Голос рода - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 21
- Предыдущая
- 21/23
- Следующая
Девиц она, кстати, все-таки выучила. Самая старшая – Марта. Потасканная рыжая, хабалистая толстуха. Но среди солдат спросом пользуется. Алаис она по какой-то причине (выбирайте любую – молодость, происхождение, девственность) невзлюбила и всячески старалась оскорбить, но получалось откровенно плохо.
Алаис не оскорблялась по причине аристократизма, ведь джентльмен не станет тявкать в ответ на облаявшую его собаку, а Таня, слившаяся с личностью Алаис, на потуги Марты взирала даже с каким-то умилением. Тоже мне, оскорбления. Этот стон у нас песней зовется, ха!
Хуже было то, что поручать Марте любое дело означало гарантированно его завалить. А не поручать тоже нельзя. Ничего, извернемся.
Вторая по старшинству – Роза. Тоже рыжая – пользуется краска для волос спросом, ой пользуется, во все времена и во всех мирах. Чуть помоложе, с более-менее пристойной верхней частью, но фундаментальной нижней. При взгляде на Розу у Алаис создавалось впечатление, что туловище выше талии ей досталось от одного человека, а ниже – от другого. И было второе раза в два крупнее первого. Вопиющая диспропорция.
Безразличие досталось Розе, видимо, от обеих половинок. Корова на лугу по сравнению с этой особью показалась бы просто фейерверком эмоций. Алаис она воспринимала, в отличие от Марты, совершенно равнодушно. Так же равнодушно она и спала с мужчинами, и ела, и ходила по замку… то ли мешком по голове ударили, то ли при рождении уронили.
Третья – Лили. Нагловатая брюнетка цыганского вида. Черные волосы, карие глаза, смуглая кожа. Довольно красивая, кстати. Но наглости…
Наглость была обусловлена тем, что Лили считалась шлюхой выше классом. Не для солдат, а для офицеров. Таламир, правда, не пользовался, и то дело. А то б Алаис его…
Да нет. Все равно консумировать брак пришлось бы. Но пенициллина-то в этом мире нет! А сифилис есть!
Ужас!
Четвертая Катишь, совсем молоденькая блондиночка с короткими ногами и крысиной мордочкой, на свою стезю пришла вполне осознанно. Дома тяжко, труд крестьянский вознаграждается не очень щедро, вот она и решила, как самая умная, выйти замуж за сына деревенского богача. А тот оказался парень не дурак, девушкой попользовался, да и раструбил на всю округу, что дорога открыта. Раз, другой, третий – и готово. Удовольствие – деньги – работа. Катишь и ушла с войском, когда оно мимо их деревни проходило.
Почтение к Алаис у нее еще проскальзывало, инстинктивно. Но…
Полагаться на эту команду можно было только в страшном сне. А выбора нет. А жить-то хочется…
Таламир пожаловал под вечер, без всякой спешки, хотя просьба была ему передана еще утром. Оно и понятно, нечего баб баловать. Сперва «не изволите ли», потом «пожалуйста», а потом «к ноге, мальчик!». Знаем мы этих герцогесс…
Алаис пока еще вылеживала бока в кровати, листая книги и делая выписки. При виде жениха она отпустила всех и попробовала встать, сделать реверанс. Таламир остановил ее:
– Лежите, дорогая невеста, вы еще слабы.
– Да, монтьер.
– Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
– Монтьер, день нашей свадьбы приближается, а у меня не решено множество вопросов.
– И каких же?
– Роза передала вам листки?
Суда по лицу Таламира, он и не подозревал, что для свадьбы нужно СТОЛЬКО! Так что Алаис печально вздохнула.
Да-да, монтьер, и СТОЛЬКО, и полстолько и еще четверть столько. И это вы еще дешево отделаетесь.
– Что вы хотите от меня, Алаис? – смирился несчастный, понимая, что сейчас и здесь его не пытаются надурить. Слишком уж накладно для вранья получается.
– Монтьер, я прошу вас о помощи.
– У вас четыре фрейлины…
– О да. Но у них, к сожалению, очень мало опыта. Да и мне не приходилось раньше…
Алаис похлопала ресницами, Таламир понятливо кивнул.
Опыта мало… Понятное дело, их опыт для организации праздников не особо подходит. Но лучшего не будет. Послать наглую соплюшку к Ириону в пасть можно, но ведь она же искренне старается. И придраться не к чему.
Во всяком случае, пока.
– В чем должна состоять моя помощь?
