Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 10

Бешеная моська, говорил Бабуля. Будь спокойней, и люди к тебе потянутся… Ага, как же. Пыхнут из огнемета, и не заметят.

Я не привыкла быть милой. В банде это как-то не способствовало выживанию. Там было всё наоборот: не важно, какого ты роста. Главное, кричать погромче и ругаться позаковыристей. Один раз Бабуля мне рот даже мылом намылил. И самое обидное, как раз этот последний кусочек я для волос берегла…

— Почему склад закрыт? — наконец спросил Таракан.

— Ты сказал молчать.

— Не придирайся к словам. Так почему?

— У меня столько же информации, как и у вас.

— Чего шумите? — в двери открылось небольшое окошко, в которое просунулся конопатый нос. — Стучите, орете, спать добрым людям мешаете…

Обрез ловко ухватил этот нос и стал выкручивать.

— Открывай, добрый человек. — ласково попросил он. — Потом поспишь.

— Отпусти! — гнусаво заканючил нос.

— Откроешь — отпущу.

…вот всех по тревоге и подняли. Боезапас и амуницию выгребли подчистую, ничего не осталось. — закончив рассказ, мальчишка развел руками. Было на вид ему лет двенадцать, белобрысая голова светилась в полумраке склада, как новенькая серебряная копейка. — Так что дедуля отдохнуть решил, в кои-то веки на рыбалку сходить. Всё равно, говорит, пока охотники не вернуться, тут делать нечего… Ну, а меня за охранника оставил.

— Охранник. — сплюнул Обрез и ткнул пацана в грудь. — И много ты тут наохранял? Поди на сторону патроны спихиваешь, пока дед не видит…

— Виктор! — осадил его Таракан. — Не груби. — он вновь повернулся к мальчишке. — Какие, говоришь, штурмовики?

— Имперские. Бластеры у них — ого! Сквозь любую броню дырки прожигают. Уже две деревни спалили.

— Да с чего ты взял? — я не могла поверить. Как так-то? Всех в рейд отправили, и только нас троих забыли?

— Митька слободской говорил. У него — мотик на кукурузном масле.

— И что?

— Хрен через плечо. Митяй, как про штурмовиков услыхал, прыг на мотик, и туда… Обсмотрел их со всех сторон. И шлемы белые, и доспехи… Всё, говорит, как в кино… Идут цепью и палят во всё, что шевелится.

— У меня другой вопрос. — задумчиво сказал Обрез. — Почему нас не позвали? Пигалицу эту рыжую — понятно, но нас?

— Может, надоело за идиотами доморощенными косяки подчищать?

— Маша, не заводись. — попросил Таракан. — А вопрос хороший. Ты где вчера вечером была?

— Дома.

— А мы на охоте. — поджал губы Обрез. — В реке по-за городом цзяоженя видали. Нас в наряд и отправили. До полуночи в засаде просидели, как дураки. И ни сном ни духом…

— Покажи-ка письмо. — Таракан требовательно протянул руку. Я отдала.

— Мать Драконов. — прочитав бумагу, кивнул Таракан. А потом посмотрел на Обреза.

…Никто не знает, откуда она взялась. Но несколько лет назад пошли слухи: появился маг, который может кастовать драконов.

Драконы. Это ведь не какие-то там орки недоделанные. Или даже штурмовики. Говорят, они могут спалить целый город за несколько часов, а питаются целыми коровами. Просто глотают, не жуя.

— Подождите! — я не выдержала. — Что же получается? Всех за город послали, а нас специально в резерве оставили? Чтобы мы, втроем, с драконами разбирались?

— А ты что от Шаробайки хотела? — спросил Обрез. — Чтобы он всем встречным и поперечным по две штуки башлял?

Неужели сбываются Ласточкины дурные пророчества?

— Ну, не специально же он всех из города угнал… — в это я точно не поверю. Есть же границы.

— Да нет, конечно. — сказал Таракан. — Просто совпало так. Бывает. И имперские штурмовики, и Мать… У него выхода не было. Зря вы на начальника гоните, Хрон — мужик неплохой.

— Ага. — кивнул Обрез. — Только хитровы…чурный. Думает, если мы Дракониху завалим, он малой кровью отделается. А если она — нас…

— Тоже плакать не станет. — согласилась я. — Интересно, а почему именно мы?

