Сердце в залоге (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 3

- Думаю, нам лучше поговорить утром, когда ты отдохнешь, - будто и не заметив ее слов, проговорил отец.

Словно велел ей отправляться в свою комнату, как в детстве, и там подумать о собственном проступке. Марина даже улыбнулась. Вздохнула и, молча развернувшись, пошла прочь.

- Ты куда? – впервые за все их общение, занявшее едва ли двадцать минут, в голосе отца прорезалось негодование от такого своеволия.

- Прогуляюсь, - Марина передернула плечами, не задерживаясь в дверях комнаты.

- Ты так и осталась ненормальной! Неугомонная! – кажется, отец отправился следом за ней на своем кресле. И еще больше выказывал недовольства поведением дочери. – А последние месяцы давали мне надежду, что ты все же взялась за ум. Там шторм, ливень, а ты гулять собралась?!

Отец интересно «кричал», не повышая при этом голоса. Но если раньше эта его привычка ее пугала и заставляла замирать, слушая, то теперь Марина вообще не ощущала «власти» его голоса. Она наконец повзрослела. И теперь знала, что в состоянии сама управлять своей жизнью.

Дальше холла отец за ней не последовал, к счастью. Видимо, не было интереса мокнуть под ливнем, который и правда не прекращался, а лишь усилился к вечеру. Да и ветер крепчал. При всем ее отношении, отец не преувеличивал – погода действительно штормовая. Но Марина не имела никакого желания сидеть в доме. С большим интересом она оказалась бы сейчас вообще в другом городе, однако и здесь существовали люди, которых Марина действительно хотела увидеть после столь долгого отсутствия.

- Куда-то едем, Марина Витальевна? – Антон, водитель, который и встретил ее сегодня на вокзале, догнал на последних ступенях крыльца.

Видно, отец велел ему везде ее возить. Марина была не против. После аварии, забравшей жизнь матери, она вообще несколько лет панически боялась автомобилей, перенося поездки только в обществе одного-единственного человека…

Она оборвала свои мысли, ступившие на опасную тропку.

Как бы там ни было, даже сейчас Марина не преодолела этот страх настолько, чтобы самой овладеть искусством управления автомобилем. Так что только кивнула.

- В цветочный магазин, - привычно загнав поглубже внутренний мандраж, она села на заднее сиденье, укрываясь от холодных капель, бьющих в глаза, лицо, руки. Сильный ветер превращал их удары почти в болезненные.

Водитель кивнул, в отличие от нее, похоже, с облегчением спрятавшись в машине, и тронул автомобиль с места.

- Ох, ты ж маленькая моя! – кажется, в третий раз за последние двадцать минут, повторила тетя Люба, с тяжким вздохом осматривая Марину с ног до головы. И вновь принялась составлять букет. – Совсем измученная, бледная, румянца на щечках нет! Мать бы испугалась, тебя увидев. – Немолодая женщина покачала головой, ловко прикрепляя гиацинты к основе.

Марина на эти вздохи реагировала так же мало, как и на недавние «крики» отца. Хотя испытывала к тете Любе кардинально другие чувства. Она была очень рада ее увидеть, и внутри появилось тепло, которого Марина слишком давно не испытывала. До чего же приятно просто посидеть рядом с человеком, который знает тебя с самого детства и искренне за тебя волнуется. А на беспокойство тети Любы по поводу ее внешнего вида Марина внимания не обратила: тетя Люба всегда находила повод ее пожалеть (в самом добром значении этого слова) и напичкать чем-нибудь вкусным. Просто, прекрасно зная, как тяжело Марина перенесла смерть матери, добрая женщина пыталась хоть так дать ей частичку женской любви и заботы. И ей это удавалось. Если Марине было плохо, тоскливо или паршиво, она всегда отправлялась сюда, в цветочный магазин, который отец когда-то открыл для матери, чтобы та «дома не скучала». И который работал до сих пор именно из-за упорства и требований самой Марины, выставившей едва ли не ультиматум, когда отец собирался магазин продать после смерти жены. Для Марины мама до сих пор находилась здесь, среди этих стеллажей с вазами, в этом безумном смешении всевозможных цветочных ароматов: свежих, пряных, сладких, влажных, дурманящих. И тетя Люба, которую наняла еще мама, так же была для Марины частичкой еще той, совсем другой, счастливой и простой жизни.

