Виктория Света (СИ) - Зосимкина Марина - Страница 12

«Да не вопрос это был. И даже не риторический, а подколка. Низкая и злая подколка, правильно Светка тебя поняла. А сейчас она еще тебя и выгораживает», – с досадой подумала Вика, мимоходом подивившись необычайной серьезности Светиковых высказываний, равно как и ей несвойственной лексике.

Криво улыбнувшись, сказала:

– Да ладно, Клинкина… Я бы тоже обиделась на твоем месте. Просто у меня полоса какая-то сейчас… Не все складывается, как хотелось бы. Ну, это неважно. Но за то, что ты меня оправдываешь, спасибо. И я очень ценю твою откровенность.

– Это вынужденная откровенность, Медведева, но я действительно тебе верю и очень надеюсь, что ты мне поможешь. Ой, извини, Викочка, я хотела сказать «Демидова». Откуда это у меня вылетело? Конечно, Демидова.

Вика быстро на нее взглянула. Светка Клинкина еще в школе отличалась завидной интуицией вкупе с отменной эмпатией. Отсюда и вырвалось у нее «Медведева», а не «Демидова». Медведева – это прежняя Викина фамилия, под которой она до девятого класса жила. Пока ее тетя Катя не удочерила. Но сейчас об этом лучше не вспоминать. Незачем себя жалобить.

– Теперь о сути моей проблемы. Изложу, наконец, – продолжила Светлана. – Дело в том, что я очень боюсь за Германа. Дело в том, что я уверена, что ему грозит какая-то опасность. Или гадость какая-то, но с серьезными для него последствиями. Тебе нужно к нему устроиться на работу. Как бы под прикрытием. Уборщицей.

Вика удивленно вскинула брови. Не референтом? И даже не секретарем? Уборщицей? Мило.

– Он не должен знать, о чем я тебя сейчас попрошу. Конечно, было бы лучше тебя секретаршей к нему пристроить, но у него секретарша есть и в декрет не собирается. И помощник тоже есть. Тогда хотя бы уборщицей. Ну, Викочка, ну, соглашайся! Я Герману скажу, что ты осталась без работы, что пропадаешь, а я не могу отвернуться от школьной подруги, не оказав помощи. Если в рабочее время ты будешь с ним рядом, мне будет спокойнее! Ну, хотя бы недельку! А лучше – месяц. Или я не знаю сколько. У меня сердце за него изболелось! Я просто изнервничалась вся который день, места не нахожу!

С легким раздражением в голосе Виктория проговорила:

– Это не очень хорошая идея, Света. Разве ты не в курсе, что уборщица появляется один раз за день, если не реже? А потом торопится драить пол в соседнем продуктовом магазине или медклинике. Или сразу домой к внукам. Даже если я, пропылесосив, помыв и протерев, захочу остаться поблизости от твоего Геры, он первый попросит меня удалиться. И твое ходатайство тут не поможет, поскольку ты не сможешь дать хоть какое-то объяснение своему капризу. Так что, я вынуждена отклонить столь привлекательное предложение. В виду его полной бессмысленности. Извини, не обижайся.

– То есть… не поможешь?

– Нет.

Светка замерла. А потом разрыдалась.

Викторию это поразило невероятно. Нет, не сам факт Светиковых рыданий ее поразил, а то, как Клинкина сейчас их исполняла. Еще со школы Вике был известен отточенный до мелочей постановочный номер Светкиного плача. Из распахнутых ее глаз, словно по мановению волшебной палочки, начинали струиться чистыми ручейками слезы, а на лице проступало выражение трогательного и прекрасного страдания. Невинно-жертвенного, конечно. Этюд мог сопровождаться тихими вдохами и нежными всхлипами – и только. И никаких вам грубых звуков и уродливых гримас. Артистизм высокого уровня. Гениальная Вия Артмане в роли гениальнейшей Джулии Ламберт.

Сейчас же Светкина мордочка обезобразилась складками, и покрасневший нос захлюпал, и губы скривились, да и звуки, которые при этом рвались из Светки наружу, эти «гы…гы… гы…», были, как бы это сказать, не изящны. Никакой эстетики, то есть абсолютно никакой. Что это с Клинкиной? Потеряла мастерство? Или?..

Наверно, все же «или». Потому что Светка уже взяла себя в руки. Достала из сумочки пачку бумажных носовых платков, высморкалась, аккуратно промокнула веки. И, обращаясь к цветочкам на скатерти, проговорила:

– И что же мне теперь делать…

По всему было видно, что никакого ответа от цветочков она не ждала. Да и от Вики тоже. Пространство беседки и все, что было вокруг беседки, весь огромный окружающий мир заполнило молчание, холодное и тугое, как мертвая стоячая вода в изгаженном и некогда чистом лесном водоеме.

