Сердце в залоге (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 48

- Пап, - кажется, назвав его так впервые едва ли не с момента аварии, Марина заставила отца замолчать, прервав этот рассказ. - Я не о фирме хотела поговорить, - она на секунду повернулась к Мише.

Любимому хватило этого взгляда, чтобы уловить молчаливую просьбу Марины. Для нее была бесценна его поддержка, да. Но сейчас… Марина опасалась, что его присутствие может только осложнить разговор.

- Мне надо с Костей еще один вопрос успеть решить, - Миша поднялся и вышел из кабинета.

Всем понятно было, что только предлог. И все же не так откровенно отца к разговору принуждали вроде. Да и не факт, что он вообще захочет с ней об этом говорить. Хоть и наедине.

Отец не комментировал эти все их взгляды и передвижения. Но как-то отстраненно и напряженно наблюдал за Мариной.

- Пап… - она внезапно начала нервничать. Посмотрела на пальцы рук, которые сжала до побеления…

- Что вы с Мишей думаете? - таким же отстраненным тоном заговорил отец, перебивая ее. - Может, хватит ему нервы трепать, Марина? Давно пора жениться…

- Свадьба через неделю. Надеюсь, ты будешь? - странно, но его ворчание помогло ей взять себя в руки.

Отец помедлил, а потом кивнул, принимая такое несуразное приглашение.

Марина поднялась и подошла к окну, посмотрела на двор, в котором когда-то очень любила проводить летние вечера. Обернулась, рассматривая кабинет, знакомый с самого детства…

- Пап, мне Миша рассказал, что в аварии была виновата еще одна машина, - вдруг, словно спрыгнув с обрыва, сказала Марина, больше не колеблясь.

Отец глянул на нее с какой-то непривычной, почти испуганной растерянностью. Но промолчал, сжав челюсти так, что это движение было заметно. И как-то очевидным становилось, что он не хочет обсуждения данного момента.

- Мише стоило бы оставить прошлое в прошлом, - спустя минуты две тяжело заметил отец, отвернувшись.

Марина опустила взгляд на свои руки и с таким же усилием вздохнула. Нет, она понимала отца - для нее тема тоже не была простой.

- А ты его разве оставил там, пап? Прошлое… в прошлом? - не поднимая глаз, уточнила она.

Со стороны отца раздался только сдавленный звук: то ли хрип, то ли недовольное и сердитое фырканье. Марина наконец подняла голову и посмотрела прямо:

- Пап, когда мы в последний раз говорили с тобой? Не орали, не выслушивали претензии относительно поведения друг друга, не предъявляли этих претензий, не обсуждали бизнес, а просто говорили? - даже устав немного перечислять, вздохнула Марина.

Отец все еще молчал. И не поворачивался к ней.

- Еще когда мама была жива, да? - сама себе и ответила. Немного прошлась, отойдя от окна, остановилась у книжного шкафа. - Почему, пап? Почему мы не говорили и не общались? Ведь самые родные…

Молчание повисло в кабинете. И какое-то время казалось, что никто его так и не нарушит.

- Ты злилась на меня. Ненавидела… - тихо и словно не ей, наконец, ответил отец, так и не повернувшись.

- Мне было шестнадцать! - тихо, но испытывая какое-то опустошенное бессилие, выдохнула Марина. - И я обожала маму. Но и тебя я любила… Да и люблю, пап! Так почему мы никогда о случившемся не говорили?! - она подошла впритык к нему и присела на корточки, пытаясь все-таки поймать взгляд папы.

- Потому… что я сам себя ненавижу… за то, что Мила умерла, - переведя глаза на стену за ее спиной, буквально протолкнул он сквозь зубы. И эта ненависть к себе в нем ощущалась настолько… У нее холодная дрожь по спине пошла. - До сих пор… Что тут обсуждать?!

Марина видела, с какой силой он вцепился левой рукой в подлокотник своего кресла.

И ей так больно стало. За них всех, троих… И за двоих - оставшихся живыми. И за отца - просто до сдавленного хрипа в горле и слез на глазах. И даже за Мишу, который вместе с ними тянул на себе последствия той страшной аварии. А еще - очень стыдно, что сама так долго себя по-детски глупо вела. Сейчас ей было кристально ясно, насколько отец себя наказывает каждый день за то, что повинен в смерти любимой женщины, взяв на себя всю ответственность за случившееся.

