Такое разное будущее: Астронавты. Магелланово облако. Рукопись, найденная в ванне. Возвращение со зв - Лем Станислав - Страница 56

– Осватич, смотрите! – крикнул я. – Белый Шар исчез!

Он посмотрел прямо вперед.

– Что за черт!

– Погодите, погодите, – говорил я. – Мне помнится, что вон та большая глыба под тремя шпилями была справа от Шара, а те конусы – слева. А теперь глыба совсем рядом с конусами, там нет свободного места… Где же стоял раньше Белый Шар? Если бы даже он упал, то осталась бы яма!

Мы беспомощно переглянулись.

– Что делать? – спросил я.

Мы повернулись к дальнему склону, где на сером фоне зеленела палатка гравиметра, казавшегося отсюда не более спичечной головки. Я попытался вызвать физика по радио, но услышал только частые, как пулеметная пальба, потрескивания. Тогда я выпустил одну белую ракету и две дымовые, что по условленному коду означало: «Можно ли идти дальше?» Прошла добрая минута, пока вдали поднялась зеленая звездочка, повисла в воздухе и медленно опустилась, сдуваемая ветром на озеро.

– Все в порядке, – сказал Осватич.

Мы одновременно повернули головы, и оба удивленно вскрикнули: Белый Шар стоял среди скал огромным светлым куполом, окруженный широкой полосой.

– Это, наверное, был мираж, – вымолвил я наконец, не совсем веря в сказанное, и стал спускаться.

Все осциллографы были соединены между собой тонким кабелем, синхронизировавшим их показания, и мы пошли вдоль белого провода, то поднимаясь на груды камней, то спускаясь с них. У каждого аппарата мы задерживались: я вынимал барабан с заснятой пленкой, а Осватич закладывал новый из запаса, который был у него в рюкзаке. Меньше чем за час мы обошли девять аппаратов. Путь к десятому вел по верху каменной возвышенности. Слева поднималась над кремнистыми шпилями вершина Белого Шара, справа склон оказался вдавленным, как корыто: это углубление было наполнено грудами камня и походило на заброшенную каменоломню. Я случайно взглянул туда – и остолбенел. Внизу, метрах в ста от меня, на большом камне сидел кто-то – темная, коренастая, совершенно неподвижная фигура. Осватич, шедший впереди меня, отдалился шагов на двадцать. Я окликнул его; он обернулся и тоже остановился, как бы растерявшись. Перепрыгивая через наваленные камни, не задумываясь, кинулся я вниз. На миг я потерял фигуру из виду, а когда приблизился к ней настолько, что смог разглядеть ее как следует, то убедился, что это вовсе не человек. Большая, продолговатая глыба неправильной формы упиралась в плоский валун. Свет ярко отражался от ее блестящих темных граней. Странно, что даже издали я принял ее за человека, – только если смотреть сверху, она немного напоминала склоненный торс.

– Это сгусток лавы! – крикнул я.

Осватич, стоявший на возвышенности, смотрел в мою сторону. Конечно, он меня не слышал, так как электрические помехи были очень сильны. Я махнул ему рукой, показывая, что ошибся. Он повернулся и пошел дальше. Неподалеку из-за каменной пирамидки торчала верхушка палатки над десятым осциллографом.

– Подождите! – крикнул я и побежал вверх по склону.

Осватич замедлил шаг, но не остановился. Его темный силуэт выделялся на светлом фоне Белого Шара.

– Подождите! – крикнул я еще раз.

Вдруг все пространство передо мной искривилось и присело, словно я увидел его отражение в неожиданно согнувшемся блестящем жестяном листе. Потом все заволновалось и вернулось в прежнее положение. Я стоял как вкопанный. Осватич исчез. Только что я видел его движущуюся спину, блеск его шлема; он ступил на большую плоскую глыбу серебристого камня, сделал шаг или два и… исчез, словно растворился в воздухе. Несколько секунд я стоял, окаменев, потом пустился что было сил к этому месту.

– Осватич! – кричал я. – Осватич!

