Падре (ЛП) - Уайлд Кларисса - Страница 3

бутылок, которые разбросаны по полу между носками, обувью и моей одеждой. Пятна

ликёра оставили следы на ковре… и мне кажется, что пятна блевотины тоже.

– Посмотри на себя… – Мама протирает салфеткой лоб и щёки. – Ты выглядишь

просто ужасно.

– Спасибо, – сказал я, смеясь, хотя она ранила мои чувства.

– Я не могу поверить, ты сделал это опять.

В её голосе слышно огромное разочарование. Я ненавижу, когда она со мной так

говорит. Она моя Мама. Ну, вроде того. Технически, она просто женщина, которая

вырастила меня, я не её родной сын. Её настоящее имя – Маргарет. Я называю еёМама,

потому что здесь все так делают. Она единственная всё организовывает в церкви, все эти

годы она была моим хранителем. Хотя мне уже тридцать, но в этом грёбаном мире

больше всего я нуждаюсь в ней. Она единственная, кто держит меня в этом месте.

– Давай, поднимайся, – бурчит она и тянет меня за руки.

Я делаю, как она просит, и сажусь на свою постель. Я кладу руку на лоб, чтобы

остановить головную боль, но это бесполезно.

Мама подошла к раковине и набрала стакан воды. Порывшись в карманах, она

достала несколько таблеток. – Возьми их.

Я знаю, что она не бросит меня, пока я делаю всё, что она велит, поэтому я просто

беру их.

– Где ты был прошлой ночью? – спросила она.

– Мне кажется – это, очевидно, – ёрничаю я, но она ударяет меня моей

собственной Библией.

– Фрэнк Ромеро! Сколько раз мне повторять, чтобы ты перестал пить? – Произнося

каждое слово, она даёт мне ещё один подзатыльник. – Ты пьян!

– Хорошо, хорошо, я понял! – я держал руки поднятыми, чтобы остановить её

следующий удар. – Я уже не пьян, – конечно, это ложь, но мне плевать. Что угодно, только

бы она успокоилась.

– Тогда поднимайся и помой свою грязную задницу, – прорычала она, смотря на

меня роковыми глазами. В молодости этот взгляд всегда пугал меня.

Если тебе кто–то говорил, что старушки робкие и нежные, то тебе лгали.

Сделав тяжёлый вздох, я встал с кровати и заметил, что на мне всё ещё вчерашние

штаны.

– У тебя десять минут, чтобы переодеться, – твёрдо сказала она и поставила

Библию на тумбочку. – Ни минутой больше.

– Почему? Я же ещё даже не завтракал, – зевнул я.

Она поставила руки в боки. – Фрэнк. Ты хотя бы видел время?

Теперь, когда она говорит об этом… нет, я не видел.

Она сморщилась. – Девять часов.

– И? – пожал я плечами. Я всё ещё не понял.

– Воскресенье.

Для этого нужно немного времени.

Мои глаза расширяются, и я произношу. –Ох…

– Вот именно. – Стукнула она ногой по полу. – В церковь уже приходят люди. Они

все ждут. Не хватает только тебя, Фрэнк. – Она открыла дверь.

– Извини, – взволновано говорю я.

– Оставь это, – злобно сказала она. – Просто сделай себя, – она осмотрела меня

сверху до низа, – презентабельным. Она вышла и закрыла за собой дверь.

Я быстро умыл своё лицо, чтобы убрать следы блевотины и вони. Я выгляжу

ужасно и это я не о своих татуировках. Неудивительно, что люди считают меня бездарем.

Я действую как один, что ж это то, что вы получите.

Я вытер своё лицо сухим полотенцем и с трудом снял всю грязную одежду. Снимая

чистую одежду с крючка, я расчёсываюсь и ударяю себя по лицу, чтобы проснуться.

Я ещё так пьян, что едваполучается ровно идти, но, наконец–то, мне удалось

переодеться. Прежде, чем выйти из–за двери, я надел халат и убедился, что белый кусок

моего воротника виден. Последний раз я взглянул на себя в зеркало, чтобы подмигнуть и

послать воздушный поцелуй своему отражению. Чёрт, так жарко, что я бы мог пожарить

яйца.

Кстати, когда я закончу, я пожру бекон с яйцами.

У меня огромное желание свалить из этого города, так, чтобы я мог отлично

позавтракать вместо этой проповеди, но я знаю, что Мама никогда не простит меня. Я

мальчик, который любит её до смерти.