– Монтьер, после вашего… э-э-э… обустройства в замке половина слуг разбежалась, а оставшиеся не будут меня слушаться. Поэтому я просила бы вас подтвердить перед слугами мой статус вашей невесты и дать мне определенные права.
Таламир заинтересованно вскинул брови.
– Права, Алаис?
Девушка сжала кулачки.
– Монтьер, моя семья погибла. Я уцелела. Так случилось, и за это стоит благодарить Ардена, но людям не объяснишь. Пока я больна, спрос с меня невелик. Стоит мне появиться перед подданными, как тут же начнутся разговоры, пересуды, сплетни, а то и провокации. Не могут не начаться. И в ваших же интересах, чтобы грязные языки не трепали лишнего.
– И вы хотите иметь возможность укорачивать их, не бегая за разрешением ко мне?
– Вы читаете мои мысли, монтьер.
Таламир усмехнулся.
– А что я буду иметь с этого, Алаис?
– Монтьер, мне нечего предложить вам. Моя жизнь и так в ваших руках.
Таламир так и замер с открытым ртом. Такой поворот ему точно в голову не приходил. А правда – что тут предложишь?
Алаис смотрела невинными глазами. Таламир откашлялся и сделал вид, что так и было задумано.
– Я рад, Алаис, что вы это понимаете.
– Монтьер, меньше всего мне хотелось бы вызвать ваше недовольство…
Таламир тоже понимал. Так что через три часа Алаис стояла рядом с ним в большом зале.
Ну как стояла?
В платье ее матери, кое-как перешитом на живую нитку, с немытой головой и едва обтертая мокрым полотенцем от пота и грязи, с высоко поднятой головой.
В зал собрали слуг, и кое-кого она знала. Эти люди жили рядом с ней, сколько она себя помнила, видели маленькую Алаис, видели, как она росла, а теперь смотрели на нее, как на чудовище.
За что?
Таламир поднял руку – и все тут же замолчали.
– Вы все знаете герцогессу Карнавон. Это моя будущая жена, ваша герцогиня. Ее приказы так же обязательны к исполнению, как и мои. Любое неповиновение ее приказам я буду рассматривать как неповиновение мне…
Дальше Алаис уже не слушала. И так все ясно. Угрозы, потом еще угрозы, потом поощрения… дело житейское. Интересно, он так верит, что она ничего плохого не сделает?
Вряд ли.
Значит, за ней будет установлена слежка, и не только из этих четырех шлюх. И кто же?
Как неприятно чувствовать эти взгляды.
Презрительные, ненавидящие, откровенно злобные, брезгливые…
За что?
За то, что не умерла?
Но когда люди бывали справедливы к тем, кто им не нравится? Вот если бы Алита осталась в живых, ей бы сейчас сочувствовали. Сестру любили, она была красива и понятна всем. А Алаис – нет.
Ей предстоят тяжелые времена.
Алаис снова приснился Замок.
Что-то в нем было не так, что-то тревожило, раздражало, заставляло нервничать и грустить. Она облетела вокруг, попыталась заглянуть в окно…
Двое мужчин, оба пожилые, один этакий толстяк, второй – худой и высокий, Алаис тут же прозвала их для себя «Бегемот» и «Коровьев», что-то складывали в большой сундук. Женщина пригляделась, и опознала… полотнища?
Нет, не просто куски ткани.
Мелькнул плавник акулы, щупальца осьминога… знамена?
Да! Именно этого не хватало Замку! Он лишился своих знамен!
– …надолго ли?
Начала фразы Алаис не слышала.
– До новой коронации.
– А будет ли она?
– Я верю, что будет, – «Бегемот» выглядел очень решительно.
– И кого можно короновать сейчас? Диона? – «Коровьев» определенно сомневался. «Бегемот» взмахнул рукой, словно отметая глупую мысль.
– Замок над Морем не примет предателя.
– Дион королевской крови.
– Важна не только кровь, – отрезал «Бегемот», продолжая осторожно укладывать что-то в сундук.
– Но если он придет к власти, вы станете ему служить?
– Нет.
– Но…
– Эрион, я не стану осуждать тебя за любое принятое решение. – «Бегемот» захлопнул крышку сундука и решительно повернул замок. Не ключ, нет. Сам замок являлся хитроумным приспособлением, позволяющим закрыть сундук намертво. – Но я твердо уверен, что при моей жизни коронации больше не будет.
- Предыдущая
- 21/23
- Следующая