Отважная лягушка (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна - Страница 35

"Вот где раздолье всяким маньякам и извращенцам, — ёжась подумала Ника. — Купил говорящее орудие труда и делай с ним всё, что заблагорассудится. Никто и слова не скажет. Частная собственность, батман".

— Ты только помалкивай о том, что я рассказала, — сурово сдвинув брови к переносице, предупредила хозяйка.

— Да, госпожа, — смиренно поклонилась невольница. — Клянусь Такерой.

Зевая, Ника забралась в фургон, но прежде, чем рухнуть на шкуры, пробормотала:

— Лучше вообще не говори, что я куда-то ходила ночью.

— Слушаюсь, госпожа, — покладисто согласилась женщина.

— И разбуди меня… как только… перед рассветом…

Путешественнице казалось, что после всего увиденного и услышанного она глаз сомкнуть не сможет. Слишком много страшных впечатлений свалилось на неё этой ночью. Но перегруженный негативом разум просто выключился, словно уже позабытая электрическая лампочка, погрузив сознание в блаженную темноту.

Увы, отдых оказался очень недолгим, и вкрадчивый голос вырвал Нику из небытия.

— Проснитесь, госпожа. Заря над горами. Скоро рассвет. В усадьбе давно тихо.

При последних словах девушка вздрогнула, вспомнив всё, что случилось. Рывком сев, протёрла глаза.

— Спасибо, что разбудила. Давай выбираться отсюда.

Первым делом она, вновь обрядившись в дикарский костюм, принялась расчищать путь. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем подгоняемый руганью, проклятиями и ударами палки ослик, натужно хрипя, втащил фургон на дорогу.

Не желая попадаться на глаза обитателям поместья, путешественница отогнала повозку за холм, где переоделась и велела Риате заняться причёской.

Чувствуя, что не в силах просто так сидеть и ждать, Ника прошла немного назад, так чтобы видеть усадьбу Сфина Бетула, где этой ночью творились чересчур гнусные даже для этого мира дела.

Кутаясь в меховой плащ и переступая с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть, она не забывала оглядываться по сторонам. Но в этот серый, предрассветный час дорога всё ещё продолжала оставаться пустынной.

Возле господского дома уже суетились какие-то фигурки, когда ворота усадьбы распахнулись, выпустив большой фургон артистов.

Только после этого девушка вернулась к своей повозке.

— Едут, госпожа? — робко спросила невольница.

— Едут, Риата, — кивнула хозяйка, и погрозив пальцем, ещё раз предупредила. — Запомни, я ночью никуда не ходила. Всё остальное можешь рассказывать, как есть: и про сторожей, и про крик.

— Я лучше буду говорить, что всю ночь спала и ничего не слышала, — предложила собеседница.

— Не поверят, — возразила госпожа, усаживаясь на скамеечку. — Какой сон в таком месте?

Она потёрла озябшие пальцы ног. Надо бы шерстяные носки раздобыть. А то так и ревматизм заработать не долго… Или артрит какой-нибудь?

Ждать артистов пришлось довольно долго. Но вот из-за холма появилась полотняная крыша фургона, потом державший поводья Анний Мар Прест с сидевшим рядом Тритсом Золтом и головы мулов, как будто выраставшие из-под земли.

По мере приближения путешественница всё яснее видела бледные, осунувшиеся лица, а скулу Тритса Золта украшал внушительный синяк.

— Где мальчики? — крикнула Ника.

— Здесь, госпожа Юлиса, — глухо ответил Анний Мар, кивнув себе за спину.

Когда их повозка проезжала мимо, девушка услышала за матерчатыми стенками рыдания, которые не мог заглушить даже грохот колёс по плотно утрамбованным камням.

— Давай за ними, — приказала она Риате, хмыкнув про себя: "Что-то не видно большой радости. Но, может, они просто переживают те унижения и мерзости, которые пришлось перенести? Ну и сволочь же этот Сфин Бетул!"

Когда их маленький караван выехал на ведущую в город дорогу, та оказалась уже заполнена повозками, вьючными животными и просто пешеходами.

Привычно оглядываясь по сторонам, она наткнулась на осоловелый, неподвижный взгляд рабыни. Риата медленно, как большая кукла-неваляшка, раскачивалась из стороны в сторону, казалось, только чудом не выпуская поводья из рук. Присмотревшись, поняла, что хитрая невольница обвязала их вокруг запястий и теперь дремлет с открытыми глазами, рискуя в любой момент упасть на дорогу.

