Властелин Темного Леса
(Историко-приключенческие повести) - Сенак Клод - Страница 8

Нум поднял на Абахо свои большие темные глаза, так напоминавшие глаза маленькой Циллы. Ослепительное будущее, полное неизвестности и жгучих тайн, одновременно и привлекало и пугало его. Он испытывал гордость при мысли о том, что в один прекрасный день станет Главным Колдуном племени Мадаев, мудрецом, у которого все будут искать совета и помощи. Но к этой гордости примешивалось ребяческое сожаление о том, что он лишен возможности, подобно другим мальчишкам его возраста, сидеть вместе со взрослыми охотниками в засаде, ожидая появления бизонов.

— Мне хотелось бы сначала хоть немного поохотиться, — прошептал он чуть слышно.

Абахо открыл было рот, желая объяснить Нуму, что охота — лишь одна из граней человеческой жизни, самая простая и примитивная, которая делает человека подобным любому хищному животному. Он хотел сказать, что существует другая охота, более волнующая, доступная лишь малому числу избранных: охота пытливого ума в неизведанных просторах познания.

Но он удержался и не сказал ни слова, понимая, что говорить об этом с мальчиком сейчас бесполезно: Нум еще слишком молод, он все равно не поймет его!

Абахо умолк. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь шумом ветра, который, усиливаясь, начинал раскачивать высокие тростники. Гроза приближалась.

Глухие раскаты уже доносились до них от краев горизонта. Нум бросил тревожный взгляд на небо. Но черные грозовые тучи были по-прежнему далеко. Внезапно его осенила догадка: «Это бизоны!»

Он бросился ничком на тропинку, приложил ухо к земле. Зыбкая почва болота еле заметно колебалась и вздрагивала.

— Кажется, их очень много! — сказал он грустно.

Он не добавил ни слова и опять с неприязнью покосился на свою злосчастную лодыжку. Это из-за нее он не может быть сейчас рядом с братьями там, на вершинах серых скал. Правда, он слишком молод, чтобы поражать бизонов стрелой или копьем, но он мог бы, по крайней мере, помогать охотникам: подкатывать камни, подавать дротики и стрелы, держать наготове топоры и палицы…

Горькое сожаление о своем увечье на миг заслонило в сознании Нума таинственное и заманчивое будущее, открывшееся перед ним в словах Мудрого Старца. Сейчас он, не колеблясь, променял бы это блистательное, но, увы, чересчур отдаленное будущее на здоровую, такую, как у всех, ногу, которая позволила бы ему быть вместе с племенем в этот решающий час.

Глубоко вздохнув, Нум повернулся спиной к серым скалам. Пора возвращаться в становище! К чему оставаться здесь дольше, прислушиваясь к шуму битвы? Она начнется с минуты на минуту, совсем близко… слишком близко…

Опираясь на палку и прихрамывая, Нум с трудом двинулся по направлению к становищу. И вдруг снова ощутил руку Абахо на своем плече. Мудрый Старец тихонько повернул его и потянул за собой в сторону серых скал.

— Пойдем, — сказал он мягко. — Пойдем посмотрим на них!

Глухой гул с юга быстро приближался и нарастал. Оставаться дольше в узкой долине, стиснутой с обеих сторон крутыми скалами, становилось опасным. Покинув летние пастбища, бизоны мчались к местам зимовок с бешеной скоростью, топча и сметая все на своем пути.

Абахо и Нум едва успели перейти вброд речку и вскарабкаться на невысокую гряду скал, за которыми с утра скрывались в засаде охотники.

Нум так обрадовался возможности присутствовать при Большой Охоте — пусть всего лишь в качестве зрителя, — что забыл на время о своей больной ноге. Завтра она, разумеется, напомнит о себе и доставит немало страданий, но сейчас ему было не до нее.

Проскользнув вслед за Абахо в густую чащу можжевельника на склоне утеса, Нум укрылся под большим кустом и осмотрелся.

Весь цвет племени Мадаев был здесь. Притаившись за выступами скал или среди кустарников, охотники ждали сигнала, готовые ринуться в бой по первому знаку вождя. Огромные глыбы камня громоздились кучами у края обрыва. Метательные снаряды из дерева и кости, дротики с костяными или кремневыми наконечниками, деревянные копья, закаленные в огне костра, массивные каменные топоры и тяжелые дубовые палицы, в которые вставлены острые осколки кремней, были сложены на земле рядом с охотниками или же находились в руках подростков, счастливых и гордых оказанным им доверием.

Утром, покидая становище, охотники наскоро размалевали себе лицо и грудь красной глиной, которая успела высохнуть и растрескаться под жаркими лучами солнца. Кисти рук и лодыжки были украшены костяными браслетами, шею обвивали ожерелья из звериных зубов, нанизанных на тонкие сухожилия; длинные черные волосы заплетены в косы или связаны пучком высоко на затылке. Такой наряд, по мнению охотников, должен был придать им грозный и устрашающий вид.

Отец Нума, Куш, вождь племени, стоял у самого края скалистой гряды. Обратив лицо к югу, он не отрываясь смотрел в ту сторону, откуда доносился нарастающий гул. Стоя рядом с отцом, Тхор и Ури ждали его распоряжений, чтобы мгновенно передать их остальным охотникам.

«Когда-нибудь, — с волнением подумал Нум, — отец будет гордиться и мною! Тогда он не скажет про меня: „Бедный мальчик!“».

Нум придвинулся ближе к Абахо и хотел шепнуть Главному Колдуну, что согласен стать его учеником, но не успел раскрыть рта.

Куш вдруг выпрямился во весь свой огромный рост, высоко подняв в руке копье. В то же мгновение до слуха Нума явственно донесся тяжелый топот, напоминавший грохот океанского прибоя, и мальчик понял, что бизоны близко.

Дрожь волнения, тревоги и восторга охватила охотников.

Высокие прически заколыхались, руки крепче сжали оружие, темные глаза на раскрашенных красной глиной лицах вспыхнули диким огнем.

Гул, прежде смутный, усиливался, вздымаясь, словно морской вал, разбивающийся у подножия скалистой гряды. Нум узнал глубокий, мощный голос, который он так отчетливо слышал прошлой ночью на этом самом месте, и сердце его замерло от волнения, когда он увидел первого бизона, продирающегося сквозь густой камыш.

Вождь сделал знак рукой и, повинуясь его приказу, охотники пропустили громадного одинокого самца, с низко опущенным упрямым лбом, который вел за собой все огромное стадо. Единичная добыча, которую к тому же трудно было поразить с такого большого расстояния, не представляла интереса для людей. А спугнутый копьями и дротиками вожак мог ринуться в сторону от скал, увлекая за собой всех бизонов.

Шумно дыша и фыркая, вожак промчался мимо скал, топча своими мощными копытами ирисы и лютики.

Секунда гнетущего молчания — и вот из зарослей тростника показалось стадо. Бизоны бежали бок о бок, плотной рыжеватой массой. Длинная волнистая шерсть их потемнела от пота и была забрызгана болотной грязью. Они мчались, не разбирая дороги, подгоняемые слепым инстинктом самосохранения, раздраженные укусами слепней и оводов, встревоженные приближением грозы, быстро нагонявшей их. Молодые держались в центре стада, охраняемые самками и громадными самцами, которые окружали телят грозным, несокрушимым кольцом.

Достигнув скалистой гряды, преграждавшей им путь, бизоны на мгновение замедлили бег и, изменив направление, двинулись вдоль скал, у самого их подножия. С вершины гряды горбатые рыжие спины исполинов напоминали поток остывающей лавы. Поток мчался, то вздуваясь, то опадая, в зависимости от неровностей почвы. Фонтаны жидкой грязи вылетали из-под сотен могучих копыт.

Как только основная масса бизонов поравнялась со скалой, за гребнем которой скрывались охотники, Куш выпрямился и громовым голосом прокричал боевой клич племени. Охотники разом вскочили на ноги, занося над головой метательные снаряды. В следующее мгновение десятки дротиков и копий просвистели в воздухе и обрушились на стадо; с грохотом покатились вниз, с уступа на уступ, низвергаясь на косматые спины бегущих великанов, огромные камни, которые столкнули со скалы подростки.

Испуганные внезапным и непонятным нападением, бизоны ринулись вперед с удвоенной скоростью. Могучие звери сталкивались на ходу друг с другом, спотыкались, погружаясь иной раз по самую грудь в реку, встречное течение которой замедляло их бег.