Кулон на счастье (СИ) - Караванова Наталья Михайловна - Страница 7

- Думаешь, Максимов нас подозревает всерьез? Но это смешно...

- Максимов подозревает всех. Он был здесь. Задавал разные вопросы. Он неплохо изучил мое досье... Но тебе бояться нечего, Варя. Тебе бояться нечего.

Как будто уговаривал сам себя.

Я вспомнила про гостинец - несколько яблок в сетчатой авоське. Оглянулась к двери - ну да! Вот они, на стуле. Зачем я положила их на стул? Надо было сразу отдать.

Пришлось вернуться к двери за авоськой. Сунула ему в руку - получилось неловко.

- Вот, это тебе!

Взял. Повертел в руках, положил на стол.

Стук яблок о столешницу прозвучал, как сигнал. Мгновенно что-то изменилось во мне, в мире вокруг. Словно кто-то приглушил освещение или перепутал бобины с кинопленкой.

Я внезапно почувствовала, что пора. Надо уходить, здесь мне совсем не место.

Но при этом продолжала стоять, как будто мне что-то еще нужно было услышать.

...высокое мрачноватое помещение, длинный обшарпанный стол, каталка в углу. У входа кривобокие стулья. Круглый динамик у самого окна. Закрытые высокие белые двери. Решетка в оконной раме. Мы здесь одни...

Каким-то образом оказалось, что мы стоим друг напротив друга, молчим и не смотрим в глаза. А между нами пропасть шириной в ладонь. Огромная, ничем не заполненная пустота. Вакуум.

- Когда ты рядом, почему-то кажется, что мы еще можем побороться. Все не так уж страшно, да Варь? Скажи уж это вслух.

- Все будет хорошо.

Рассмеялся. Коротко. Громко. Как-то неестественно. И я его обняла. Неловко, в первый раз - сама. Так было нельзя. Я как будто переступила странную ограничительную черту. Нельзя, нельзя. Беги отсюда!

Сильнее меня. Сильнее самой важной необходимости: надо идти. Бежать. Отсюда.

Я сказала:

- Вить, я пойду. Мне надо... пора идти...

Виктор крепко взял меня за плечи и заставил отстраниться. Уставился в глаза не то сочувственным, не то профессиональным взглядом. Контрмаг. Он военный контрмаг. Может, мне нужно бежать отсюда именно поэтому.

- Варька, главное, не делай глупостей. И никуда, слышишь, никуда не уходи с Татарской!

Я не поняла, о каких глупостях он говорит, но выскочила из Озерцовской больницы с огромным облегчением.

Домой...

Дом Фролова - мрачная развалюха в конце улицы. Выстуженное слепое строение, которое непременно снесут в ближайшие годы. По улице разбросаны редкие еловые ветки - кого-то сегодня хоронили. Подумалось, что я теперь часто вижу на улицах дорожки из еловых веток. Как будто в городе свирепствует тиф или холера. Надо было зайти на рынок, но странное возбуждение, охватившее меня в Озерцовской больнице, так и не проходило. Меня колотило не то от озноба, не то от тревоги, и надо было непременно что-то сделать прямо сейчас... Но я никак не могла придумать, что именно.

Было ли со мной когда-нибудь так раньше? В прошлом? Почему я так редко задумываюсь о том, что было?

Смутное, далекое воспоминание: «Кажется, у ребенка жар. Ложись в постель, детка. Мишку возьми с собой». Красивая русая женщина и доктор в белом халате разговаривают у окна. Чьи-то голоса: «Только бы не ангина!». «Не нужно задергивать шторы, пусть будет светло. Не плачь, милая. Вот тебе лакричная палочка!». «Да-да, подарки завтра распечатаем вместе! Дайте ей воды, у нее жар... Надо закрыть форточку, ребенок болен...».

Я тряхнула головой: это не про меня. Это чья-то чужая история. Какое-то чужое детство... или даже, несколько историй. Может, среди десятка стремительных видений было и то, что действительно связано со мной. Но как его найти? Как его выцарапать, выделить из хоровода таких похожих - но чужих?

Подсказка должна быть дома. Не может быть, чтобы приехав в Энск, я не привезла с собой хоть что-то. Хоть какую-то памятку о себе настоящей?

