Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 54

— Одну минутку! — вперед вышел Лумумба. — Чтобы быть до конца точными, нужно прояснить несколько деталей. — Штык, держа наготове наручники, развернулся к учителю. — Я имею в виду личность преступницы. — Елена стояла, как Жанна Д'Арк перед монахами. Высоко подняв голову и сверкая прекрасными глазами. — Женщина, известная нам, как Мадам Елена, так же зовется Матерью Драконов.

Толпа негодующе взревела, Штык поднял руки в белых перчатках, и волна народного гнева улеглась. Я, признаться, тоже был удивлен. Мать Драконов мертва. Я сам видел огромную дыру у нее в груди.

— До того, как появиться в вашем городе, она успела наследить и в других местах. — продолжил Лумумба. — Все слышали слухи о сгоревших дотла городах. Некоторые из них — правда. — он скорбно поджал губы. — Настоящее её имя Салтыкова Дарья Николаевна. Мало на белом свете преступниц, которые могут соревноваться с нею в коварстве, изобретательности и жестокости. И в количестве трупов, оставляемых за собой без всякого сожаления. — он подошел к Елене. — И мало у кого внешность может столь точно соответствовать внутреннему содержанию… — он сделал пасс.

Движения рук были не нужны, просто они помогали сконцентрировать внимание публики на предмете. На самом деле Лумумба приоткрыл Завесу, позволяя всем увидеть краешек Нави.

В толпе раздались испуганные возгласы. Елена зашипела.

— Мама, это настоящая Баба Яга! — закричал испуганный детский голосок.

Она изменилась. Стала меньше ростом. На спине появился безобразный, переваливающийся на одну сторону, горб. Волосы потеряли блеск, и напоминали теперь пыльную паутину. Глаза на коричневом, как печеная луковица лице, ввалились и загорелись злобным исступленным светом. Нос провис почти до подбородка, изогнутого, как крючок.

— И впрямь, полюбуйтесь: чистая Баба Яга! — толпа вновь заулюлюкала, засвистела, захохотала диким, издевательским смехом.

Елена рывком сбросила пиджак, оставшись в своей безобразной, пугающей наготе. Подняла руки с растопыренными черными когтями — меж ладоней у нее вспыхнула огненная плеть. Взмахнув ею, она хлестнула по людям в первых рядах. Никто не успел среагировать. Ни Штык, ни Лумумба, ни я — всё случилось очень быстро. Плеть пронеслась в каком-то миллиметре от моего лица, у Маши затрещали искры в волосах. Люди испуганно закричали и отхлынули.

И тут грохнул выстрел. Елена, с огромной дырой в груди, упала.

— Тут и сказочке конец. — послышался знакомый голос и на площадь, к Лумумбе и Штыку, подошел Таракан. В руке его дымился знакомый "Носорог".

— Земля к земле, прах к праху, пыль к Пыли. — глядя на мертвую колдунью, Лумумба негромко цитировал кодекс погребения магов.

Она уже не казалась ни страшной, ни безобразной. Просто пожилая женщина с огромной дырой в груди. Черты лица разгладились, и в них угадывался отблеск былой красоты, которой так славилась Елена.

— Не могу поверить, что она такая старая. — сказала Маша, смахивая слезу.

— Многое предстоит узнать о Пыльце. Кто знает, может, нас всех ждет подобная участь. — задумчиво сказал наставник. — Что наша жизнь? Игра…

— Думаете, это магия состарила её раньше времени?

— По моим сведениям, мадам Салтыковой было не больше сорока. Так что… — он пожал плечами и отвернулся.

Таракан молча стоял рядом, опустив дымящийся ствол к земле.

— Зачем вы стреляли? — спросил у него Лумумба. — Мы ведь собирались её допросить…

— Да, господин Краснов. — подошел Штык. — Вовсе не обязательно было её убивать.

— Убивать нужно только отъявленных негодяев. — сказал Таракан, всё так же глядя на Бабу Ягу. Потом поднял взгляд на полицейского, и посмотрел ему прямо в глаза. — Но отъявленных — обязательно.

Народ потихоньку расходился. Несмотря на предыдущую браваду, многие понимали, что убийство — это уже слишком. Дети плакали. Думаю, эту сказку они запомнят надолго.

