Княгинины ловы (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 38

- Меня не жди, спать ложись. Приеду под утро, - предупредил князь жену.

- Не приедешь, - улыбнулась Елена.

- Как это? - не понял Димитрий.

- Кмети принесут, от батюшки с пира еще никто своими ногами не уходил, он угощать умеет.

- Вот еще, на своих ногах в шатер войду, - упрямо поджал губы молодой князь. Слишком хорошо он помнил заозерский пир и дурноту после попойки.

- Батюшка, как последний раз навещал меня, так даже игуменью подпоил, а отца Нила под руки выводили. Ты уж не зевай, коли на своих прийти хочешь.

- Мала еще, супружника учить, - без злобы огрызнулся Димитрий, но про себя решил быть настороже.

Мстислава Чернореченский князь не любил, хотя и причин к тому никаких, вроде, и не было. Видел он тестя всего пару раз. На свадьбу дочери Мстислав не приехал, сильно разболелся тогда, а после был лишь раз - на похоронах князя Андрея, да в сечи под командой Великого однажды тесть с зятем бились рядом. Вот и все. А в последнее время князь Залесский дружину сам не водил, доверяя походы сыновьям. Братья Елены были с Димитрием приветливы, но он держался всегда горделиво, в стороне. Отчего он так поступает, Чернореченский князь не мог объяснить даже себе. Все они залесские: отец, мать, сыновья, дочери - одна большая дружная семья, друг за друга горой. От них шел дух векового рода. Даже Елена, которая давно не живет с отцом, все равно - часть их мира. Была бы она такой шустрой да дерзкой, если бы не знала, что там за рекой ее всегда ждет помощь? За спиной Елены стояла стена, на которую можно опереться. А он, Димитрий, такой стены не имел, у него только старенькая мать да бояре-дружки. Род Чернореченский истончился, одна только тоненькая ниточка держала его - это жизнь самого Димитрия. Оборви ее, и все - новые князья будут въезжать в городские ворота, может, даже Залесское племя.

А еще, как умер отец, и Димитрий стал князем Чернореченским, имя Мстислава постоянно стало застревать на зубах у матери и старых бояр: «вот посмотри, как у Мстислава», «Залесский князь уже это сделал и то сделал», «вот Мстислав - это князь, так князь!» И во всех этих возгласах Димитрий читал: «Не угнаться тебе за Полуночным князем, не быть тебе таким, как он». Все это выводило Чернореченского молодца из себя, он чувствовал давящую силу влиятельного соседа, но сделать ничего не мог. «В бою-то я покрепче его сынов буду», - утешался Димитрий, а в глубине души чувствовал, что не в силе дело.

Кони меж тем с опаской переходили брод, хотя в этом месте было довольно мелко: вода не мочила даже сапог всадников. Животные осторожно ступали в чуждую им стихию, выверяя каждый шаг. Только жеребец Найдена отчаянно рвался вперед, и Димитрию приходилось все время натягивать поводья, чтобы сдерживать его прыть.

- Не братец ли Ярого? Стой ты, дурень! - ругался на комоня князь.

- Сам такого выбрал, после сечи и другие остались, - пожурил Вышата.

- Этого хочу.

- Ну, раз хочешь, так объезжай. Как-то же крючконосый с ним справлялся.

- Раз крючконосый справлялся, так и я справлюсь, - опять с силой натянул поводья Димитрий, - а с виду-то смирный.

- Назад пьян ехать будешь, скинет.

- Вы что с княгиней сговорились? Не стану я до полусмерти пить.

Вышата привычно хмыкнул: «Посмотрим».

Впереди на пологом холме показался лагерь Мстислава. От него к самой Утице тянуло дразнящим запахом жареного мяса.

- Готово уж все, нас ждут, - вдохнул аромат чернореченский воевода.

Залесский стан был похож на улей: все двигалось, перемещалось и гудело. Вокруг больших костров суетились люди. Посредине лагеря натянули огромный навес, под ним уже стояли наспех сколоченные столы и лавки. Для освещения по правую и левую сторону от навеса воткнули колья, заканчивающиеся горящими трутами. На столах стояли светцы - горшки-масленки, над пропитанными конопляным маслом трутами нервно трепыхались огоньки, пригибаясь от каждого порыва ветра. В красном углу под крышей навеса была прибита полка для иконы Спаса, небольшая лампадка вырывала из надвигающихся сумерек лик Христа.чернореченцев Мстислав вышел с сыновьями. И старшего Ярослава, и младшего Давыда Димитрий хорошо знал. Первый Мстиславич - муж 35 лет - спокойного нрава, степенный и основательный. Младший (разницей в три года с Чернореченским князем) - шустрый, острый на язык, задиристый и веселый. Он пытался в походе по-родственному сойтись с Димитрием, но тот все время держался со своими боярами, окатывая шурина вежливым холодком. И Ярослав, и Давыд на полголовы ниже зятя, но широки в плечах, искусны на рати и храбры в бою.