Дома я первым делом принялась искать паспорт. Был ведь он у меня. Еще два дня назад был! Я показывала его следователю Максимову, а еще раньше, давно - Евдокии Леонтьевне. И она решила называть меня Варей. Но ни в сумке, ни в шкафу, ни на подоконнике паспорта не оказалось. Я села на постель и обвела комнату отстраненным взглядом. Если хочешь что-то найти, самый лучший способ - представить, что вокруг тебя не твои, а чьи-то чужие вещи.

И вдруг мне стало страшно. Раньше я не думала, что могу так испугаться. Потому что вокруг меня в комнате, в которой я провела почти полгода, не было моих вещей.

Эшелон шел на восток, был авианалет...

Кому-то я об этом говорила. Да я, кажется, всем говорила именно это, если кому-то приходило в голову спрашивать. Но было ли это правдой?

Заколку мне подарила Маруся. Расческа досталась от прежних жильцов... Старое трюмо покрыто пылью и паутиной - ни разу я к нему не подходила, предпочитая пользоваться маленьким зеркалом на первом этаже.

Одежда... Всю приходилось подгонять по фигуре. Чашка... Подарок Евдокии Леонтьевны. Даже постельное белье мне оставили, уезжая, ленинградцы.

Я снова распахнула шкаф и принялась лихорадочно искать саму себя. Хоть что-то из прошлой жизни, хоть намек на воспоминание.

Тщетно.

Я как будто не приехала сюда, а возникла - непонятно откуда, одна, без вещей.

Может, я читала когда-то что-то похожее. Может, еще до войны видела в кино.

Что со мной? Я заболела?

Перебрала шкатулку со всякой мелочью. Нитки, ножницы. Письмо от соседей - «Благополучно вернулись в Ленинград, Варюша, все у нас хорошо, дом почти уцелел, только стекла вставить»...

Записка от Евдокии со списком покупок. Несколько плакатных перьев и чистая промокашка.

Во всем доме, во всем огромном городе нет ни кусочка моего прошлого. Моего настоящего прошлого...

Еще можно расспросить моих подопечных. Они могут что-то помнить. Старики - люди дотошные.

Из радиоточки на улице Красных Коммунаров долетали звуки «Каховки». В уме я перебирала все, что знала о себе, и с каждым шагом все больше понимала - самые четкие воспоминания мои связаны с Энском. С Татарской улицей и ее обитателями.

Но и тут мои надежды не оправдались.

- Варечка, ну что ты? Конечно, я не стала бы тебя расспрашивать. Ты такая была... растерянная. Города не знала.

- Да, Варюша, я помню. Смотрела паспорт. Только это не паспорт, кажется, был, а партийный билет. Или нет?

- Ну, приехала ты к Евдокии. Во всяком случае, первой ты навестила ее...

- Одета? Что-то серое такое. Строгое. Не вспомню, какие туфли. Больше я у тебя этого платья не видела, а оно, кстати, тебе шло. Хотя, красивой девушке все к лицу.

6

Я сидела у Евдокии над чашкой индийского чая. Она как раз распечатала новую пачку. Ленточка этикетки еще лежала на кухонном столе - красные буквы по зеленому узорному фону. Руки у меня дрожали, и я прижала пальцы к чашке, чтобы это не было заметно.

- Ты не простудилась ли, Варюша? Давай-ка я варенье малиновое достану. Замечательное варенье, Клавдия дала. Из деревни. Лучшее средство от простуды.

Я только улыбнулась. С тех пор как я ушла из больницы, кто-то как будто ножом отрезал от моих воспоминаний, от прошлого и настоящего, а может, от будущего тоже. Кто-то торопился, кому-то было важно откромсать как можно больше и поставить меня лицом к лицу с тем, что в конце концов останется - с черной, глухой, ватной тишиной. С безвременьем.

Баночка с вареньем уже стояла на столе. И чайная ложка оказалось рядом: «Не стесняйся, ешь!»

Я попробовала варенье. Сладкое, душистое. В нем было словно заперто минувшее лето...

Чай закончился, я понесла чашку к рукомойнику - сполоснуть. На полочке для мыла и зубного порошка лежал кулон Евдокии Леонтьевны. Как будто нарочно, чтобы я его увидела.

- Варюша, поставь чашку, я сама помою...

- Вы подвеску оставили...

- Ах, да, хотела цепочку почистить. И отвлеклась. Если серебро темнеет, его чистить лучше всего зубным порошком.

Меня словно магнитом тянуло к кулону. Смутная, в голове бродила мысль: а вдруг? Как в тот раз, седьмого, когда я провожала Евдокию из гостей. Повинен ли в том моем видении именно кулон? Или я все придумала?