Я имела в виду, что нас троих, наверное, меньше всего ценят: я — рыжая пигалица, метр с кепкой, к тому же — бывшая бандитка, а Таракан с Обрезом — самые безбашенные. Им море по колено… Но Обрез понял по своему.

— Ну, мы-то понятно, почему. За нами и скилла, и симфалийские птицы, и мантикора, и еще много кого. Опыт, сын ошибок трудных. А вот ты?

— А она стреляет лучше всех. — оборвал Таракан.

— А еще мне деньги нужны. — тихо добавила я. — Шаробайка знал, что я по-любому не откажусь.

— Ладно. — Таракан кивнул на Егорычева внука. Мальчишка, тихий, как мышонок, замер с открытым ртом, ловя каждое слово. — Раз на складе нет ничего, пошли отсюда. — и направился к выходу. — Маш, ты с нами?

Сожгут нас к Едрене-фене, и косточек не оставят.

— А куда я денусь?

В "Трёх Пескарях" было людно: все столики заняты, у раздачи длинная очередь. Пахнет жареной рыбой и блинами. В желудке сразу забурчало. Пельмени, от вчерашнего ужина оставшиеся, я для болящих сберегла, позавтракать не сподобилась. Единственная сложность: денег у меня — две полушки с четвертинкой.

— Я угощаю. — вдруг сказал Таракан, подталкивая меня к раздаче. Наверное, заметил мои колебания.

Вообще-то, по харчевням мы с Ласточкой никогда не шастали — каждую копеечку сберечь старались. Только Бабуля ходил, иногда. Пообщаться с охотниками и выпить кружечку…

Пожав плечами, я взяла поднос: от халявной еды точно отказываться не буду. У меня вообще аппетит хороший, несмотря на недорост. Многие удивляются: и куда только влазит? Бабуля говорит, такой синдром развивается, если много голодать пришлось…

— И что ты предлагаешь? — спросила я Таракана, как только мы устроились за столиком и расставили тарелки. Рыбка была мелкая, зажаренная вместе с хвостиком и плавничками, и к ней прилагалась целая гора жареной картошки. А таких гречаников я в жизни не пробовала…

— Купим боеприпас сами.

Я подавилась. Прокашлявшись и дождавшись, пока схлынет злость, и на язык перестанут прыгать те самые слова, за которые мне рот мылом мылили, я посмотрела на Таракана.

— Я сказала, что хочу заработать, а не потратить.

— У нас нет выбора. Мать драконов ждать не будет. — Таракан взял стакан со сметаной, и вылил половину на блины.

— В смысле не будет?

— Завтра, самое позднее — послезавтра, она нападет.

— Может, это заставит власти раскошелиться?

— Может. Если от них хотя бы головешки останутся. Впрочем как и от всего города.

Я замолчала, переваривая услышанное. Вспомнилась картина: зеленый дракон, парящий над рекой. Художник потратил остатки жизни на то, чтобы её нарисовать. Он сказал: — Я не мог иначе. В Запылении он увидел будущее…

— Может, в слободе нам хотя бы патронов дадут?

Тяжелое, глухое отчаяние заставило желудок сжаться, выталкивая только что съеденное назад, в горло. Если распотрошу заначку — Ласточка меня убьет. Целый год мы с ней копили — копили, а тут…

— Ага, щас. — хмыкнул Обрез. — Воображаю: идем мы к оружейникам и говорим: так мол, и так, Мать Драконов. А они — цену в три раза против прежней! Потому что у нас выхода нет.

— Но… Почему? Она же всему городу угрожает!

— Да плевать им на город. У оружейников — бункера бетонные, со стальными дверьми. На атомный взрыв рассчитанные. Спрячутся и переждут.

— Шаробайка-то, небось, знал, что склад пустой. — я никак не могла поверить, что начальник мог так поступить.

— Это он на Тару рассчитывал. — пояснил Обрез, отправляя в рот целую кипу блинов. — Тара — он такой. Последнюю рубаху снимет.

— Не бренчи, Витюша. — Таракан, между прочим, за едой пользовался вилкой и ножом. И салфеткой.

— А чего я, не прав, что ли? — возмутился тот. — Ты ж уже всё решил. И заначку достал, я сам видел.

— Кто не хочет — может отказаться. — глядя ему в глаза, сказал Таракан. И повернулся ко мне: — Тебя тоже касается.