Бремя (СИ) - Годов Александр - Страница 48

Вспомнил, что Гоблин был колдуном, и снова стал его звать, словно собачку:

— Ко мне-э-э! Где ты, тупица? Хватило же ума куда-то утопать! У мня-а для тебя-а-а есть задание! Поручение, ха! Ха-ачу, шо бы тут всё светилось и пляса-а-ало! Ты мо-о-ожешь, я знаю-у-у!

Винтовая деревянная лестница утопает во мраке — на первом этаже свечи давно догорели. Максимально концентрируюсь, чтобы кубарем не скатиться по ступеням. Шаг, еще шажочек. И еще один. Перила так и норовят выскочить из рук, к тому же они наощупь неприятно холодные.

— Надо было оставаться в зале, — заворчал я. — Какого черта меня понесло в погреб? Уже-э-э язк заплетается-а-а, а я всё туда же!

На каждой ступени вижу свечные огарки. Эхо моих шагов гулко отдается в особняке. Будто дом не выдержит и развалится.

— Гоблин, мать его! Живо-о-о ко мне! Выпорю-у-у же! Что за херня, а? Я же теперь твой хозя-а-аин! Так и слушся меня, придурк! А иначе жены больше не увидишь! Понял, да?!

Оказавшись на первом этаже, поплелся в сторону кухни.

В темноте блеснули два изумрудно-зеленых глаза. От неожиданности я вскрикнул, потерял равновесие и, выронив свечу, упал задом на паркет.

— Господин! Простите ничтожнейшего слугу! Я не хотел! Тысячу лет мне гореть в адском пламене за такой поступок!

В воздухе вспыхнул колдовской иероглиф, повис на потолке, ярко освещая коридор. Карлик, звеня колокольчиками на колпаке, подбежал ко мне, помогая встать.

— Брысь, ублдок! — крикнул я. Заплетающийся язык мешает внятно говорить. — Ты что здесь забыл?

— Да вы пьяны, господин! — искренне удивился Шут. — Постойте-ка.

С этими словами он вытащил из нагрудного кармана фиолетовую склянку.

— Выпейте! Вам обязательно полегчает!

Некоторое время буравлю его взглядом, но затем зубами вытащил деревянную пробку и одним глотком выпил содержимое миниатюрной колбы. От ядреной гадости шибануло в нос, из глаз брызнули слезы, я закашлялся. Когда смог нормально вздохнуть, почувствовал себя гораздо лучше. Голова тяжелая, будто набили горячим чугуном, однако мысли больше не перескакивают с одного на другое.

— Зачем ты здесь? — спросил я. — И как зашел?

Шут пожал плечами, ответил:

— Нет такого места, куда бы не смог попасть ваш покорный слуга! Годы упорных тренировок с отмычками не прошли даром. Пальчики хоть и кажутся толстыми и неуклюжими, но…

— Ближе к делу.

— Хорошо, господин. Час пробил! Настала пора избавить вас от гнета Альфа! Теперь больше никто не сможет залезть в вашу голову, не сможет досаждать навязчивыми мыслями! Всё в прошлом! Надеюсь, вы рады этой новости.

Я сглотнул, огляделся.

— Гоблина что-то не могу найти.

— Не волнуйтесь, господин, он уже на улице. Он станет зрителем в чудесном представлении!

— Так это ты заставил меня спуститься на первый этаж?

Глаза карлика хитро сощурились.

— Простите жалкого червя, господин! Не сдержался от жалкого фокуса! Но ведь смешно же, да? Вы спускаетесь такой пьяный, едва на ногах держитесь! А вокруг темно-темно, точно в заднице гуля! А затем внезапно, неожиданно, вдруг, резко, мгновенно появляюсь я, ха-ха-ха! Штаны, кстати, не запачкали? Я, если что, не буду брезговать и выстираю их!

Я стиснул челюсти так, что заломило в висках. Злость накатила удушающей волной.

— Еще раз так поступишь, мелкий гаденыш, — и я отрублю тебе голову.

— Так это же чудесно, господин! — обрадовался Шут. — Из моей головы получится хороший футбольный мяч! Она же кругленькая, мягонькая, но крепкая! Орехи лбом можно колоть!

Я решил не терять зря время и спросил:

— Альфа умрет на улице?

— Да, хозяин.

Хозяин?

Открыв тяжелые двустворчатые двери, мы оказались во дворе. У декоративного фонарного столба прямо на каменной дорожке стоят Старая Алнурия и Гоблин. Оба завороженно смотрят наверх. Я проследил за их взглядами. Альфа, опутанный паутиной, пытается вырваться из последних сил, но ничего не получается. Рот его заклеен мерзкой черной гадостью. Поэтому воя больше и не слышал. Вокруг гиганта летают три худые ведьмы. С их сосулек-волос падают фиолетовые звездочки. От моей головы к животу Альфа тянется сияющая золотая нить, которая с тихим звоном вибрирует.

