Жить! (сборник) - - Страница 11

Фыркая, как бодрая лошадь, начал тереть себя полотенцем. Сильно стуча пяткой по доскам палубы, запрыгал на одной ноге, выбивая из уха воду.

Ухнув, повалился в шезлонг рядом:

– Ты чего не купаешься? Вода на закате – м-м-м! Сказка! Нырнул бы, до острова и обратно прошелся бы кролем, ну? И описал бы тут же. Ощущения и впечатления, а? Как старина Хэм. Старик и море.

– Я акул боюсь, – отмахнулся я, – у них как раз ужин начинается.

– Какие на Карибах акулы?

За три недели Иван умудрился сгореть, облезть и загореть до неприличной для русского человека копчености.

«Закат на экваторе – это пиршество! Каннибальская оргия, где багряный кадмий пожирает красно- оранжевую охру, а лимонный стронций…» – нет-нет, это какая-то дичь уже…

Я удалил и этот абзац. Может, действительно выкупаться?

Иван снова:

– Слушай, Достоевский, ты б лучше написал, как ты меня шантажировал. Там, ночью. Алчность свою бы описал высоким штилем, нахрапистость. А? Вот это был бы рассказ!

Я плюнул, захлопнул компьютер – все равно ведь не отстанет! – и сказал:

– Иван! Я же не виноват, что ты отъявленный формалист и пижон, и в погоне за внешними эффектами забываешь о сути. Тщательней надо! Во-первых, на острове Санта-Ино не разводят свиней: все аборигены – мусульмане. Потом – соляные пещеры. А в-третьих, как уже имел честь сообщить, я окончил физфак, и твой палладий девятнадцать – просто бред сивой кобылы. Палладиева мельница! Кащенко!

Иван фыркнул:

– Ишь ты! Бред! А остальным очень даже понравилось… Как они миллионы переводили – ух! – красота! Как вспомню – дух захватывает… Полковник все кричал: всем поровну, коммунист хренов, обоих Гольдбергов как одного пайщика считать. Помнишь?

Конечно, я помнил, как такое забыть.

А вот как бы это все теперь описать, высокохудожественно, в смысле – бьюсь уже неделю – все какая- то размазня фруктовая лезет. Перечитывать стыдно, честное слово. Пожалуй, прав Иван, лучше искупаться.

Марина Прокопьевна Попова, в девичестве Лисовская, вышла замуж и не так чтобы рано, но и без задержек: учась на последнем курсе института. Жених ей попался красивый и завидный. Но было все же в ее браке что-то такое, что вызывало и задумчивые, даже недоуменные взгляды, и досужие разговоры, и шепоток за спиной, и даже недовольство родителей. Причем и с той и с другой стороны. Мезальянс? Может быть. Только какой-то неправильный он, странный, что ли, мезальянс, перевернутый с ног на голову.

Ведь что подразумевает мезальянс – неравенство брачующихся сторон, или возрастное, или социальное. Но с этой стороны все в порядке: жених, Саша Попов, всего на три года старше Мариночки. В социальном плане – у Мариночки среди ближайшей родни за последние двести лет было двадцать профессоров, пять писателей, три адвоката и два министра, и живет она с мамой и папой в обычной четырехкомнатной профессорской сталинке. А у Саши Попова папа – генеральный директор какого-то Федерального зернового союза и председатель совета директоров какого-то Агротехбанка, и еще есть куча всяких контор, которые он возглавляет. Да и в советские времена Сашин папа чем-то по снабжению солидным рулил.

Вот тут-то и скрывалась та самая закавыка, из-за которой косо посматривали на Мариночку в семье все. По воскресеньям в доме профессора без приглашения собирались всякие и близкие, и не очень близкие родственники – такова была давняя традиция, а традиции надо создавать, лелеять и беречь, ибо от давности традиций зависит и глубина культуры. Так вот, как-то раз на таком сборище в доме профессора зашел почти научный спор о предстоящем замужестве Мариночки. К тому времени даже еще не решен был вопрос со свадьбой, но среди пришедших на пироги всяческих родственников оказалась двоюродная бабушка, переводчица древнегреческих текстов в издательстве «Наука», где она в позапрошлые времена вместе с академиком Гаспаровым работала. Так вот эта бабушка так прямо и сказала:

– Ты что же к ним в качестве прачки или кухарки идешь?

