Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня - Страница 48

— Жрицам ведь не запрещено выходить замуж? — невпопад спросила я Аннабэль.

— Нет, — усмехнулась Серая, — Так же как и магам. Только желающие находятся очень редко. Даже самому преданному и любящему мужчине может понравится другая женщина, просто понравится ничего больше, — она пожала плечами, — Даже самый покладистый муж иногда выходит из себя, иногда допускает мысль, что жена поправилась или подурнела. Тысяча мелочей, обычно скрытых от глаз. Я все это увижу, стоит мне только за ужином коснуться его руки.

— Это тяжело, — я согласно кивнула. — Зато брак будет честным.

— Это невозможно, — она встала, — Брак — это не честность, брак — это не любовь, чтобы вы там себе, Ивидель, не воображали. Брак — это уступки и куча лжи во имя спокойствия другого. Поэтому я предпочитаю жить одна. И здесь.

— А как же, — обвела рукой портреты, — Состояние рода?

— Исчезло, — бывшая баронесса зажгла еще одну лампу, темные тени пробежали по портретам, — То, что не растащили приказчики после смерти отца, отошло Отречению после моего поступления, — она горько ухмыльнулась, — Останешься сегодня здесь? Или гостевая спальня моего скромного домика недостаточно хороша для графини?

— Это было грубо, — ответила я.

— Грубо, — она вздохнула, — Знала бы ты, сколько старых знакомых уверявших в вечной дружбе, пока отец был жив, сбежали отсюда, словно из чумного барака. Тяжелый был день.

— И он еще не закончился, — я отвернулась от портрета, с которого на меня хитро смотрел полный мужчина с пышными пшеничными усами, — Вы обещали помочь, если я все расскажу. У барона нет времени, понимаете?

— Понимаю, — она склонила голову, взяла со стола лист тонкого пергамента и перо.

Жрица писала быстро и уверенно, буквы наскакивали одна на другую, словно торопились. Я не разобрала ни слова, а подойти и заглянуть через плечо не позволяло воспитание. Чертово воспитание — невидимые нити, что опутывают нас с рождения, нити за которые дергают окружающие, и ты словно марионетка, послушно пляшешь, повинуясь их движению. Как же я потом сожалела, что не заглянула в письмо, хотя бы мельком…

Баронесса закончила писать, сложила пергамент и позвонила в колокольчик. Через несколько минут в комнату быстрым шагом вошел молодой человек, нет скорее мальчик, лет пятнадцати. Ливрея лакея сидела на нем немного неловко и была великовата. Но судя по лицу он был очень доволен своим положением. По странно знакомому лицу. Я нахмурилась, так как была уверена, что никогда раньше не встречала этого парнишку, но было что-то в его глазах, в форме подбородка…

— Густав, — Серая протянула ему белый прямоугольник, — Отнесешь записку моему помощнику Морису, — парень склонился, жрица посмотрела на меня и добавила, — Это пропуск в портовой острог, пусть решит вопрос о бароне Оуэне, — парень еще раз склонился, — И позови Рину.

— Не все так плохо, у вас есть слуги, — проговорила я, когда лакей, взяв записку, быстро вышел.

— Всего двое. Семья Густава служит нашей уже несколько столетий. Когда случилась трагедия, он был маленьким. Он и я остались совсем одни, его сперва приютила тетка, а потом прислала обратно, не желая воспитывать докуку. Ну, так она мне отписала. А Рина… — в этот момент в комнату вошла грузная женщина лет шестидесяти, — Досталась мне вместе с домом. Вернее, ей пришлось продать его за долги, и я купила и решила не выселять старую женщину, — Она повернулась к Рине, — У нас сегодня гостья, подготовь вторую спальню.

— Из хозяйки дома в служанки? — я стала разглядывать фотографию, на которой несколько человек в парадных костюмах позировали в саду.

— Теперь грубите вы, леди Астер.

— Знаю.

Черно-белый картонный прямоугольник, мужчина в центре, рядом женщина в чепце, явно прислуга, держит за руку девочку с тощими косичками, за ее спиной еще один мужчина, пузатый и немного лохматый. Все держаться чопорно и официально.

— Не только вы устали. Что мы собираемся делать? — я проводила взглядом молчаливую домоправительницу.

— Мы? Леди Астер, завтра вы возвращаетесь в Академикум, а делаю все я.

