Я - ведьма! - Лузина Лада (Кучерова Владислава) - Страница 26

Без четырех минут двенадцать.

Даже не оборачиваясь, я слышала наглый шорох его пальцев, проникающих в кружевные Светкины трусы, и пошлые повизгивания бессовестной обладательницы кружев. Он один упрямо делал вид, что происходящее — баловство, и даже если взрослые люди выключают свет, чтобы вызвать духов, на самом деле они прикрывают этим куда более серьезные намерения.

Двенадцать без одной минуты.

— Ох… — услышала я в темноте приглушенный всхлип Светки.

Мне захотелось разрыдаться, устроить истерику, прогнать его на хрен!

Но я лишь стиснула зубы и, выставив вперед ладонь, с размаху перерезала ее поперек.

— О господи! — испуганно ойкнул кто-то сзади.

Боль, мгновенно пронзившая меня до корней волос, одним махом перечеркнула всю мою любовь, отчаяние и унижение. В ней было странное облегчение. Схватив окровавленной ладонью нож, я вонзила его в другую руку и, превозмогая новую волну боли, сложила ладошки лодочкой. Кровь стекала на полированную поверхность стола…

И в этот миг раздался первый удар часов!

Пьяными, шалыми от боли глазами я увидела, что в зеркале появилась первая арка, за ней вторая, третья… Красной ковровой дорожкой кровь бежала все дальше и дальше, в бесконечную темную глубину. Кровь хлестала из моих рук, как из стигматов Христа. Казалось, я сейчас потеряю сознание. «Наверно, порезалась слишком глубоко», — мелькнуло в голове.

— Бом-м-м, — угрожающе пробасил двенадцатый удар.

И я заорала перекошенным, изломанным ртом:

— Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты — это я!

И вдруг в сумрачном конце зеркального коридора явственно увидела темную фигуру!

Она шла ко мне. Невыносимо медленно, наклонив голову, будто принюхиваясь к запаху крови. В ее походке сквозило что-то мучительно знакомое и оттого тягостное и неприятное. Словно подчиняясь приказу звучавшего в моих ушах заклятья, я с трудом расцепила руки и вывернула вверх пылающими пожаром ладонями.

Тело не слушалось. Не удержав равновесия, я качнулась вперед. Пальцы ткнулись в поверхность зеркала. И я почувствовала — или это только показалось мне? — что зеркальная гладь прогнулась вовнутрь, как мягкая резина. И в ту же секунду тень в глубине зеркал выпрямилась и, вытянув руки навстречу, стремительно понеслась на меня. Я оцепенела от жути. Ее лицо приближалось…

«Я знаю ее, знаю!» — всполохнуло в мозгу.

И вместе с тем пришла скрежещущая ужасом мысль, что знать ее — страшно.

Расстояние между нами пугающе сокращалось. Мне отчаянно хотелось бежать. Но я не могла пошевелиться от страха. Мои глаза встретились с глазами фигуры — вошли друг в друга, как вилка в розетку.

«О боже! Это же… — пронеслось вспышкой. — Нет! Только не это!»

И тогда, повинуясь наивному детскому инстинкту спрятаться под одеяло с головой, я закрыла лицо липкими от крови ладонями и заорала, скукожившись от страха:

— Чур сего места!!!

Дальше была темнота.

Я лежала на диване, обрамленном шестью головами моих гостей. Их лица были серыми и испуганными.

Даже у него.

Таня заботливо перевязывала мне руку бинтом. Ее пальцы дрожали. В комнате ярко горел свет: люстра, бра, торшер, даже настольная лампа.

— Вы видели? — промямлила я, тяжело ворочая горьким языком.

Пять голов одновременно зашевелились в кивке. Шестая осталась неподвижной.

— Все в порядке, все хорошо… — очумело затараторила Таня. — Все уже окончилось. Когда свет зажжен, уже не страшно.

Остальные включились как по команде:

— Надо же, я глазам своим не поверил…

— Вы видели, он несся прямо на нее?..

— Думала, что с ума схожу… Вроде же и не пили почти…

Их явно успокаивали звуки собственного голоса. А главное то, что они видели это все, а значит, никто не сошел с ума и можно не опасаясь говорить об этом вслух.

