Колючка в сердце (СИ) - Акимова Елена Михайловна "Лена Акимова" - Страница 11

— Димочка, — всхлипнула она, но справилась с бушующими эмоциями и продолжила уже почти спокойно, — Лера — не кукла. Он — живой человечек из плоти и крови, со своими мечтами, мыслями и желаниями… И Ежонок — тоже. Они оба — просто… дети. Несчастные, никому не нужные. А ты — не господь бог, чтобы ломать их по своей прихоти, превращая в бессловесную мебель и доводя до самоубийства. Слышишь?

Я слышал, но не принимал. Для меня Лерка не был человеком, хоть в клочки разорвись. Человек — это личность, он имеет деньги и собственность, у него гордость есть, в конце концов. А у Лерки разве есть гордость? Вспомнилось недавно произошедшее на этой самой кухне побоище, как блондин стоял, сцепившись с Сережей пальцами, как замер тогда испуганным столбиком, и потом сразу, он — с перетянутыми обрывками цветастой простыни руками. Почему Валера попытался покончить с собой? Не из-за наркотиков же?

И мне вдруг стало нехорошо. Потому что я знал, у кого точно есть гордость. Без всяких сомнений. Юный темноволосый мальчонка, обладатель этой самой бесспорной гордости, сейчас спал наверху крепким лекарственным сном. Ёжик, мой падший и от этого не менее прекрасный и желанный ангел. Моя, скорее всего, уже последняя любовь. Вот его куклой я никогда бы не назвал.

Алина, почуяв перемену, допила коньяк, поразмыслила и налила себе еще — мне, зараза, опять не предложила. Выбила из пачки невесть уже какую по счету сигарету, нервно прикурила, выпустила к потолку колечко дыма и промолвила с угрозой:

— Если я услышу, что ты, тварюка, продашь Лерку обратно в бордель, то я больше тебе не сестра. Предупреждаю — не положишь ребенка на лечение — сама его выкуплю и определю в клинику. Но и Ёжку тогда тоже заберу, потому что малыш достоин лучшего, чем жить с изувером, ни во что не ставящем чужие жизни. Судиться с тобой стану, связи старые подниму, но заберу. Вопросы будут?

Вопросов не было. Отобрав у впавшей в мрачное молчание сестры бутылку, я хлебнул прямо из горлышка. Сестра смотрела с неодобрением. Назло ей я хлебнул еще маленько, подавился и закашлялся.

— Кстати, — неожиданно оживилась Алина, — разрешай пацанам видеться. Тоже мое условие, братик. И я буду проверять.

Встала и вышла. А я остался, словно облитый помоями, со своими невеселыми мыслями.

Лерка-Лерочка, блондин мой бедовый, что ж ты натворил?

С некоторым удивлением я осознал, что соскучился по шлюшонку, по его задорному смеху и ласковым пальчикам на щеке. По его шепоту: «Небритая колючка»… Значит человек? А ведь похоже что так!

Додумавшись до подобного, я ошарашенно похлопал ресницами, отставил недопитый «пузырь» и отправился спать. Голова трещала неимоверно.

====== Глава 15. Дима, неделю спустя, то бишь конец мая 2012 г. Возвышение через падение ======

Я вошел в Сережкину комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Мой ангел сидел на кровати в джинсиках и футболке и играл в какую-то игру на планшете. Я примостился рядом, заглянул в экранчик — и удивленно присвистнул: надо же, шахматы! Сюрприз.

Вопрос вырвался сам собой:

— Любишь шахматы?

Ежонок вскинул равнодушные, мутноватые от лекарств глаза — опасаясь повторения хорошо памятной панической атаки, едва не закончившейся смертью в мочалочной петле, я велел подмешивать мальчику таблетки в пищу регулярно, пусть и в минимальной дозе. Добровольно он их принимать отказывался.

— Да, Дима? — ответил Ёжик более чем спокойно, почти заторможенно. — Они… успокаивают.

— И выигрываешь?

Сережа печально качнул головой.

— Вовсе нет, — вздохнул он, — проигрываю. Мозги у меня, — он тронул кончиками пальцев лоб, — совсем чего-то с утра не варят.

Я смотрел на моего грустящего ангела и умирал от желания зарыться носом в его мягкие каштановые волосы, которые, как я знал, пахли цветочным шампунем.

Похоже, подросток что-то такое почувствовал: слегка напрягшись, он отложил планшет и отодвинулся прочь.

— Дима? — его голосок неуверенно дрогнул. — Вы хотели мне что-то сказать?

