Танец с лентами (СИ) - Зингер Татьяна - Страница 22

Но после того, как Саша заварила чай с жасмином, в ней что-то замкнуло, не иначе. На цыпочках она прокралась к ноутбуку, который Никита обычно выключал, но тут по чистой случайности оставил включенным и незаблокированным. Залезла в социальную сеть, где он чаще всего зависал. И начала читать все его сообщения подряд.

Их было много, разных, однодневных, которым он писал: «Вчерашняя ночь была огонь!» Конечно, все они случились до Саши, но сам факт. Он спал с десятком девушек. Он описывал их во всех подробностях Серому и каким-то незначительным приятелям. Он называл их давалками.

А потом появилась Саша. Её он удостоил иным прозвищем — хромоногая. Всего единожды, когда обсуждал с каким-то незнакомым Саше товарищем.

Чтение затянулось до позднего вечера. Саша пробила все диалоги по запросу «давалка» и «хромоногая». Что ж, давалок у Никиты было не счесть, а хромоногая — одна. Хоть в чем-то Саше повезло стать единственной.

Оказалось, что её несовершенство выводит Никиту из себя: с Сашей не сходить в клуб, не прогуляться по парку. Так вот почему он не знакомил её с друзьями! Стыдился краснеть перед ними, а совсем не потому что «у него совсем нет друзей».

И это всё гадкое, грязное он писал в первую неделю отношений, когда Саша порхала в облаках от счастья!

Слепая любовь боролась в Саше с ненавистью, поднимающейся из груди. Сильнее прочего её задело именно то, как Никита её называл. Будто бы хромой она стала не по его вине?

Ту роковую аварию они не обсуждали, Саша считала, что Никите и самому тяжело вспоминать и видеть последствия. А он, получается, глумился над Сашей, которая, видите ли, досталась ему с дефектом.

Потом, спустя неделю или две отношений, сообщений про давалок или хромоногую не было. Видимо, в Никите кончилось даже презрение, и он перестал описывать парням то, как бесплатный секс с доставкой на дом по имени Саша сам прискачет, сам себя разогреет и ещё будет рад, если его не выгонят.

Заявись Никита домой в тот момент, когда Саша захлопнула крышку ноутбука, она бы непременно расцарапала его наглую харю. Но он где-то загулял, и она уехала в полнейшей тишине, забыв защелкнуть дверь на замок.

В общежитие, где Саша жила даже после подъема бизнеса, она воротилась за полночь. Никита так и не приехал, даже не позвонил — наверное, развлекался с одной из многих.

Сейчас.

34.

Я вваливаюсь на седьмой этаж, прижимаюсь всем телом к входной металлической двери и до одури боюсь нажать на звонок. Что ещё произошло?!

Нерешительно давлю на кнопку, но мама отворяет дверь сразу же, будто караулила в прихожей. Она втаскивает меня внутрь. Лицо заревано, глаза красные, губы дрожат. Краем глаза я примечаю Вадика, который при виде меня перебегает из ванной в спальню и громко хлопает дверью. То ли мне показалось, то ли у него здоровенный синяк на всю правую половину лица.

Здесь неуютно. Я побывала в этой квартире, язык не поворачивается назвать её домом, всего единожды. Помню, как мама позвала к себе в гости вскоре после бабушкиных похорон.

— Доченька, — неожиданно тепло завела она телефонный разговор (а иные после смерти бабушки у нас случались всё реже), — заедешь к нам с Вадиком, а?

У меня тогда зажглась надежда, дескать, мамочка в тяжелый для всех час решила воссоединить семью. Я приехала со свежим тортиком из кондитерской, довольная донельзя. Дальше кухни меня не пустили, даже не показали, где туалет с ванной. И торт, кстати говоря, не разрезали, а убрали в холодильник. Без меня, что ль, есть собирались? Мама кинула в мою кружку пакетик чая, а сама не пила вовсе. Я не почувствовала себя гостьей, а если и почувствовала, то нежеланной. Будто приперлась по своей прихоти и отвлекаю мать от каких-нибудь крайне важных занятий.

— Дочь, — мама побарабанила пальцами, унизанными кольцами, по кухонному столу, — бабушка оставила тебе квартиру, так?

Глупо отрицать очевидное, и мама продолжила:

— Замечательную просторную двушку, в которой тебе наверняка одиноко.

Что есть, то есть. Я тогда подумала: неужели мама предложит жить с ними?!