Неожиданно Таня больно сжала мою ладонь. Ее округлившиеся вопрошающие глаза зависли надо мной.

— Слушай, а ты… ты узнала его? Мне показалось, ты его узнала. Это… кто?

Я тяжело посмотрела на Валерия. Он подался ко мне. Его взгляд был таким же тревожным, как и у остальных.

— Валька, — мягко попросил он, — можно я останусь?

Он знал, что я не скажу «нет». И знал, что я тоже знаю это.

— Я узнала его, — обернулась я к Тане. — Я помню, что узнала. Но теперь не могу вспомнить кого. Помню только, в ту минуту, когда мы встретились глазами, я поняла: он для меня — самый дорогой человек на земле. И почему-то это ужасно!

— Понятно. — Таня жалостливо потупила взгляд.

Я извинительно улыбнулась ей, чувствуя на своих губах полынный привкус обреченности.

Валера довольно усмехнулся.

Я стояла у кассы театра, подпирая спиной стену. Сентябрь возомнил себя разгаром лета и парил нещадно. К вечеру ноги отекли от жары, и новые туфли садистски сжимали кончики пальцев. Танька беспардонно опаздывала, билеты были у нее. Мне оставалось лишь дуться и рассматривать людей, теша свои многочисленные комплексы живыми примерами — водятся особи и похуже.

Вон хотя бы та тетка в длинном морковно-красном платье на бретельках. Лифчик мадам надеть не удосужилась, и, когда она поворачивается в профиль, видно, что наряд в облипку прижимает обвислую грудь к животу, делая ее похожей на бесформенный мешок, а чересчур выпуклый животик, напротив, тщательно облегает. Вот и получается, что там, где должна быть выпуклость, у нее впуклость, и наоборот. Уродство редкостное. Смешно.

Я безрадостно поморщилась.

А вот девушка в шифоновой блузке, голубой с пастельно-розовыми цветами. К ней не придерешься. Сдержанная. Хорошенькая до безумия. И рождаются же на свет такие чудные девушки!

С наслаждением уставившись на нее, я наблюдала, как она беспокойно вертит светловолосой головкой со слегка вздернутым носиком. Видно, тоже ждет кого-то. И какой дурак опаздывает на свидание к такой красотке?

Как-то я прочла совет в учебнике психологии: если нервничаете, попытайтесь зафиксировать свое внимание на чем-то приятном и сосредоточиться на изучении его деталей. А предпосылок для взвинченных нервов у меня было навалом: бесконечные ссоры с Валерием, разрывы, сходки, склейки плюс опаздывающая Танька и туфли, сжимающие ноги так, будто на них умостился гиппопотам. Девушка же однозначно подпадала под определение «приятная». У нее были живые серые глаза с трепещущими ресницами и светлая кожа — такая нежная, что я невольно ощутила щемящее, тягучее желание прикоснуться к ее щеке ртом…

Желание было столь неожиданным и неприродным, что, едва лишь я поймала себя на нем с поличным, губы враз пересохли, а сердце затрезвонило будильником; «Опомнись, дура! Ты же не лесбиянка, откуда такие странные фантазии?»

Я поплотнее прижалась к стене, словно она могла удержать меня за плечи, предостерегая от необдуманного шага.

И все же, до чего она хорошенькая! Высокая, тонкая, с пушистыми платиново-белыми волосами. Ее подвижные губы были по-детски пухлыми и округлыми. Интересное лицо, живое — совсем не похожее на то застывшее, слегка подрагивающее желе, которое носят в нашем городе вместо физиономии. Оно удивительным образом сочетало в себе наивность, серьезность и забавную лисью хитрость. За таким лицом интересно наблюдать…

И не только.

Нечто в этом лице, неназванное и неопределимое, тянуло меня к нему неудержимо! Настолько, что все прочие факторы — боль в ногах, Танька с билетами, Валерка с бабами — разом отхлынули на задний план.

«Подойти познакомиться, может?»

Я до боли закусила губу, пытаясь привести себя в чувство.

«Как ты себе это представляешь? Подойти к ней, как здрасьте: „Девушка, меня к вам тянет!“ Что она обо мне подумает?»

Одновременно со мной красотка тоже закусила нижнюю губу. Ее кавалер явно не страдал пунктуальностью, как и моя паскуда Танька. Где ее только черти носят?