Проклятый род (СИ) - Сапфир Юджин - Страница 70

      — Приступайте! — сказал монах, наклонившись к Александру.

      Палачи медленно начали тянуть за веревки. Из-под ног ушёл эшафот с уже привычным щербатым гнилым деревом. Горло сжало мертвой хваткой, не давая воздуху просочиться в легкие. Влад захрипел, пытаясь урвать хотя бы последний вдох.

      — Вы будете так мучиться еще минут пять! — торжественно произнесли в один голос палачи, с трудом закрепляя натянутые веревки за специальные петли, торчащие прыщами из помоста.

      Церковники встали с места и начали зачитывать молитву, бесстрастно взирая на двух болтающихся, как куклы в петле, казненных. Влад не уже слышал их голоса: в ушах звучал только собственный хрип, сознание мутнело от невыносимой пульсирующей боли в шее и нехватки кислорода. Он скосил глаза на друга, дергающегося рядом: Артем, побагровевший и сдавленно сипящий что-то, судя по всему, испытывал то же, что и Влад. В глазах начало темнеть — сил сопротивляться подошедшей вплотную смерти уже почти не осталось. Его друг солнце начало тонуть, стираться в мутной пелене небытия. Влад закрыл глаза, впервые пожелав, чтобы эта пытка уже наконец закончилась.

      — Значит… ты решил умереть?

      Влад услышал знакомый ему почти с самого рождения голос. Тембр, который он никак не мог перепутать с чем-то еще. С трудом разлепив веки, он увидел перед собой Цыгана!

      — А-аааа. — хотел сказать Влад, но с губ сорвался только нелепый хрип.

      Он был счастлив, счастлив. Даже в такой ситуации. Значит, он почти умер, раз за ним пришёл его второй отец. Влад чувствовал, как его губы сами собой расплываются в улыбке, на глаза навернулись слезы, пробудившие в его душе какое-то светлое, радостное чувство. Он почти забыл о веревке, все туже сдавливающей шею.

      — Влад, — заговорил Цыган бодрым голосом. — Ты не должен здесь умереть! Ты не представляешь, что тебе уготовано, Мелочь. — Он подошел к Владу и, вытянув руку, ласково потрепал его по щеке. — Прости меня, за все! –Внезапно Цыган посерьезнел, отступил на полшага и убрал руку за спину. — Вспомни… Вспоминай… Они мучали, они пожирали меня! Что я сделал, чтобы заслужить это? — Влад замычал от злости и отчаяния, вспоминая чудовищную картину, увиденную в клане перед уходом. Цыган меж тем продолжал, горько и как-то устало, как последний безумный пророк: — Мефистофель убьет их, слышишь меня! Он лично сожрет твоего батю, выплюнет его кости и даст остатки свои полукровкам. Все невинные дети! Все женщины! Подумай и попытайся представить это! Твои друзья — их не станет! Этот мир, — Цыган замолчал, будто проматывая перед глазами прожитую жизнь и желая поделиться опытом, самым сокровенным — Он жесток, нельзя прогибаться, один раз — станет вечным! Собери всю свою ярость в кулак, и разорви веревки, ты спаситель… Хочешь, покажу тебе, что будет с кланом, если ты умрешь?

***

      — Хахахахаха. Я убил его! Наконец-то!

      Влад стоял в центре родного города, ошеломленный, не веря увиденному. Весь клан: дома, палатки, даже улицы — пылали синим пламенем, пожирая обитателей этого поселения. Он не мог сделать ни шагу: тело не слушалась его, рот словно заклеили вязкой массой.

      — В-в-влад…

      Он с трудом повернулся и увидел привалившегося к тлеющей стене Чингина: весь обожженный, на лице черная корка запекшейся крови, его товарищ был почти неузнаваем. На его коленях лежал Колян с раскроенной головой. Владом овладело бешенство, холодное, как тающий в руке снег, и вместе с тем жгучее как разгорающийся где-то внутри огонь. Его разум красной пеленой затуманила ярость! Фигуры друзей растаяли в немыслимом синем пламене, и перед Владом возник силуэт существа, которое он сразу узнал, хоть и хотел видеть меньше всего на свете.

      — Привет… Влад!

      — Мефисто!

      Влад смог заговорить. Он увидел своего врага стоящим на крыше разрушенного здание. Одной ногой он небрежно попирал гору трупов, другой уперся в крошащийся бетон. На согнутом колене висел мешком Андрей, давящийся собственный кровью, — вокруг все было залито алым — или это у Влада опять помутилось в глазах? Рука проклятого четвертого Князя Белого Дьявола по локоть ушла в грудь отца, как, бывало, дети запихивают ладони в ил, чтобы выудить оттуда горсть сокровищ, вроде камушков или ракушек. Андрюха попытался что-то сказать и потянулся к Владу, и в этот момент Мефисто резким жестом выдернул руку с бьющимся и трепещущим сердцем Стража. Ладонь отца упала, словно срезанный серпом стебель, взгляд остановился и остекленел. Мефисто скинул безжизненное тело вниз, к ногам Влада, который так и остался стоять столбом, по-прежнему не в силах двинуться.