— Все только и ждут медвежонка, — хрипло сказала Старая Алнурия. Мне опять на миг показалось, что её горб зашевелился, точно под старым плотным плащом копошатся крысы. — Скоро он станет свободным, как северный ветер! Больше никто не посмеет им командовать! Как сладок вкус победы!

Плоть Альфа под паутиной шипит, наполняя воздух противным запахом жаренного мяса. Из фасеточных глаз вырвались синие лучи, придали двору особняка странный мистический вид. Показалось, даже свет фонарей стал слабее. Одна из ведьм вцепилась в спину гиганта и вонзила острые зубы в шею. Брызнула кровь — обычная человеческая кровь. Потекла слабым ручейком по бугристым мускулам.

— Он же тоже вернется в реал? — спросил я, наблюдая за тем, как извивается Альфа, как пытается сбросить худых сук.

— Да, конечно, господин, — ответил Шут, снял колпак и провел ладонью по жирным волосам.

— А оплата? Хозяин даст ему денег?

— Почему вас это волнует?

Последняя золотистая нить, скрепляющая меня и гиганта, звонко лопнула и распалась в воздухе на сотни искорок. Неожиданно в голове моей прояснилось, пропала тяжесть. Я ощутил небывалую свободу. От удивления коснулся висков не в силах поверить в случившееся.

Ведьмы закружились в смертоносном смерче. Первой от Альфа отделилась правая рука. Упала на газон с противным чавканьем. Когтистые пальцы еще подрагивают. Чешуйки отваливаются прямо на глазах, сгорая в алом огне. Через несколько мгновений от руки ничего не осталось, кроме нескольких капель крови на траве.

Между тем, Альфа сопротивляется из последних сил. Мощные челюсти превратились в месиво из костей и разорванной плоти, на груди зияет дыра, из которой вырывается красное пламя. Фасеточные глаза лопнули.

— Я не вижу никаких предупреждений, что гигант умирает, — сказал я, нервно теребя полы робы.

— Между вами больше нет связи, господин.

За моей спиной послышались тяжелые шаги, я обернулся. В свете фонарей показалась массивная фигура жирдяя. Тот встал в пяти метрах от нас, молча наблюдая за развернувшимся представлением.

— Долго еще суки будут издеваться над беднягой? — спросил я.

— Вы бы уважительнее относились к своим… хм, работодателям, — посоветовал карлик, облизал губы, бросил взор на Алнурию, в черных линзах которой отражаются танцы красного и синего огней, затем вновь посмотрел на меня. — Поблажек больше не будет, господин.

— В смысле?

Он легонько пнул ногой камушек.

— Вы не замечали, что все произошедшие ужасы касались других игроков? Продолжительное время вы были сторонним наблюдателем, но с этого момента всё изменится. Хозяин и так, по моему мнению, долго с вами возился, господин.

Я лишь кивнул, обдумывая его слова.

Раздался оглушительный грохот, Альфа повалился на землю, ярко вспыхнув. Я попятился, закрываясь от жара руками.

Сильно хлопнуло, будто лопнул воздушный шарик, Альфа в последний раз страшно взревел и взорвался снопом ослепительных искр. Когда перед моими глазами исчезли красные пятна, на газоне осталось лишь черное дымящееся пятно.

— И что дальше?

Над нашими головами зависли три ведьмы. Они пялятся на меня, по-лягушачьи улыбаясь. В фиолетовом сиянии, исходящем от них, резвятся страшные мелкие уродцы — с ногами-спицами и с мордами-черепами.

Старая Алнурия захохотала:

— Сестры готовы посвятить медвежонка, хе-хе-хе. Сестры шепчут, что момент наступил, хе-хе-хе. И теперь жизнь парня полностью зависит от фатума, хе-хе-хе. Никаких кукловодов, никаких нитей, связывающих душу и тело, хе-хе-хе. Готов ли ты, медвежонок, к преображению?

Я поднял голову. В черноте купола звезд не разглядеть.

— Готов. Делайте, что надо.

На том месте, где погиб Альфа, вылезло бесформенное существо. Лишь отдаленно оно напоминает младенца. Тело изуродовано волдырями и торчащими из плоти осколками костей, левого глаза нет, вместо него — сочащийся гноем пузырь, правый глаз выпучен, пухлый рот, точно у рыбы, беспрестанно двигается, с жадностью всасывает воздух. Маленькие склизкие отростки, заменяющие конечности, тянутся ко мне.