Вика прочистила горло, легонько откашлявшись. Сказала:

– Ты вот что, Клинкина. Ты мне сначала расскажи, в чем там у тебя дело, и мы подумаем. Поконкретнее только расскажи. И не свои умозаключения мне вываливай, а факты, из-за которых ты решила, что мужу твоему что-то угрожает. А я уж разберусь. Может, ты что-то неправильно поняла… Может, просто приглючилось, такое бывает…

– Факты?! – возмутилась Светка. – Да я кожей чую! Ты, что, забыла, какая у меня интуиция? Про маршрутку забыла? А может, тебе еще какие-нибудь случаи напомнить?

Про маршрутку Вика помнила прекрасно. Это история тоже со школы. Была середина мая, как раз после праздников. Их класс повели на экскурсию в Экспоцентр на какую-то промышленную выставку. А Вика со Светкой и с еще несколькими девицами решили смотаться пораньше и от группы отстали. А чтобы, ожидая автобус, не маячить возле центрального входа, решили забиться в подошедшую маршрутку, но Светка заартачилась. Заявила, что лично она поедет на автобусе, и плевать, если их тут на остановке застукает училка. После короткой перепалки решили пройтись пешком и через квартал увидели ткнувшуюся в столб «газель» и перегородившую всю проезжую часть автоплатформу, груженую балконными дверями и окнами. Неотложка еще не приехала, полиции тоже не было видно. Дверцы микроавтобуса заклинило, и несколько мужиков из прохожих пытались вскрыть переднюю, со стороны пассажиров. Из салона слышались истошные крики, чей-то плач взахлеб, и еще кто-то испуганно матерился.

– Принято, верю. Ну, а все-таки, факты какие-то у тебя есть? Мне конкретика нужна, чтобы разобраться, чем я помочь тебе могу. Что такого необычного в поведении твоего мужа ты заметила? Нервный стал, оглядывается часто на улице? Или, может, он поделился с тобой опасениями какими-нибудь?

– Да в том-то и дело, Вика, – проговорила Светка с нажимом, – в том и дело, что ведет себя этот самоуверенный олух, как обычно! То есть легко и непринужденно! Не чувствует он никакой опасности, понимаешь? Абсолютно никакой!

После паузы добавила:

– А я чувствую. Только толку-то? Вот пойду я в какое-нибудь охранное агентство, они мне те же вопросы, что и ты, задавать начнут. А я им про чутье… Конечно, за мои деньги – любой каприз, только работать они будут спустя рукава. Потому что решат, что дамочка истеричная. И прозевают киллера… И Герочку убьют…

Вика внимательно на нее посмотрела:

– Свет, ты думаешь, что все так серьезно? Тогда ты должна мне хоть что-то сказать. Если ему и впрямь угрожает опасность, мне хотя бы приблизительно нужно знать откуда она исходит. Я ведь буду, как ты выразилась, под прикрытием, значит, не смогу организовать нормальную охрану. Никаких легальных действий плюс работа на опережение. Очень сложная задача, поверь. Ты давай пока с мыслями соберись, а я за кофейком сгоняю. И зверя Усмановниного мне кормить пора, а то, когда голодный, он вредный делается.

Светка, услышав про «зверя», оставаться в беседке передумала, потому что ей захотелось посмотреть, кто же это такое.

Ничего особенного, обычный пасюк, откормленный и наглый. Вот такие эстетические пристрастия в смысле любви к живой природе были у Танзили Асадуллиной: крысы и вороны. Никаких тебе морских свинок или волнистых попугайчиков – крысы и вороны. Ворону пока ей приручить не удалось, а пасюк прошлым летом прибился.

Вернее, не сам прибился, а Усмановна обнаружила его на земляном полу дощатой выгородки, что в дальнем конце сада, где хранились два оцинкованных ведра, один таз, ржавый рукомойник, велосипедная рама, сдохший автомобильный аккумулятор и прочий бытовой утиль, который Танзиле было жалко выбросить. Подраненный крысяк отлеживался у стеночки после потасовки с сородичами или с каким другим неприятелем и на вошедшую двуногую внимания не обратил, так ему было худо. Танзиля осторожно переложила животинку в обувную коробку и с максимальными предосторожностями, стараясь не попадаться на глаза соседям, занесла в дом. Не в сарай или на веранду, а непосредственно в ареал своего обитания. И принялась выхаживать. А выходив, отвела ему угол в кухне.