Властелин Темного Леса
(Историко-приключенческие повести) - Сенак Клод - Страница 19

Вращая факел над головой, Нум сделал движение, словно собирался бросить его в сторону стаи. Но волки, не дожидаясь, пока огонь настигнет их, кинулись врассыпную. Прижимаясь брюхом к синеватому льду, они пересекли реку и открытое пространство противоположного берега — черные на белом снегу — и скрылись за деревьями Большого леса. Оттуда, с опушки, они, вероятно, будут следить за тем, что произойдет на льду реки, но вряд ли отважатся вернуться к месту кровавого побоища до наступления темноты.

Нум был опьянен своей победой.

Недолго думая он перекинул лестницу через частокол и спустился по ней на берег. Абахо категорически запретил ему выходить за пределы частокола. Но разве Нум не обратил только что в бегство целый десяток хищников?

Громко смеясь и крича от радости, мальчик двинулся к реке, шагая прямо по обледенелому снегу, звонко скрипевшему под его ногами.

Ах, какое это было наслаждение — очутиться наконец на свободе, под необъятным куполом зимнего неба, после стольких дней вынужденного затворничества в темноте подземелья!

Спускаясь по крутому откосу, Нум поскользнулся и, чтобы не скатиться вниз, ухватился за выступ льда. Жестокий холод обжег его пальцы. Он сам не понимал, что так неудержимо влечет его к месту кровавой схватки. Быть может, ему просто захотелось рассмотреть поближе простертого на снегу старого волка?

Ветер налетал яростными порывами и, казалось, задался целью сбить мальчика с ног. Нум шел согнувшись, отворачивая лицо, и чувствовал, как тысячи острых ледяных крупинок впиваются, словно иголки, в его щеки и лоб. Глаза то и дело застилало слезами. Одной рукой он прикрывал пламя факела, который предусмотрительно захватил с собой, другой придерживал на груди меховую одежду.

Осторожно приблизившись к месту боя, Нум убедился, что опасаться ему нечего. Старый вожак был мертв. Темная кровь еще сочилась из его бесчисленных ран, но тут же застывала на морозе.

Нум подумал, что следовало бы оттащить мертвого волка к пещере и снять с него шкуру. Это был бы его первый охотничий трофей! Он подарит шкуру Цилле — то-то она обрадуется! Но — увы! — шкура старого вожака была вся изорвана, мех висел клочьями. Нет, такой трофей стоит немногого!

Нум наклонился, чтобы пощупать мех свободной рукой. И в ту же минуту волчонок, неподвижно распластавшийся на льду рядом со старым волком — Нум счел его также мертвым! — внезапно поднял голову и вцепился острыми зубками в онемевшие от холода пальцы мальчика. Туловище и задние лапы волчонка были придавлены телом вожака, свободны были только передние лапы и голова.

Нум вскрикнул от неожиданности и сделал шаг назад. Средний палец его слегка кровоточил, но особой боли он не испытывал. Волчонок злобно глядел на мальчика, оскалив маленькие белые клыки, и глухо рычал. Он был перепуган до смерти и очень несчастен.

Нум глядел на звереныша чуть усмехаясь. Впрочем, долго рассматривать малыша не приходилось. Холод сковывал все тело мальчика, руки и ноги застыли так, что Нум их совсем не чувствовал. Он представил себе, какая страшная участь ожидает волчонка, если оставить его здесь и уйти. Повинуясь внезапному порыву, Нум схватил зверька за шиворот, вытащил из-под трупа старого вожака и, не обращая внимания на его визг и отчаянные попытки вырваться, понес к берегу.

Перелезть через частокол с извивающимся волчонком в одной руке и факелом в другой было нелегким делом. Когда запыхавшийся Нум очутился наконец внутри пещеры, он был совершенно измучен и вдобавок продрог до самых костей. Он опрометью кинулся к костру, волоча за собой своего маленького пленника.

Отогревшись немного у огня, Нум обнаружил, что волчонок, ухватившись крепкими маленькими зубами за край его одежды, изо всех сил старается оторвать от нее клок меха. Челюсти зверька были стиснуты, глаза воинственно сверкали, из горла вырывалось глухое рычание. Он был живым воплощением бессильной ярости.