— Ты понимаешь, что доля в ней принадлежит Вадику? — Вообще-то не понимала, о чем собралась заикнуться, но договорить мне не дали. — Посему рациональное предложение таково: тебе достаточно комнатушки в коммуналке, а остальные деньги от продажи квартиры отдашь нам.

— От какой продажи?..

— Скорейшей! Незачем медлить, документы можно оформить в два счета.

— Мам, но я не собираюсь продавать бабушкину квартиру.

Тогда ещё я не понимала всей глубины эгоцентризма этой женщины и думала, что мы просто не нашли общий язык. Да какой там язык! Мама слышать меня не желала, перебивая на полуслове. Жаловалась на то, как тяжко Вадику живется в десятиметровой комнатушке, ему бы свою студийку, пусть и маленькую, пусть и на окраине. А я всё пыталась что-то объяснить про бабушку, про память, про то, что не хочу в комуналку.

Уехала я спустя час «гостеприимной» беседы и больше приглашена не была. И вот теперь я тут, вжимающая голову в плечи и ожидающая худшего.

С тех пор мама сменила одни новомодные картины другими, перекрасила коридор из розового в персиковый, поставила шкаф с зеркальными стенами — но в целом обстановка та же, совершенно не дружелюбная, лишенная малейшего уюта. Чужая.

Мама надрывно заявляет:

— Вадика избили!

— Как?! — я охаю.

— Тебе лучше знать, — она заходится в рыданиях, грозящих перерасти в полноценную истерику. — Это же ты…

— Что я?

— Всё ты!

— Я избила Вадика?

Не решаюсь даже стянуть сапоги или верхнюю одежду, хотя в куртке жарко так, что вспотела спина. И голова кружится от страха. Неужели он пострадал из-за меня...

Мама качается из стороны в сторону как маятник и подвывает.

— Ты — заказчица! Ты должна нам за физический и моральный ущерб!

— Чего?..

— Он всего-то пошутил, мой маленький мальчик, а ты натравила своих бандюганов! Если бы не его просьба, я бы уже позвонила в полицию.

Тут я начинаю понимать, что меня позвали с какой-то не совсем очевидной целью. Откуда у меня бандюганы? И нет, Никита здесь точно ни при чем — зачем ему бить братца, к которому я не испытываю совсем никаких чувств?

Вразумительного ответа я не получаю и, стащив-таки обувь, стучусь в комнату Вадика.

— Нет! — отрезает он из-за двери. — Свали!

— Открой!

— Пошла вон!

Я дергаю за ручку, и дверь поддается. Влетаю в спальню и… Передо мной чудесная спаленка, некогда отремонтированная для любимца мамы и папа. Обои в машинках и самолетиках, на правой стене развешены три сиротливые грамоты, меж которыми наклеены самодельные открытки с поздравлениями. На каждой без исключения большими буками «Сыночку от мамы!» В этой спальне много детских вещей, даже кровать кажется маловата долговязому Вадику. А на потолке расклеены вырезанные из золотистой бумаги звезды. Не знаю, почему, но мне хочется рыдать.

Хозяин сидит, уставившись в огромный компьютерный монитор. На экране мелькают кадры какого-то сериала, и гнусавый одноголосный перевод забивается в уши. Вадик нарочно отворачивается от меня, едва я появляюсь на пороге. И да, на лице у него синяк, а нижняя губа рассечена. В комнату забегает мама, которая с поразительным упорством пытается выпихнуть меня наружу. Дергает за рукав, ревет, требует убраться, иначе… да-да, она вызовет полицию.

— Объясните же, что происходит!

Вадик машет рукой.

— Я хотел пошутить, а ты, гадина, шуток не понимаешь.

— Как пошутить?! О чем ты?

— Твой сайт! Мама сказала, что ты мне отказала, я попросил друга, ну он и пришел ко мне взламывать. Мы чуть-чуть прикольнулись, но не всерьез же. А сегодня меня отловили какие-то бугаи и передали привет от твоей фирмы бабских вещичек.

— Ты заказала родного брата! — заканчивает мама, вновь норовя преградить мне путь к любимому сыночку.

Картинка складывается, и я захожусь в гневе. Так это он сломал наш сайт?! И, наверное, он же удалил клиентскую базу? Или нет, база не относится к сайту?.. В любом случае, я окончательно дезориентирована. Почему брат так поступил? Из-за какого-то отказа?