Не ожидая от него ничего, она сама протянула руку и накрыла своей ладонью его пальцы, легко сжав.

- Пап… - голос ломался и хрипел, предавая. Говорить было очень сложно. - Я очень маму любила. И злилась на тебя дико, да. Но не ненавидела. - Марина наклонилась и прижалась лбом к их рукам. - Мне, наверное, нужны были объяснения, понимание ситуации. А ты просто молчал. И просто ушел, изолировался от меня. Господи! Да я тебя больше полугода после аварии не видела даже! Словно ты все права на мою жизнь передал Мише… Нет, - поторопилась тут же объяснить, вдруг испугавшись, что ее не так понять можно. - Я люблю Мишу, и он… - Марина как-то сдавленно улыбнулась. - Он всегда навыворот себя извернет, на износ ради меня. Ради нас всех. Просто - я и тебя любила очень, пап. Тогда, сейчас… - вздохнула, не до конца понимая, хочет он слушать ее или нет. - И то, что мы так и не поговорили тогда, только усиливало боль. Я ничего не понимала. И словно сразу обоих родителей потеряла. И… мама любила тебя очень. Но и я, пап. Злилась часто. И спорила, все хотела, чтобы ты мной гордился. Но ведь ты меня тоже сильно любил. Я помню. И мама говорила всегда, когда у меня характер играл. Твой характер, - через силу попыталась улыбнуться.

Говорила, давясь слезами, удушающим плачем. Но словно прорвало то, что двенадцать лет в душе копилось, нагнаивалось, мучая постоянной болью и горем. А теперь - сил больше не осталось терпеть. И вдруг появилось понимание, что обоим от этого отстранения только хуже и больнее. Точно как с Мишей. Хоть и вряд ли осознала бы все, если бы в сторону не отошла, конечно.

Большое лучше видно на расстоянии. Истинная правда.

- Мы ведь уже никак прошлое не изменим. Ничего, - попыталась вдохнуть, но всхлипнула вместо этого, продолжая руку отца сжимать.

Какофония эмоций! Позавчера, стоя здесь же практически, - была полна холодной отстраненности, той старой обиды и злости. А сейчас задыхалась от потребности снова понять и быть отцом понятой. Просто поговорить. Ему доказать, что не ненавидит!

Результат не одних суток. Того же года, что вдали провела. Просто период настал, видимо, взрослые решения принимать.

- Я у мамы на кладбище вчера была. Буря, конечно, устроила беспорядок, там ветки поломаны, - зачем-то начала рассказывать, никак не в состоянии все к смыслу свести. - Но вроде памятник целый, и наши деревья, кусты…

- Да, я видел, Мариша, - сдавленно просипел отец вдруг, впервые заговорив за эти тяжелые минуты. Кивнул. - Уже убрали все, я проследил…

А Марина подняла лицо и поражено уставилась на отца, только сейчас осознав, что и он до сих пор слишком часто на кладбище бывает.

Ну словно дурочка, ей-Богу! Совершенно не пыталась его понять, ища такие глупые оправдания для своей боли! Только себя и считала вправе скорбеть… Все молодые такие? Или ее гордости и характера - итог?

Господи! Душу скрутило в узел только от мысли, что же отец испытывает…

Заслуженно или нет - не ей судить, по большому счету. Не ей…

Ничего Марина толком не знает о той ночи, хоть и находилась в машине. Не имеет представления о том, что предшествовало аварии и чего отцу стоила вся их жизнь ранее: желание обеспечить и ее, и маму самым лучшим. Сколько сил, времени, нервов и жертв, компромиссов с собой и с другими. Он не желал говорить, и не расскажет уже, наверное. А теперь… Они и без того слишком много лет уже потеряли.

Закусив губу, Марина опустилась на колени и, ничего больше не говоря, обняла отца. Она не знала, готов ли он налаживать их отношения. Не имела понятия, смогут ли они дальше общаться без споров и крика. Но в данную минуту это не имело значения. Она безумно соскучилась по нему. По родному человеку, которого и сейчас любила и чье одобрение всегда хотела заслужить. Несмотря ни на что. И все-таки заплакала в голос, когда ощутила, как отец неловко и топорно попытался обнять ее обеими руками, даже покалеченной.