Нум весело рассмеялся. Несмотря на свой грозный вид, волчонок был ужасно смешон. Нум обхватил ладонями шею зверька и слегка сжал ее. Волчонок сразу потерял дыхание, челюсти его разжались, рычание перешло в жалобный хрип.

Придерживая звереныша одной рукой, Нум снял со стены пещеры длинный ремень сыромятной кожи, сделал на одном конце его петлю и надел на шею волчонка. Другой конец ремня он привязал к колышку, вбитому в земляной пол. Затем отпустил волчонка и снова уселся на свое место у очага.

Почувствовав себя свободным, волчонок со всех ног кинулся к выходу. Но ремень натянулся, и петля едва не задушила его. Он упал на землю всеми четырьмя лапками вверх, вскочил, снова рванулся прочь, упал снова. Борьба была яростной, но бесцельной: ремень прочно держал малыша на привязи.

Сидя на корточках у костра, Нум с любопытством рассматривал свой неожиданный трофей. Волчонок был весь исцарапан и искусан, однако серьезных ран на его теле не было. Видно, старый волк до последней минуты защищал его, прикрывая своим телом. Но зверек так отчаянно рвался с привязи, все туже затягивая петлю на шее, что каждую минуту рисковал задохнуться.

Наконец, поняв тщету своих усилий, волчонок прекратил сопротивление. Он сел на задние лапы, поднял кверху острую мордочку и, глядя на потолок пещеры, словно он был небесным сводом, заскулил так тоскливо и отчаянно, что у Нума дрогнуло сердце.

Ему уже не хотелось больше смеяться. Он вдруг вспомнил ту пронзительную, щемящую тоску, которая охватила его, когда он счел себя заживо погребенным в недрах земли. Вспомнил, какое отчаяние овладело им, когда он стоял один-одинешенек на пустынном берегу Красной реки назавтра после землетрясения.

И сердце мальчика наполнилось жалостью и нежностью к крошечному существу, потерявшему в один день, подобно Нуму, все, что было ему дорого, и испытавшему, вероятно, такую же тоску и боль, какую испытал когда-то он сам.

Поднявшись с места, Нум подошел к волчонку. Бедный зверек задыхался от усталости и отчаяния, но глаза его по-прежнему горели лютой, неутолимой злобой.

— Ты остался один, — пробормотал Нум. Ты слаб и беспомощен… Я тоже был слаб и тоже остался один…

Протянув руку, Нум хотел погладить своего пленника. Но волчонок, хрипло рыча, вскочил на ноги и попытался укусить протянутую к нему руку, однако не дотянулся до нее и, обессиленный, свалился обратно на земляной пол.

Он не понимал намерений Нума и по-прежнему считал его своим заклятым врагом. Никаких иных отношений с человеком, лишившим его свободы, у него не могло быть.

Однажды утром в долину Красной реки пришла весна. Ночью лед на реке треснул и разошелся в стороны, оставив посреди русла широкую полосу чистой воды. Ветер дул с юга. Солнце ослепительно сияло в чистом, без единого облачка, голубом небе.

Нум проснулся на своем ложе из шкур и, подняв голову, прислушался. Снаружи, из-за бревенчатого частокола в пещеру явственно доносилась ликующая песня освобожденной от зимнего плена воды. Сосульки, висевшие у входа, таяли под утренними лучами солнца; веселая капель звенела хрустальным звоном.

— Учитель! Учитель! Весна!

Абахо открыл глаза и, откинув меховое одеяло, сел на ложе. Вот уже несколько дней, как старик и мальчик перебрались из Священной Пещеры в жилище вождя племени, чтобы присутствовать при великом событии, которого они так долго и так горячо ждали.

Давно пора было зиме кончиться! Запасы пищи у обоих затворников подходили к концу. Один волчонок пожирал больше мяса, чем Абахо и Нум, вместе взятые. Он не брезговал даже сухими, уже начавшими подгнивать каштанами.

Нум придумал волчонку имя: он назвал его Яком, потому что маленький зверь требовал пищу коротким отрывистым тявканьем: «Як, як, як!»

Опираясь на плечо Нума, Абахо подошел к выходу из пещеры и с трудом поднялся по лесенке, между тем как Нум, гибкий и проворный, одним прыжком взлетел на гребень частокола. Они одновременно выглянули наружу и замерли от восторга перед открывшейся их глазам картиной.