Если сам Мстислав приветливо улыбался и явно был рад видеть Димитрия, то оба брата встретили Чернореченского князя со слабо скрываемой неприязнью, от прежнего радушия не осталось и следа. Было понятно, что если бы не настойчивый приказ отца, зятю руки бы не подали. Дуться на Димитрия братья могли только из-за Елены, другой обиды он им не наносил. Старый Залесский князь понял запутавшегося зятя и простил, а вот его сыновья кипели негодованием, ведь Димитрий пренебрёг их сестрой, томил ее в унизительном ожидании в глухих лесах да еще отослать восвояси хотел. Кабы не отец, так наподдали бы они разудалому родственничку да сестру домой воротили. Но батюшка приказал не вмешиваться, вот и приходится за один стол с ненавистным зятем садиться.

Все это Димитрий прочел по их лицам, но почему-то это его не сильно огорчило. После пережитых страшных утренних часов недобрые взгляды шуринов казались ему мелкой неприятностью. «Елену им не отобрать, в драку не полезут, я - гость. Так пущай дуются. Будто сами святы, да грехов на них нет».

Мстислав указал зятю место подле себя по правую руку, сыновья уселись с левой стороны. Рядом с Димитрием, пригладив бороду, сел Вышата, за ним - Первак. Старшиной на пиру был назначен боярин Жирослав, полный, круглолицый, громкоголосый муж. Чернореченский князь никак не мог этого шумного, жизнелюбивого говоруна соединить с образом его истощенной, тихой дочери. «Бывает же такое, - подивился Димитрий, - а Елена, сразу видно, чья дщерь».

Жирослав, обнося чарками собравшихся, остановился напротив Первака и стал его внимательно разглядывать:

- Ты чей сын? Уж больно лицо знакомо?

- Братанич это мой, Патрикея сын, - поспешил ответить за Первака Вышата.

- Воно как, храбрый был муж, помню. Жив ли?

- Жив, болеет только, на рати уж не годен, - заулыбался Первак, польщенный похвалой отцу.

- Ну, теперь уж ваше время на рати, мы уж свое отвоевали, - похлопал племянника по плечу Вышата.

- Кто б говорил, старый лис, - прищурился князь Мстислав, - уж ты-то еще и молодым нос утрешь.

- Нет, силушка теперь не та, - по-стариковски пожаловался воевода.

- Прикидывается, - с укоризной посмотрел на дядьку Димитрий. - Найдена - воеводу бежского - сегодня с такого расстояния насквозь проткнул, как кабана на вертел.

- Воеводу бежского? - удивился Давыд, как-то странно засуетившись, - дядьку Ростислава, на коршуна похожего? Что же он сам в засаде сидел?

- Сам крючконосый, - подтвердил Димитрий.

- Так убит, значит? Жаль. Приветлив да учтив был, царствие ему небесное. Давыд перекрестился.

- Ты по ком жалеешь! - в гневе стукнул кулаком по столу Мстислав. - Он твою сестру убить хотел да полюбовницу свою на ее место посадить! А ему жаль!

- Не полюбовница она ему! - вспылил Давыд. - А Елену он не тронул бы, Найдён - муж благородный! Его он проучить хотел за бесчестие княгини своей, - и шурин указал рукой на Димитрия.

Чернореченский князь угрюмо молчал, за него ответил Вышата:

- Вся дружина наша слышала, как крючконос похвалялся, что Улита его дитя носит, княгиню нашу снасильничать хотел, а потом убить по приказу ведьмы этой. А коли нам не веришь, так ступай за реку да спроси сестру свою, она сама все слышала. Ей-то зачем врать ?! Да коли б не отец твой, так не выстояли бы!

Давыд надулся, но сказать ему более было нечего.

- А ты откуда Найдена знаешь? - миролюбиво спросил Димитрий, он не хотел ссоры, тем более из-за крючконосого. Бежский воевода хитер был, к любому мог в доверие влезть, вон даже Первак его благородным мужем признавал. Неудивительно, что шурин обманут этим чертом.