемся на одной из подвод, набросим на себя какую-нибудь ширмочку[33], и проедем с комфортом до самого храма!

— Но нам никто не разрешит пропустить Круг!

— Опять — сорок восемь… — Агафон воздел очи к потолку. — Мы скажемся больными!

— Но если мы на самом деле не больные, нас уличат, и тогда придется объяснять мотивы обмана!

— Послал ведь Жираф на мою голову!.. Мы заболеем, не вижу, что тут непонятного! — воскликнул Агафон.

— Как? — опешил Анчар. — Чем? Когда?..

— А вот это уже конструктивный подход к делу, — удовлетворенно кивнул маг, успокаиваясь. — Когда — сейчас. Как и чем — придумаем. Ты какие-нибудь наговоры на болезни знаешь?

— Нет, — Анчар глянул на коллегу, словно тот спросил, не хочет ли он отрубить себе руку.

— Хм… — почесал в затылке Агафон. — Чему вас только учат… теоретиков… Ладно, не страшно. Посмотрю, какие заклинания знает шпаргалка.

— То есть ты хочешь наложить их на нас сам?!

— Нет, попрошу Узэмика, — язвительно сообщил маг. — Конечно, сам! А чего там не уметь, всё ведь написано будет и по полочкам разложено!

Тревожный даже не звоночек — набат заколотился в мозгу атлана, и лицо его исказилось:

— Не надо!!!

— Да ты не волнуйся! — его премудрие успокаивающе вскинул ладони. — Я на тебе первом испробую. Чтобы в случае чего среди нас оставался человек, который в состоянии вводить корректировки.

— Да с чего ты взял, что я волнуюсь? — абсолютно искренне глянул на него Анчар. — Я в ужасе!!!

Агафон с видом оскорбленной невинности выпятил нижнюю губу:

— Твое отношение гасит во мне малейшую искру энтузиазма и вдохновения.

Но не успел атлан вздохнуть с облегчением, как его премудрие продолжил:

— …Придется работать на голом мастерстве.

С этими словами Мельников вытянул из рукава заветный кусочек пергамента, проговорил ключевые слова и склонился над мелкими корявыми буковками, выступившими на желтоватой поверхности, будто сыпь. Свет первого озарения зажег его суровые очи:

— Ага! Вот! То, что надо! Сенная лихорадка. Легкий приступ. Хотя… если легкий, могут и в Круг заставить встать… Потяжелее, значит!

— Нет, погоди, я на самом деле считаю, что если ты раньше не практиковался в работе с эпидемиологическими и контагиозными заклятьями, то не стоит… — Анчар попытался вырвать пергамент из его рук, но вошедшего в раж Агафона не остановил бы сейчас и тяжелый приступ обезглавливания.

— А ты в них практиковался? — тут же прилетел убойный контраргумент.

— Нет, но…

— Ну так какая тогда разница, кто из нас будет их накладывать?

— Но если никакой, то почему бы мне…

— Если никакой, то почему бы и не мне! Я всё прочитал: оказывается, заразить кого-нибудь чем-нибудь — раз чихнуть! — успокоил коллегу его премудрие и, посчитав дискуссию завершенной, схватил его за плечи и шмякнул на стул, будто куклу.

Проворно начертив заготовку септограммы, он принялся рыться в припасах на полках и под кроватью, отыскивая нужные ингредиенты, и через десять минут всё было на местах и готово к первой[34] попытке.

— Мне что делать? — угрюмо выдавил Анчар, словно спрашивал у палача, какой стороной лучше подставить шею под топор.

— Тебе?.. — Агафон нахмурился и заглянул в шпаргалку. — Ничего. Вообще-то, тут даже написано, что жертва наговора не должна знать о том, какую болезнь на нее напускают и кто…

— И ты об этом говоришь только сейчас?!

— А если бы я об этом сказал раньше, что бы изменилось? — огрызнулся маг.

— Это может быть важнейшим условием срабатывания, вот что!

— Ну не сработает, так тебе же лучше! — фыркнул Мельников.

— А ты пессимист… — атлан вспомнил любимую шутку своего коллеги.

— Чего?.. — не понял тот и, не задумываясь, продолжил: — Ладно, уговорил. Разузнать… то есть, перестать знать то, что знаешь… ты не можешь, конечно, но, по гипотезе покойного Гудвина, в таких случаях можно прибегнуть к мерам, симулирующим и — или — имитирующим недостающие условия.

— Вот именно! Покойного! — вскочил со стула Анчар. — Ключевое слово! А ты знаешь, как он скончался? И во сколько лет?

— Все там будем, — философски отмахнулся Агафон и принялся тереть подбородок, размышляя: — Чтобы имитировать твое неведение, я полагаю, надо…

Десять минут спустя нарушенная септограмма была восстановлена, потоптанные компоненты отряхнуты от пыли, расправлены и разложены по стратегическим точкам, с головы Анчара отрезан свежий клок волос и художественно раскидан по критическим точкам, а сам Агафон критическим взглядом прикидывал, какой бы еще штрих нанести, чтобы никто не осмелился крикнуть: «Не верю!».

В центре чертежа лежал перевернутый стул с атланом, примотанным к нему полотенцами. Глаза его были завязаны старой рубахой Агафона, одновременно удерживающей затычки в ушах и служащей кляпом. Из-под мятой ткани вырывалось фальшивое, как деревянный рубль: