Призраки прошлого (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard" - Страница 10

- Подальше от начальства, поближе к кухне, - сказал я.

Верхоланцев сделал глоток из бутылки, аккуратно положил под скамейку. И, сделав вид, что поправляет мне воротник, проронил:

- Значит так, сейчас едем к наиглавнейшему церемониймейстеру. Твоя задача - ему понравится. Очень сильно. Понял?

- Это кто? - спросил я удивлённо.

- Главный продюсер. Давид Григорьевич Розенштейн, - по лицу Лифшица было заметно, он страшно боится.

Я вспомнил бурное выяснение отношений в кафе, где Розенштейн отчитывал Лифшица, и холодок пробежал по позвоночнику.

- Ладно, не раскисай, - проронил бодро Верхоланцев. - Главный тут я.

Спустя четверть часа, когда фургон остановился возле местной гостиницы, мы прошли в холл, поднялись на третий этаж. Верхоланцев ещё раз оглядел меня и постучал в дверь.

Представить не мог, что в гостинице провинциального городишки могут быть такие номера. Потолок метров двадцать высотой, украшенный лепниной, люстра из позолоченной бронзы, окно во всю стену с полуколоннами. Другая половина номера отгорожена изящной колоннадой, над которой находился балкон с ажурным ограждением. На светло-жёлтом паласе стояло несколько мягких диванов и кресел цыплячьего цвета с ярко-синими подушками. Среди всего этого великолепия я не сразу заметил хозяина,  который на фоне громадных интерьеров выглядел карликом. Он вальяжно развалился в одном из кресел, выставив огромное брюхо. На стеклянном столике рядом цвёл натуральный экзотический сад - ваза ярких цветов и огромное блюдо с фруктами.

Верхоланцев подошёл к нему, уселся рядом и.

- Вот, наш новый Франко Лампанелли.

- И где вы такое чмо болотное откопали? - лениво проворчал Розенштейн.

Взял со столика бутылку с янтарно-коричневой жидкостью, налил в пузатый бокал, и никому не предлагая, выжрал половину. Мерзкий гоблин.

- Давид, он идеально подходит. Похож на Северцева. Ты видел пробы? Переснимем пару сцен и почти без задержек пойдём дальше. Талантливый. Звезда саратовского театра драмы.

- Очередной твой племянник? Или сын незаконнорождённый?  - хрипло заквакал, что означало смех.

- Прекрасный вариант, лучше ничего не найдём, - не слушая его, продолжал бубнить Верхоланцев.

- Пятьсот деревянных и пусть гуляет.

- Давидик, но у нас же массовка столько получает. Парня надо заинтересовать, давай пятьсот зелёных.

- Ты спятил, Дима? За такое говно пятьсот баксов? - зевнув, сказал  Розенштейн таким тоном, будто покупал пучок завядшей зелени на базаре.

Безумно захотелось приложить его по лысине, ярко блестевшей под светом  шикарной люстры.

- Давид, Северцев тебе дороже обходился, - возразил Верхоланцев.

- Северцев был звезда, - Розенштейн воздел толстые, как сардельки, пальцы к небу, то есть к украшенному лепниной потолку. - Одно имя все окупило бы, а этот пацан ничего делать не умеет. И ничему не научится. Ну, если он тебе так нравится, плати ему сам. Из своего кармана.

- Хорошо. Только тогда мой гонорар возрастёт на штуку. В сутки. Или я ухожу из проекта. Давид, мы будем снимать кино или не будем снимать кино? Мы уже в простое три дня. Твою мать, чего ты ломаешься,  как девка красная?

Розенштейн выпятил пузо и потянулся за бутылкой.

- Ребята, подождите меня в фургоне, - сказал Верхоланцев.

Лифшиц, схватив меня за рукав, потащил к выходу с такой скоростью, будто убегал от стаи чертей. Я лишь успел слышать, как Верхоланцев, перейдя на сплошной мат, бурно убеждал Розенштейна.

Мы просидели в фургоне около часа,  Лифшиц угрюмо молчал. Откинувшись на спинку мягкого сиденья, я закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Когда отъехала дверь, мы синхронно повернули головы. Верхоланцев был навеселе, но по выражению лица сразу  понял,  он доволен. Главреж с большим трудом влез в фургон и плюхнулся напротив меня.

- Выбил я тебе ставку, - проронил он устало. - Будешь мне по гроб жизни обязан. Чтоб я ещё так унижался, козлина, - тихо пробурчал он себе под нос.

Я содрогнулся, услышав мелодию гимна Советского союза, ну то есть гимна России. Все равно, когда слышу эту музыку, на ум приходят слова, которые услышал от бабушки: «Нас вырастил Сталин на верность народов». У Верхоланцева не дрогнул ни один мускул на лице.

- Все сделали? Точно? Ладно, -  выловив из кармана мобилу, спросил он. - Верстовский, соберись, - добавил он мрачно, засовывая телефон в карман. - Едем кино снимать.

Через полчаса фургон остановился, я вылез наружу и увидел длинное помещение без окон, со стенами из бетона, где в ряд стояло ещё несколько машин. Верхоланцев вылез и, не сказав ни слова, быстро ушёл.

- Пошли, - сказал Лифшиц. - На съёмочную площадку.

Я шагнул в дверь, открытую Лифшицем, и замер от удивления - мы словно оказались на улице американского городка, выстроенного в стиле начала прошлого века - низкие домики, яркие неоновые вывески на английском. Единственным отличие от настоящего было отсутствие неба. Где-то над головой маячил потолок. Представляю, сколько вбухали бабок в создание подобных декораций. Не проще было найти натуру? Мы свернули в незаметный переулок, вошли в дверь, оказавшись в коридоре, по которому, громко переговариваясь, сновали люди.

- Вот здесь, - проронил Лифшиц, кивнув мне на дверь в конце коридора.

Это комната представляла собой гримёрную: высокий трельяж со столиком с массой блестящих баночек, коробочек и флаконов. Около стены - раскрытый гардероб с нарядами. Возле большой камеры крутилось несколько человек. Парень с лицом хищной птицы, Кирилл Невельский, оператор-постановщик, ходил по комнате, отдавая указания.

- Здесь прибор погас, быстро восстановить. Шторки открой. Так хорошо. Костя, что у тебя на двери падает тень.

- Тень? Какая тень? - задумчиво проронил толстый парень в спецовке.

- Быстро исправили. А здесь что горит? Точка какая-то.

В дверях появился Верхоланцев в сопровождении Миланы, одетой в футболку с коротким рукавом и бриджах песочного цвета. С собранными сзади в пучок волосами, совершенно без макияжа, она походила на симпатичного мальчика. «Свой парень», не вызывавший сексуальных чувств.

Заметив меня, Верхоланцев буркнул:

- Сценарий дали тебе? Твою мать, что за люди. Все я должен сам делать. Верстовскому сценарий быстро! - скомандовал он. Рядом возникла тётка в зелёном балахоне, сунула в руки скреплённые листы бумаги. - Так. Объясняю задачу. Милана, сидишь за столиком, входит Олег. Вскакиваешь и резко спрашиваешь: «Как ты смог пройти?». Он оказывается рядом, говорит: «Белла, твои смешные ухищрения тебе не помогут». Берет за руку, пытается поцеловать. Вырываешь руку, пытаешься оттолкнуть. Это его распаляет, он сжимает тебя в объятьях, целует в шею. Бьёшь его по голове. Понятна задача?

Мне совсем не понравилось, что меня собираются бить. Д ещё по голове.

- А чем мне его ударить? - спросила Милана спокойно, будто речь шла о нежном поцелуе.

Верхоланцев задумался, вытащил сценарий. Заглянув туда, он недовольно крикнул:

- Твою мать, Семён! Иди сюда!

Через пару минут в дверях показался сутулый худой мужчина. Длинное вытянутое лицо с  крупным носом, глубокими носогубными складками и усталыми, печальными глазами.

- Что случилось? - спросил он задорно низким, хрипловатым голосом, что совсем не ввязалось с унылой внешностью. - Что за шум, а драки нету?

- Семён, чем Милана будет бить? - спросил Верхоланцев.

Тот на мгновение задумался.

- Ну, скажем пепельницей. Нормально?

Представил, как Милана приложит меня этой штукой по башке, и стало нехорошо. Первой мыслью было сказать: «Ребята, с вами было хорошо, но я, пожалуй, пойду. Дел невпроворот. Призраки, духи, колдун в седьмом поколении», и удалиться, как можно быстрее в сторону моря.

- Хорошо. Начали! - крикнул Верхоланцев. - Олег, входишь, говоришь текст. Милана, садись к столику.

Я решил послушаться, стало стыдно за малодушие. Ну, стукнет меня Милану пару раз, не умру из-за этого.