— Вы говорите, как Крис, — девочка с фотографии хмуро смотрела на меня, — Словно я бесполезна.

— Это не так, — мягко сказала она, — Я знаю это чувство, — жрица указала на фото, — Помню. Когда погиб мой отец, — она коснулась пальцами мужчины в центре, — Я чувствовала себя так постоянно, ее палец двинулся к лицу девочки, — Ложитесь спать, Ивидель, завтра я дойду до Верховного Серого, даю слово, эта ситуация не останется без внимания. Не знаю, успеем ли мы помочь барону, — я вздрогнула, — Не знаю, можно ли ему помочь, но никому не позволено заражать на улицах Льежа людей вверенных нам Князем. Мы найдем злодея, будь он хоть выходцем с Тиэры, хоть из самого Разлома, и если у него есть противоядие, я лично прослежу, чтобы Оуэн получил его первым.

— Спасибо — прошептала я, понимая, что она дала мне обещание, не пообещав, по сути, ничего.

— Ваша спальня, наверное, уже готова, я сейчас проверю — она пошла к двери, оставляя меня одну в комнате.

Странно, но легче после разговора со жрицей не стало, скорее наоборот, где-то внутри поселилась глухая тоска. Криса увезли, меня отправляют в Академикум, Серые будут ловить незнакомца в плаще, торгующего исцелением от коросты.

Разве я не этого хотела? Каждый будет заниматься своим делом. Мне надлежит учиться, жрице — расследовать преступления, а Оуэну… Оуэну ждать смерти и молиться, чтобы она забыла прийти.

Меня пробрал холод, хотелось банально разреветься, топнуть ногой и потребовать… Девы, давно ли я стала понимать, что не все решается желанием, даже если ты графиня? Я прошла мима портрета красивой женщины, на ее шее сверкали рубины, рядом висело изображение мальчика в полный рост, у его ног лежала кудлатая собака. Я остановилась, на следующей картине художник запечатлел Мердока, моложе на несколько лет, но вполне узнаваемого. Он в родстве с Сентонами? Хотя чему я удивляюсь, столичные аристократы давно породнились друг с другом и не один раз. Странно, что нет портрета герцогини.

Очередная старая фотокарточка, судя по пожелтевшим краям, одна из первых работ Фотогра, украшенная рамкой

Он запечатлел троих. Барона Стентона, его дочь с косичками и бантами, которую держал на руках мужчина в мундире гвардейца. Сразу видно, что на снимке близкие люди. Не обязательно семья, но узы, связывающие этих людей, видно невооруженным взглядом. Гвардейцу доверили дочь барона, она не дичится, как все девочки незнакомых мужчин, а доверчиво положила голову на плечо солдата, тот придерживает ее рукой. Старый барон улыбался.

Однажды когда мне было семь лет, я провалилась зимой в ручей по пояс, когда, казавшийся таким надежным, лед треснул, в одночасье заставив меня искупаться в ледяной воде. Помню испуг, помню ощущение холодной паники, которое поднималось от ног к талии, ползло по спине, касалось затылка. Тогда я закричала…

Сейчас смогла подавить крик. Затолкала его обратно, вместе с холодом. Дверь открылась.

— Комната готова, леди Астер, — проговорила вернувшаяся Серая, — Вам надо отдохнуть.

— Да, — смогла выдавить я.

— Ивидель, с вами все в порядке?

— Да, — повторила я, на этот раз вышло уверенней, и развернулась, чувствуя, как деревенеет спина.

Маменька всегда учила, что даже если у тебя с головы свалилась тиара, надо вести себя так, словно она все еще там. Если рушится мир, леди должна встречать конец света с улыбкой и высоко поднятой головой. А мир рушился, разваливался на кусочки прямо здесь в этой сумрачной гостиной маленького дома.

— Что случилось? — обеспокоено проговорила Аннабэль, подходя к портретам.

Все-таки не получилось у меня встретить конец света с невозмутимым лицом. Жрица посмотрела на портрет, потом на фотографию. Поймет ли она? Это же ее фотография, которая висит тут с незапамятных времен и наверняка давно воспринимается, как фон.

— Ничего, просто… просто, — мысли метались словно летучие мыши по темной пещере и не находили выхода, — Я увидела там… Мердока и подумала… — на этом фантазия иссякла, никак не получалось придумать, что такого страшного можно было увидеть в портрете сокурсника.