- Как же ты там одна, в чужом городе? – продолжала сокрушаться тетя Люба, оборачивая цветы декоративной сеткой. – Без друзей, родных? Без… никого, - неловкая пауза сопровождалась испуганным и виноватым взглядом в ее сторону. И только тихая музыка из приемника сглаживала затянувшуюся тишину разговора.

Марина вздохнула, зажмурившись. Глупо было бы надеяться, что по возвращении в родной город ей удастся избегать этой темы. Но и воскрешать ту не хотелось. Как и упоминать того, имя кого к ночи вообще произносить не стоило (ее личная дурная примета).

Здесь все было куда сложнее и труднее, чем в отношениях с отцом. И тетя Люба об этом знала поболе других. Вот и осеклась. Вот и смотрела в сторону Марины виноватым взглядом. А она не знала, что сказать.

Этой болезнью она не переболела. Затолкала боль поглубже, научилась игнорировать, не замечать, не думать, не вспоминать. Да так и жила. И судя по тому, что и с другой стороны за год после побега не последовало никаких претензий, возражений или требований, ни одного звонка, - Марина сделала вывод, что так даже лучше. Раз ее отпустили, значит не так уж и нужна она была. И не факт, что с этим осознанием ей было жить менее болезненно, чем с прошлой мукой самой связи. Хотя, парадокс, но ведь именно этого Марина и желала – полного забвения. Воистину, человек - самое противоречивое существо и никогда точно не знает, чего на самом деле хочет.

- Вот, маленькая моя, держи, это тебе! – тетя Люба с довольной улыбкой вручила Марине только что собранный букет, замяв предыдущую тему. – С возвращением домой! Только, - тут Люба бросила обеспокоенный взгляд в окно. – Как ты его довезешь? Ветрюган такой! Давно такой бури не было, того и гляди, деревья повалит. Вон как качает!

Она не преувеличивала, шторм усиливался, пригибая все к земле, и деревья не были исключением. Смотреть на подобное буйство природы становилось немного страшновато. Тут бы и правда, скорее ехать домой. Только к отцу совсем не хотелось, а своего жилья у нее теперь здесь не имелось.

- Доберусь как-то, - Марина устало пожала плечами, прикинув - а не снять ли ей номер в отеле?

Конечно, отец взбесится, ну так а почему бы и нет? И хоть сейчас она не испытывала того горького восторга при мысли о том, что сумеет достать родителя, который отравлял душу раньше, - вариант казался неплохим. Обо всем остальном она просто старалась не думать.

Уткнувшись носом в цветы, Марина глубоко вздохнула. Надо было определяться, но так не хотелось покидать уютную атмосферу цветочного магазина и привязанности Любы. За месяцы, проведенные в другом городе, Марина успела отвыкнуть от изматывающего напряжения, которое было частью ее жизни здесь. И тетя Люба, кажется, понимала это. Потому и не торопила особо. Наоборот, прибрав на рабочем столе, подошла и молча обняла Марину. Крепко и мягко. Почти так, как это когда-то делала мама.

Воспоминания накрыли, будто одеяло, грудь сдавил ком, и, даже для себя неожиданно, Марина вдруг всхлипнула, поняв, что ее душат рыдания.

Так много всего всколыхнуло в ее душе возвращение! Сколько же всего пережила она в этом городе! Словно поняв это все, тетя Люба с горестным вздохом обняла ее еще крепче, нежно погладив по голове.

- Ну, будет, будет, маленькая. Не плачь. Ты сильная, и не с таким справлялась, - попыталась ее, видимо, успокоить Люба, даже чуть покачивая. – Все поборешь.

Марина улыбнулась, радуясь, что Любе не видно горечи этой улыбки. Глубоко вздохнула и уже было собралась с деланой бодростью согласиться. Кивнуть и сказать: да, справится. И не таких медведей приручали…

Но тут, словно подтверждая ее давнюю примету «не к добру», пусть и не произнесла она этого вслух, на улице что-то оглушающе громко затрещало, загрохотало. Раздался хлопок, тетя Люба испуганно вскрикнула, и весь магазин вдруг погрузился в темноту и тишину. То есть завывания ветра, шум ливня остались. А также еще какой-то треск. А вот электричество, однозначно, исчезло. И кажется, не только у них, а и на всей улице. Во всяком случае, не горели и фонари.