– В смысле? – встрепенулась Мариночка.

– А в том смысле, что ты же читала Марселя Пруста «В сторону Свана»? Там сын нотариуса женится на принцессе какой-то, что ли, но в глазах всех своих родственников он опускается до уровня авантюриста. Так дамы высшего света дарили благосклонностью иногда своих кучеров. Это ведь мезальянс, голубушка, только в инверсии. Ты из почетного положения дочери профессора превращаешься…

– Перестань, бабушка, я не хочу тебя слушать, а может, и любить больше не буду, если ты не перестанешь.

– Да, наверное, не перестану. У твоего, этого, по-моему, даже высшего образования нет!

– Да, нет! – с вызовом отвечала Мариночка.

– Ну, а школу-то хоть он окончил?

– Нет, и школу он не окончил.

– Ну, я так и думала. Сову по полету видно.

– Что это значит?

– Потом узнаешь, да поздно будет.

В разговор по очереди вступали все родственники, а Мариночке приходилось только отстреливаться.

– Господи, а я-то сумасшедшая, ломалась-ломалась, бегала-договаривалась: тебя же, дуру, в Голландию на стажировку на три месяца берут! – Это уже мамочка родная, заведующая кафедрой начертательной геометрии в строительном институте, где Мариночка училась, вступила в разговор и обратилась ко всем присутствующим: – У нее, у нашей дуры набитой, курсовой проект опубликовали в сборнике студенческих работ во Франции. Самому великому Ренцо Пиано, итальянскому дизайнеру и архитектору, который сейчас оформляет набережные в Голландии, очень понравились трехгранные пилястры, которые придумала наша Мариночка, и он приглашает ее поработать в своей группе. Я уже и в ректорате договорилась, что Мариночку в творческую командировку в Голландию на три месяца отправляют. А там, может, и учиться еще будет возможность остаться. Ну, что тебе, приспичило, что ли, замуж-то?

– Ничего мне не приспичило. А если вы о чем-то нехорошем, то я вообще-то еще девушка. Я люблю его, и он меня любит. А если вам с вашими повышенными образованиями и знаниями это вполне человеческое состояние незнакомо, то мне вас очень жаль, и помочь я вам уже ничем не смогу. Хотя всех вас я очень люблю и уважаю до пятого колена и гарантирую, что и семья у меня будет, и дети с мужем будут, и профессором в сорок лет я буду. У меня все получится, если вы мне будете не мешать, а помогать.

– Ну, что же, – как-то уж очень скорбно подвел итог воскресной родственной встречи Мариночкин папа, доктор медицинских наук, специалист по онкологии, – домнатус ад бестиас.

– Давеча не значит таперича, – парировала его сентенцию Мариночка.

– Что ты имеешь в виду?

– Да то же самое, что и ты. По-моему, ты единственный в этом доме понимаешь меня, но хочешь сохранить себя на всякий случай.

– Дело не в этом. Просто я тут с полгода назад в каком-то вестнике судебной медицины прочитал странную и, как мне тогда показалось, даже смешную статью. Я бы позабыл про нее. Но вот сегодня… Автор – немец, доктор наук, психолог рассматривает брак и, в частности, рождение первого ребенка в зависимости от физиологического состояния женщины. Оказывается – не так уж и много у женщины возможностей забеременеть. Описывается большое количество случаев, когда женщины, не беременевшие много лет, вдруг точно знали и заявляли: «Я вчера забеременела!» А еще удивительнее случаи, когда безнадежно бесплодные женщины знали, что вот сегодня они могут забеременеть, и беременели. И женихи, которые по много лет ухаживают за дамой сердца, ждут и часто дожидаются, когда дама созреет и будет готова. Так же часто мы можем удивляться случайным беременностям от случайных связей, когда рядом были достойные и приличные партии и даже возможности замужества. Ну, в общем, такая смешная статья. Я пересказываю сейчас ее содержание безотносительно к нашей ситуации, но если природа распорядилась так, как вышло, то надо знакомиться с мальчиком, с его родителями и решать практические вопросы.