Ребенок. Прекрасный, неопытный, посредством химии лишенный возможности нормально думать и трезво оценивать ситуацию. Прости, Алина Константиновна, у тебя свои методы, а у меня — свои. Я всегда получаю, чего хочу, так будет и на этот раз.

Ангел продолжал смотреть. Похоже, он заподозрил неладное, но испугаться помешали транквилизаторы. Я протянул руку и положил раскрытую ладонь на его задранную кверху коленку, приласкал сквозь ткань джинс, сжал и отпустил. А Ёж продолжал смотреть.

— Вы пришли утвердить право хозяина и заняться со мной сексом, — вдруг выдало это чудо, слегка прищуриваясь.

Ну, хоть не слепой, оттопыренную стояком ширинку приметил.

Отрицать очевидное я не стал и поэтому просто ободряюще улыбнулся.

Сережа отодвинулся еще дальше и широко распахнул глазищи. Он явно возражал!

Моя улыбка стала шире: я вовсе не рассчитывал получить немедленное согласие. Поговорим, малыш? Тут, в рукаве, для тебя имеется парочка очень веских и убедительных доводов, надеюсь, они сработают, как планировалось.

Вновь поймав в плен юную коленку, я подтянул артачащегося пацаненка поближе, опрокинул на спину и прижал локтем, чтоб не дергался.

— Только не вздумай орать, — велел, — сначала послушай, что расскажу.

Ежонок замер, тяжело, прерывисто дыша. Я наслаждался его проснувшимся страхом, трепетом тонкого гибкого тела, как под рукой ходили ходуном хрупкие ребрышки. Сладко обрести власть над столь красивым, почти невинным существом, и — прости, малыш, но я не знаю другого способа овладеть тобой. Я не могу больше ждать. Ты должен быть моим, моя любовь, и обнимать меня добровольно, сам. А я тебе в этом помогу, повышу мотивацию, дам точки опоры…

Наклонившись к самому уху уже готового поднять шум мальчишки, я прошептал:

— А твоего Лерочку завтра выписывают из дурки… Попробуй догадаться с трех раз, куда я собираюсь его отправить?

Сергей подавился слюной и закашлялся.

— В клинику на лечение? — пролепетал он с плохо скрытой надеждой, чуть отдышавшись. Его футболка задралась, открывая восхитительное зрелище — плоский поджимающийся животик с ямочкой пупка, пусть и перечеркнутый полосой шрама.

Маленький попался в сеть с первой попытки. Можно было начинать ощипывать. Эх, знай Ёж о поставленных Алиной условиях… Но он о них не знал, даже не догадывался, проспал, бедолажка.

— Не-а, — ответствовал я с деланным равнодушием и посильнее прижал задергавшегося пацаненка к постели, — продам обратно в бордель. Но я могу и передумать. Если… — и многозначительно приласкал кончиками пальцев обнаженную шелковистую кожу.

Ёжик жалобно заскулил, но вырываться перестал.

— Обманете, — вякнул он, обнажая в оскале зубки.

Я оскалился было в ответ, но передумал. Незачем пугать ребенка понапрасну, он должен мне верить. Поэтому ответил так:

— Не обману. Ты мне не на одну ночь нужен, любимый, надолго.

Сережка опять дернулся, его ресницы затрепетали.

— Лю… — начал он и замолчал.

Я кивнул, подтверждая, наклонясь еще ниже, заскользил губами по его стремительно розовеющей щечке и заговорил: сбивчиво, горячо и страстно, убедительно. Я весь дрожал:

— Да — любимый. Я влюбился в тебя, мой ангел, в тот миг, как впервые увидел — там, в палате… Ты сидел… Такой потерявшийся и прекрасный… Беззащитный. Тебе была нужна помощь… И — все. Я сошел с ума. Вспомни, как ты жил в этом доме — обидел ли я тебя хоть раз? Принуждал ли к чему-нибудь? Нет! А знаешь, почему? Я ждал и надеялся, что ты… заметишь мои чувства и придешь ко мне сам. Ждал, ждал — а ты не пришел. И не придешь, я уже понял. Верно?

Сережка молчал, кусая губы, и я продолжил:

— Я задыхаюсь от любви к тебе, мальчик, умираю в ней. Она у меня, скорее всего, последняя, и я не намерен ее терять. Но силой брать не хочу, хотя и могу, легко: скрутить, швырнуть на колени, избить до беспамятства, а потом трахать до разрывов, до хрипов и слез…

А слезы уже текли. Не у Ёжиньки, у меня. Я прижимал своего ангела к простыням, целовал в скулы и носик и плакал. Потому что уже понял — он сдается и готов дать мне то, о чем мечталось бессонными ночами, о чем представлялось с Леркой.