Проклятие Пифоса - Аннандейл Дэвид - Страница 49

— Я рассматриваю только перемены в их модели поведения, брат-капитан. Для столь неразумного врага подобные перемены могут быть признаком проведения хорошо спланированной и скоординированной операции.

— Мне это хорошо известно, сержант. Я в курсе всего, что мешает нашей операции. Но это, — он указал на джунгли, — не первостепенная угроза.

— Нет, — согласился Гальба.

Повисла тишина. За спинами воинов из бараков слуг доносились звуки ночных кошмаров. Никто из Железных Рук на них не реагировал. Душераздирающие вопли никого не трогали, поскольку все их ожидали, но ничего не могли с ними поделать — только позаботиться о мертвых на рассвете. Но, даже зная все это, Гальба не мог выбросить крики из головы. Отчасти он разделял то, что испытывают смертные. Он сочувствовал им, хоть и понимал, что страдания их происходят от слабости плоти. Аттик же, как полагал сержант, слышал в них только напоминания о бесполезности.

Гальба решился на еще одну попытку.

— И все же я считаю, что ящеры представляют угрозу, которую мы не должны игнорировать.

— И чего ты хочешь? Сжечь все джунгли дотла?

— Нет. — Это было бы равносильно попытке осушить океан. Зелень, скрывавшая в своем чреве чудовищ, не знала границ. Но слово «сжечь» прочно засело у него в голове. Въелось ему в мозг. Оно что-то предполагало. Оно было зерном идеи, очертаний которой Гальба не мог разобрать, но понимал, что если проявит терпение, то со временем она себя проявит.

«Сжечь, — твердила мысль, повторяющийся напев, нарождающееся наваждение. — Сжечь».

Аттик вернулся в командный центр. Даррас остался в карауле, дожидаясь, пока Гальба отправится на патрулирование территории. Но тот оставался на своем месте. В конце концов, Антон произнес:

— Я не псайкер.

Даррас повернулся к нему лицом.

— Не думаю, что ты обманываешь меня, брат, и в этом проблема. Ты обманываешь себя самого, — Гальба открыл было рот, чтобы ответить, но Даррас вскинул руку, отсекая любые возражения. — Ты не внемлешь доводам разума, вместо этого прислушиваясь к тому, во что тебе хочется верить. Такова слабость плоти.

— Ты не доверяешь мне.

— Нет, не доверяю. Ты отрицаешь логику. Ты сходишь с пути, что указал нам Феррус Манус, и отвергаешь Имперскую Истину так же верно, как если бы умышленно творил колдовство. Так что нет, я не могу доверять тебе. Тебе самому не следовало бы доверять себе и своим решениям.

Он снова отвернулся к джунглям. Оттолкнуть своего брата было болезненно, но необходимо. Поле боя ошибок не прощает.

— Но что, если я прав? — спросил Гальба. — Что тогда?

— Значит, вселенная полна чудовищной иррациональности и разуму в ней нет места. Безумие — твой удел, брат. Будь добр, избавь меня от него.

Нападения стали более согласованными. Помехи только усиливались. Эрефрен отбивалась как могла. Теперь она держалась настороже и была готова к любым сюрпризам. Она все еще чувствовала гнев после стычки со слугой, Танаурой, но он не был направлен на саму женщину — скорее, на пораженчество, звучавшее в ее словах. Довольно унижений с X легиона. Астропат помогла ему вернуть пусть малую, но все же толику гордости. Уничтожение «Калидоры» и ее эскорта стало настоящей победой. И она не позволит врагу, с которым Железные Руки здесь столкнулись, лишить их возможности и дальше вершить возмездие.

Танаура лелеяла в себе веру. Быть может, она придавала женщине толику спокойствия, когда начинались ночные крики. На большее заблуждения не способны. У Эрефрен же была ее ярость. Она черпала ее из эмпирической, настойчивой, кровавой реальности самой войны. Ярость служила ей якорем, позволявшим отпускать разум в имматериум и не сойти с ума. И сейчас астропат использовала ее для защиты от врага. Острые когти тьмы впивались в ее сознание. Голодные пасти, заливавшиеся жутким хохотом, кружили вокруг нее. Нечто, олицетворявшее сам ужас, пыталось обрести форму, предстать перед астропатом. Она отталкивала его. Оно же в ответ разрывало ее восприятие варпа на куски.