Прежде чем выйти за дверь, я захватил маленькую бутылочку ликёра, которую

прятал в тумбочке, и положил её в свой нагрудный карман. Это приносит удачу. Хрен с

ним – очарование. Всё что угодно. Пока у меня есть выпивка, я хороший.

Когда я открываю дверь из алтаря, все сидящие на скамьях люди смотрят на меня,

и я останавливаюсь. Их взгляды пронизывают моё тело, как шипы, в этот момент я

чувствую осуждение.

Кто–то мог бы сказать, что это не должно сломить меня, но иногда голосам в моей

голове надо заткнуться, хотя бы на минуту.

Я подошёл к церковной кафедре, недолго повозившись в кармане, я нашёл

маленький огрызок бумаги, который нацарапал вчера. Я помню, как писал проповедь или

что–то типа того. Но когда я уже вышел на кафедру, и, смотря на лист, я понимаю, что там

написана лишь бессмысленная тарабарщина. Что ж, так много для великой проповеди.

– Эм… всем доброе утро, – говорю я, слегка улыбаясь.

Некоторые люди усаживаются на своё место, кто–то кашляет, а другие просто

угрюмо выглядят.

Такое дерьмо каждый день, только хуже. Каждый раз, когда я здесь стою, я вижу

одно свободное место. Людей это больше не волнует.

А я? Я чувствую себя, как дерьмо, и честно говоря, я смотрю на них и не понимаю,

что я здесь делаю.

Почему я даже не пытаюсь притворяться.

Прочистив горло, я пытаюсь игнорировать головную боль и мутное зрение.

– Что ж… надеюсь, что у вас, у всех сегодня прекрасный день, – сказал я, микрофон

слегка искажает мой голос. Я немного его подправил и продолжил говорить. – Или я

надеюсь, что, хотя бы у одного из вас.

Люди выглядят раздражёнными.

Я думаю, что это естественно, ведь я тоже раздражён.

– Давайте поговорим о Боге. Ведь все мы здесь ради Него, верно?

Естественно, никто не отвечает.

– Я так идумал. – На мгновенье я прикусываю губу.

– Бог. Бог. Бог. Говорят, что Он вокруг нас. Везде. Всегда. Он смотрит сверху на нас,

чтобы держать нас в безопасности. Чтобы следить за нами. Ну, или так говорят.

Все всё ещё пялятся на меня, так что я продолжаю.

– Бог. Знаете… я не находил Его последнее время. И я уверен, что многие из вас

тоже. – Делаю паузу. – Задумывались ли вы, вдруг Он вас бросил?

Мне никто не отвечает, но глядя на их лица, я понимаю, что половина из них со

мной согласна. А другую половину я предпочитаю игнорировать.

– Если Бог не тот, кто присматривает за вами? К кому вы обращаетесь?

Никто не ответил, чего я и ожидал.

– Никто, – говорю я, – Никто, кроме вас. Вы единственные, кто может себя спасти.

Кто–то крепко сжимает свои сумки, а другие закрывают рот от шока.Будто я говорю

что–то странное. Что–то, что никогда не приходило к ним голову. Конечно, они думали.

Просто они боятся признаться в этом.

– Знаете, что? Бог не беспокоится обо мне, о вас, либо о ком–то ещё.

У некоторых отвисла челюсть.

– Иначе, почему Он заставляет нас так страдать? Зачем Ему причинять нам столько

боли? Почему бы Ему просто не забрать её?– мои ногти впиваются в деревянную кафедру.

– Он не будет. Бог не делает нам легче. Он не даёт всё, что нам нужно. Бог хочет, чтобы

мы боролись за это. Бог хочет, чтобы мы делали свою работу. Он здесь не для того, чтобы

пожалеть или сделать вашу жизнь лучше. Это ваша работа.

– Фрэнк! – я поворачиваю свою голову, чтобы увидеть Маму, которая кричит на

меня со стороны, и просто игнорирую её.

– Я здесь не для того, чтобы говорить вам, что делать. И не Бог. Я просто могу

сказать вам, что жизнь никогда не будет лёгкой. Это всегда будет тяжело, а дерьмо всегда

будет приходить и пытаться разрушить вашу жизнь.

Слышу множество вздохов.

– И знаете, что? Это нормально. Жизнь – это боль и страдания. Это касается

раскаяния.

Пока я говорю, мой взгляд падает на сидящую в толпе девушку. На красивую