— Позвольте, а что теперь делать нам? — недовольно спросил Штык у Лумумбы. Пребывая в такой же растерянности, как и остальные, он неосознанно искал, на кого бы переложить ответственность.

— Тушить пожар, я полагаю. — нисколько не смутился наставник. — Хотя, думается, там мало что осталось. — он кивнул на догорающее казино. — Хорошо, что здание стояло отдельно, и огонь не успел распространиться. Ну и… — он присел и заботливо прикрыл полами пиджака тело женщины, — позаботьтесь о погребении.

— Я бы хотел знать… — начал Штык, но учитель остановил его взмахом руки.

— Всему своё время. Сейчас нас ждут в другом месте. — поднявшись, он подозвал взглядом меня и Машу.

— Но…

— Утром. — проходя мимо, Лумумба устало похлопал Штыка по плечу. — Приходите в Агентство, там всё узнаете. А сейчас… — он кивком указал на догорающие руины, на растерянные лица людей, — Город нуждается в вас, господин полицеймейстер.

Обняв за плечи меня и Машу, он поочередно чмокнул нас в щеки и с удовлетворением произнес:

— Как же я рад вас видеть, дорогие мои!

Так мы и зашагали по улице, обнявшись, а люди останавливались и провожали нас взглядами.

В Агентстве горели все лампы. Желтый керосиновый свет лился из незадернутых окон, ложась на брусчатку большими светлыми плитами.

— Странно. — встревожилась Маша. — Шаробайка, что-ли, вернулся?

— Лучше, я надеюсь. Гораздо лучше. — пообещал учитель.

В прихожей, на диванчике, сидел Таракан и флегматично читал какую-то книжку. Припомнилось, что он, о чем-то пошептавшись с Лумумбой, быстро ушел с площади. Я тогда решил, что наставник услал Таракана, чтобы его присутствие не возбуждало в людях нездоровых эмоций.

— Ну как? Всё получилось? — спросил учитель. Таракан только кивнул вглубь коридора, и вновь углубился в чтение.

Признаться, он меня немножко пугал. Всегда корректный, собранный, твердо знающий, на каком он свете. И всегда наготове. Не удивлюсь, если его книжка называется "Молот ведьм"…

Хлопнула дверь, и в темном коридоре раздались тяжелые шаги. Они приближались. Маша осторожно взяла меня за руку, и я был ей за это благодарен. В голове билась одна мысль: хватит. Хватит сюрпризов. Хватит волнений, убийств… хотя бы на сегодня. Пусть это будут хорошие новости.

Наконец на свет, щурясь и вытирая лысую голову полотенцем, вышел мужчина. Одет он был в белую, называемую в народе "алкоголичкой", майку и тренировочные штаны с красными лампасами. На ногах его были клетчатые тапочки со смешными помпонами. Майка не скрывала ни тяжелых покатых плеч, ни обширного живота. И в то же время чувствовалась в незнакомце огромная мощь. Звериная, я бы сказал, сила. Поднимавшийся от него пар, раскрасневшиеся лицо и шея, всё указывало на то, что мужчина только что принимал душ. Одна была в нем странность: ухо и область вокруг глаза были черными. Это выглядело, как родимое пятно, и отчего-то казалось очень знакомым…

— Ну, здравствуй, здравствуй, Василий М'бвелевич. — пророкотал мужчина густым, чуть взревывающим басом, на ходу протягивая руку Лумумбе. — Сколько лет, сколько зим…

— Взаимно, Мокий Парфеныч, взаимно.

Они встретились, как старые приятели. Да нет, что я говорю? Как друзья! Они пожимали руки, тискали друг друга в богатырских объятиях, гулко хлопая по спине, и даже пустили скупую мужскую слезу…

Я покосился на Машу. Может, хоть она понимает, что здесь происходит? Почувствовав мой взгляд, она покосилась в ответ и еле заметно пожала плечами.

Спрашивать, что происходит, у Таракана я не стал. Пусть читает свой "Молот"…

— Это вы меня спасли. — вдруг, совершенно неожиданно, заявила Маша. Мужчины перестали хлопать друг друга по спинам. — Там, в тумане, за школой…

— Добре, яка ж глазаста дивчина. — обрадовался незнакомец. — Узнала таки. — и повернулся к Лумумбе. — А я всё гадал: допетрят, или нет?