Эрефрен зашипела. Ее неловкие окоченевшие руки будто отдалились на световые годы от ее разума, она сумела совладать с ними и отключить себя от трона. Женщина неловко отступила прочь на ногах, то окоченевших, как смерть, то легких, как воздух. В голове ее трещали молнии, звенело битое стекло и пронзительно визжали голоса ада. Но она отвергала их. Нет, в этот раз она не потеряет сознание! Астропат отсекла себя от варпа, предпочтя слепоту его топящему напору. Голоса стали тише, но не умолкли окончательно. Обрывки нереальности преследовали ее. Тонкие, словно шелковая паутинка, и хрупкие, как сон в момент пробуждения, но ядовитые и острые, они цеплялись к ней, оставляя раскаленные шрамы в ее разуме. Где-то далеко ее губы изогнулись в усмешке, а зубы, клацнув, сомкнулись в попытке заглушить боль. Если бы враг сейчас стоял перед ней, Эрефрен бы разорвала ему глотку голыми руками.

«Трус, — думала она, распаляя в себе ярость. — Я не могу видеть. Я едва могу ходить. И все равно ты прячешься. Ты ничтожество. Ты недостоин моего времени».

Шепот продемонстрировал ей свою силу, не вняв ее насмешкам. Голоса скользили и увивались вокруг нее, травили восприятие угрозами внезапного появления. Когда астропат потянулась за своим посохом, то содрогнулась от внезапно нахлынувшего дурного предчувствия. Но затем ее левая рука обхватила древко, а правая нащупала трость.

— Вы не настоящие, — бросила она теням.

— Нет, — прошептали они. — Но скоро, — пообещали они.

Эрефрен послала мысленную команду своей руке, и та стукнула наконечником трости по полу. Звук словно принадлежал другому миру, но был реальным. Она ударяла снова и снова, отбивая такт с каждым шагом. Она чувствовала окутанный тьмой путь вперед. Мраку не удержать ее. И когда женщина коснулась двери, на нее нахлынула волна торжества. Толкнув, она распахнула створки. В коридоре она почувствовала чью-то громадную сущность — массивную в своей реальности, но так же и родственную теням. Даже закрывшись от варпа, она чувствовала, как течения эмпирей огибают возникшее перед ней существо. Женщина отступила на шаг и подняла трость, готовая к бою. Ей противостояло нечто крупное и могучее, а расколотый и мучительно болезненный хаос варпа подкосил Эрефрен. Она не питала иллюзий о своих шансах на победу, но все равно намеревалась бороться до последнего вздоха.

Сущность заговорила:

— Госпожа Эрефрен, не бойтесь.

Женщина опустила трость и оперлась об нее, отчасти от облегчения, отчасти от боли, терзавшей ее голову и позвоночник. Голос принадлежал Гвардейцу Ворона, Птерону. И в его словах астропат услышала нотки того напряжения, что мучало ее саму.

— Вас тоже атаковали, — сказала она.

— Всех нас. Некоторых — особенно сильно.

— Псайкеров.

— Да. Мы среди особых целей.

Женщину поразило открытое признание сына Коракса. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы уловить его оговорку.

— «Среди»?

— Есть другие, не из нашего числа, на кого враг положил взгляд. Почему, я не знаю.

Она выпрямилась. Птерон был воином легиона Астартес и заслуживал ее всяческого и всецелого почтения. Но в этот момент она представляла X легион, а потому стояла прямо и ровно. Натиск еще не прекратился, но превратился в фоновую осаду. Ее защита была сильна. Ее воля — еще сильнее.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросила астропат.

— Да. Думаю, вы согласитесь, что нашего врага нельзя победить одной лишь силой оружия.

Хотя Гвардеец Ворона тщательно подбирал слова, Эрефрен рассердила подразумевавшаяся критика в адрес капитана Аттика. Но в то же время она понимала, что ветеран прав.

— Да, соглашусь.

— Я верю, что вам предстоит сыграть ключевую роль в борьбе против этого врага.

— Я — всего лишь астропат. Ничего больше.

— Вы — астропат с выдающимися способностями. Ваше восприятие варпа сильнее, чем у кого бы то ни было на планете. Это и есть сила.

— Я связана Волей Императора, — она отвоевала себе практически полный контроль над телом и ощутила объятия церемониального наручника на запястье, служившего символом ее нерушимой верности.