Никакого ответа…

Стараясь не терять из виду отличавшуюся по форме и цвету плиту, я полез по каменным глыбам, наваленным у гребня возвышенности, и наконец очутился наверху. Поверхность этой большой плиты, наклоненной в мою сторону, была покрыта как бы крупным инеем и потому так блестела. Она вся заросла мелкими хрустящими кристаллами. В одном месте я увидел на ней длинную беловатую черту. Камень был довольно мягкий, и шип башмака оцарапал его. Я подумал, не спрыгнул ли Осватич на другую сторону. Там находилась ниша, образованная двумя опиравшимися друг на друга скалами; она была совсем светлая и внутри усыпана мелким гравием, на котором валялось несколько крупных, совершенно черных валунов величиной с буханку хлеба.

– Осватич! – позвал я, но не очень громко. Ведь я видел его стоящим на этой плите. Он не пошел прямо и не мог скрыться в нише: путь туда вел через одну из высоких глыб, и я непременно увидел бы, как он на нее взбирается. Я ни на миг не спускал глаз с этого места, могу поклясться! И все-таки его не было. У меня опустились руки – искать попросту было негде, но я все же бегал среди камней и звал его. В ответ раздавался только треск электрических разрядов. Я вернулся на гребень, чтобы подать сигнал. Поднимая пистолет, я заметил, что Белого Шара тоже нет: он снова исчез, как в тот раз, когда мы с Осватичем стояли над долиной. Раньше он заслонял вид на склоны, в которых открывалось большое ущелье. Теперь устье ущелья было ясно видно.

Я чувствовал себя, как боксер, поднимающийся с пола после сильного удара в челюсть. Мне хотелось бежать на помощь Осватичу, бороться с опасностями, которые ему угрожали, но не было ни Осватича, ни какой-либо явной опасности. Я выпустил красную ракету, чтобы оповестить, что произошел несчастный случай, а потом сел на край серебристой плиты и, свесив ноги, следил, как на холмах появились два черных медленно ползущих пятна: два человека в скафандрах. Они быстро поднимались, где могли, бежали, потом исчезли за кремнистыми шпилями и только через сорок минут очутились около меня. Это были Лао Цзу и Солтык. Узнав, что случилось, инженер вскочил на край плиты и закричал:

– Осватич! Ян! Ян!

– Это бесполезно, – сказал я. – Он никуда не ушел. Вот его след на камне.

Солтык наклонился, разглядывая камень. По блестящей поверхности наискось шла белая черта. И только…

– Он наступил здесь сильнее, – пояснил я, – и оцарапал камень. Иначе не могло быть.

– Но куда он девался?

Заметно было, что Солтык очень расстроен. Я пожал плечами.

Лао Цзу стоял на камне. Не отнимая бинокля от окошка шлема, он спросил:

– У кого из вас были заснятые пленки?

– У меня.

– Они у вас в рюкзаке?

– Да.

– А из десятого аппарата вынимали пленку?

– Нет. Осватич как раз шел туда, чтобы…

– Хорошо.

Физик сошел с глыбы и направился к палатке, темневшей внизу, в нескольких десятках шагов от нас. Тем временем Солтык сбежал к нише.

– Господи! Господи! – бормотал он, оборачиваясь во все стороны. – Что это может быть? Он стоял здесь? – спросил он меня снова.

– Да, здесь.

– Идемте же! – крикнул он. – Обыщем как следует это проклятое место.

Я посмотрел на него: он поднимал большие черные камни. Это было бы смешно, если бы не случившееся несчастье.

Лао Цзу окликнул меня. Я подошел и заметил, что китаец стоит как-то странно, – сильно наклонившись, словно сейчас потеряет равновесие, но не падая. Я уже хотел спросить его, что это значит, как увидел, что и сам, совершенно того не замечая, стою так же наклонно.

– Профессор, – вскричал я, – смотрите, как мы ходим!.. Что это такое?

– Сейчас не время для объяснений. – Он подал мне вынутый из аппарата барабан и закрыл крышку. – Остался еще один, за той скалой. Подержите-ка. – И протянул мне свой электрометр.

Подошел Солтык. Он остановился и с минуту смотрел на нас.

– Профессор… – заговорил он дрожащим голосом, – сейчас… Что вы делаете? Сейчас – пленки?!

Лао Цзу не ответил. Он, как и я, понимал, что от Солтыка сейчас нельзя ждать никакой помощи. Я не двигался с места, поглядывая то на удалявшегося профессора, то на Солтыка. Порывистый ветер трепал на инженере складки комбинезона, который был ему чуть-чуть широк. Словно оцепенев, он всматривался в каменную плиту, на которой я в последний раз видел Осватича. Через несколько минут вернулся Лао Цзу. Он подал мне катушку.