      — Ты хочешь узнать это свое пророчество, Влад? Изволь, я поведаю его тебе, — Мефисто легко спрыгнул с крыши дома и не спеша подошел к Владу. — Ты придешь в клан, и я уничтожу тебя. Эта сцена — Кровавый Бал, на котором тебе придется протанцевать до последней секунды, выпить все ощущения до последней капли, пока не покажется дно!

***

      — Первый готов!

      Экзекутор подошел к Владу и небрежно похлопал его по щекам, пощупал пульс на шее. Этот кончился — было понятно. Палач был опытен, он провел сотни идеальных казней и дело свое знал в совершенстве. Говорят, в доистории при повешении должен был присутствовать врач, чтобы засвидетельствовать смерть. Ему это было не нужно. Сам врач — сам и палач. Экзекутор осклабился. Этот уже был дохлятиной. Второй паренек еще держался, но его лицо посинело от недостатка кислорода — до конца оставалось недолго. Палач повернулся к жадно взирающим на почти завершившееся действо начальникам церкви. Им никогда не было много. Бог справедлив, но жесток. Исполнителю церковной воли нравилось думать, что в момент казни он приближается к небесам. Уничтожать безбожников — не грех, а он — божье орудие. Так говорил Белый, а Святой этот тезис всегда подтверждал, благословляя его на праведное дело.

      — Что, снимать? — Он внезапно почувствовал, что в его голову кто-то вцепился сзади и сжал ее так сильно, что возникло ощущение, что череп вот-вот треснет как гнилой орех. Он не может умереть — божье орудие бессмертно! Экзекутор попытался это сказать, призвать на помощь церковников, но все, что сорвалось с его губ, было тоненькое, как скулеж девчонки «Отпусти меня!»

      Его собрат впал в ступор — он всегда был слаб. Краем глаза экзекутор заметил, как тот задрожал и попятился назад, семеня как разъевшаяся псина. Глаза застилала муть, мысли путались. Было ясно что кто-то пытался казнить его самого — вот только кто? Неужели никто не поможет? Незаменимых нет — он всегда это знал, но все же он человек. Человеку свойственно грешить — и теперь, похоже, настал час расплаты. И все же платить не хотелось.Но он ничего не решал — он всего-то лишь приводил приговор в исполнение. А это не в счет. Это… несправедливо…

***

      — Помогите! — Взвыл палач держась за голову.

      — Что с этим человеком? — завопил, дрогнув от увиденного, Александр. — Он был мертв, а теперь восстал!

      Позади вопящего, нелепо терпыхающегося, как бабочка на булавке, палача, висел Влад, который порвал веревки стягивающие кисти, словно это были гнилые нитки и, обхватив ладонями голову неудачливого исполнителя божьей воли, сжимал ее изо всех сил.

      — Ааааа!

      Он оторвал палача от гнилых досок, словно тот был пушинкой. Теперь они оба болтались над помостом. Церковники с ужасом, онемев, наблюдали. Влад напрягся, и, напоследок сдавив башку мучителя из всех сил, шваркнул его об эшафот. Хрустнули доски. Палач, судя по всему, отключился. Второй уже сполз со ступенек. Пора было заняться собой — пока святоши не пришли в себя. Влад раскачивался в петле, как сумасшедший. На его лице появилась безумная улыбка, которая ширилась с каждым колебанием тела.

      Правой рукой он схватился за веревку, сдавливающую шею, и рванул ее. Петля лопнула, освободив гортань от удушья. Влад упал на эшафот, раздался глухой звук и треск досок. Он не спеша поднялся, оглядывая ошеломленных священников. Даже Белый Монах, казалось, одеревенел, тупо таращась на него из-под капюшона. Влад бросил оценивающий взгляд на валяющегося мешком палача, подхватил его левой рукой за толстую шею и со всех сил бросил в столб, подпирающий балку на которой все еще болтался посиневший Артем. Столб сломался, разлетевшись щепками по помосту, балка повисла без опоры, щерясь острыми обломками дерева. Ослабшая веревка съехала, и Артем рухнул без сознания неподалеку от товарища. Влад подошел ближе к краю эшафота. Его пожирала глухая ярость, которая разрасталась внутри как ядовитая опухоль. Ярость вымораживала его, словно он прислонился к глыбе льда.