— Ты ночью спала? — спросила хозяйка, ткнув невольницу в бок.

— А, что? — встрепенулась та.

— Я говорю: ты ночью спала? — терпеливо повторила Ника.

— Нет, госпожа, — жалобно всхлипнув, покачала головой Риата. — Уж очень там страшно было. И вы же приказали вас разбудить…

В последних словах прозвучал явный упрёк.

Покачав головой, девушка мысленно проворчала: "Разбаловала я её совсем", но вслух проговорила:

— Полезай в фургон и спи. А то ещё свалишься.

— Ой, госпожа, да как же так…, - без особого энтузиазма запричитала невольница. — Это вам…

— Лезь, я сказала! — рявкнула хозяйка, отбирая поводья. — Не беспокойся, долго разлёживаться я тебе не дам.

— Спасибо, добрая госпожа, — картинно всхлипнув, рабыня не удержалась от широкого зевка. — Пусть небожители наградят вас многими милостями.

Через минуту из-за неприкрытой дверки послышался лёгкий, размеренный храп. Какое-то время путешественница ещё бубнила себе под нос, награждая спутницу не самыми лестными эпитетами. Но пригревшись в меховом плаще, очень скоро сама стала зевать во весь рот. Она тёрла глаза, трясла головой, даже ущипнула себя пару раз. Однако, это слабо помогало.

Ночные приключения так вымотали тело и разум, что они настойчиво требовали отдыха, полагая короткий сон под утро совершенно недостаточным для восстановления сил.

Можно, конечно, пинком разбудить рабыню и посадить её на облучок. Вот только Ника опрометчиво решила, что позволит ей спать по крайней мере до остановки на обед. А показывать слабость даже самой себе как-то не хотелось. В конце-концов девушка спрыгнула с повозки и долго шла рядом, стараясь прогнать сон ходьбой.

Солнце перевалило за полдень, а фургон артистов по-прежнему катил вперёд. Не в силах более бороться с наваливавшимся сном, путешественница уже собиралась поднять Риату, чтобы самой занять её место, когда повозка урбы вдруг свернула на какую-то неприметную малоезжую дорогу.

От тряски невольница проснулась, и стоя на четвереньках, выглянула из дверки.

— Куда это мы едем, госпожа?

— Откуда я знаю? — крепко вцепившись в скамейку, чтобы не упасть, зло огрызнулась хозяйка.

Фургон дребезжал и подпрыгивал на каменистой почве, покрытой жёсткой, порыжевшей травой. Животные, недовольно фыркая и хрипя, налегали на постромки. Матерчатые стенки повозки артистов ходили ходуном, слышались недовольные голоса и плач.

Но скоро выяснилось, что Анний Мар Прест знал, куда ехать. Перевалив через холм, караван остановился у небольшого озера, из которого вытекал узкий, но бурный ручеёк.

Спрыгнув с повозки, Ника с удовольствием потянулась, улыбаясь выглянувшему из-за облака солнышку, да так и застыла, словно вбитый в доску гвоздь.

Крайон Герс и Крина помогали спуститься на землю бледному, почти зелёному Хезину. Приния торопливо расстилала под повозкой тощий матрасик, и мальчик, опустившись на него, в изнеможении прикрыл глаза. Мать с посеревшим, осунувшимся лицом и красными глазами, укрыв сына одеялом, пошла к озеру, прихватив кувшин с треснувшим горлышком.

— Менран, — тихонько проговорила Приния, заглядывая в фургон. — Выходи, зайчик мой, не бойся. Тебя никто не обидит. Здесь чужих нет, все свои.

Из-за полога, прикрывавшего вход, появилось бледное, испуганное лицо мальчика. Робко оглядевшись вокруг, словно маленький, затравленный зверёк, он протянул к матери тонкие, трясущиеся ручки. Та осторожно приняла сына в свои объятия, и тот повис у неё на шее, мелко дрожа худеньким тельцем. Качая его словно младенца, женщина пошла к озеру, не обращая никакого внимания на застывшую столбом девушку. А та бездумно смотрела им вслед, боясь даже пытаться осмыслить увиденное.

Приния бережно поставила сына на траву и стала осторожно стаскивать грязный, разорванный во многих местах хитончик. При виде синяков на узенькой, по-детски трогательной спине, девушка бросилась за повозку, с трудом удерживая рвущийся из горла крик.