Властелин Темного Леса
(Историко-приключенческие повести) - Сенак Клод - Страница 15

Приказав мальчику снова подойти к нему, Абахо заставил Нума тщательно изучить и запомнить план запасного выхода. Затем Нум стер сделанный Абахо чертеж и снова начертил его, чтобы крепче запечатлеть в памяти. После этого Главный Колдун и его ученик расстались, не сказав друг другу ни слова на прощанье, словно Нум отправлялся совсем недалеко, по какому-нибудь пустяковому поручению Мудрого Старца. Вскарабкавшись с помощью веревки наверх, мальчик обернулся и молча помахал раненому рукой.

Подземный коридор оказался прямым и узким; сухой каменный пол полого уходил вниз. Нум шел уже довольно долго, не встречая на своем пути ни трещин, ни каменных завалов, ни других следов землетрясения. С каждым шагом надежда на спасение росла и ширилась в его душе. Он миновал несколько боковых проходов, ответвлявшихся в сторону от главного коридора, и пересек два небольших круглых зала, стены которых были украшены странными изображениями. Вокруг неумело нарисованных человеческих фигур виднелись намалеванные черной и красной красками загадочные знаки: точки, волнистые черточки, квадраты, треугольники, окружности. Свет факела выхватывал из тьмы эти таинственные рисунки, среди которых изредка попадался одинокий силуэт бизона или оленя, выполненный с необычайным мастерством и выразительностью.

Во втором зале Нум увидел человеческие маски, украшенные птичьими перьями и разноцветной бахромой. Маски были надеты на грубо отесанные деревянные чурбаны, имевшие отдаленное сходство с человеческими фигурами. Блестящие глаза масок смотрели на Нума в упор, толстые губы уродливо гримасничали, тени плясали на каменных стенах, словно живые…

В глубине зала зоркие глаза Нума заметили вырезанных из дерева птиц с человеческими лицами и людей с птичьими головами, а в самом дальнем углу — большого глиняного идола с опущенными веками и загадочной улыбкой на тонких, крепко сжатых губах.

Но Нум ни разу не остановился, чтобы полюбоваться творениями безвестных древних художников. Значение многих предметов и рисунков было ему непонятно, но суровая красота их поражала воображение. Нум подумал, что когда-нибудь позже он вернется сюда и рассмотрит подробно все собранные здесь чудеса.

Не задерживаясь, мальчик скорым шагом шел вперед, по-прежнему не встречая нигде признаков вчерашнего землетрясения. Подземный коридор постепенно сужался; потолок его опустился и скоро стал таким низким, что Нуму пришлось продвигаться ползком, прикрывая ладонью колеблющееся пламя факела. Едкий дым щипал глаза. Над собой и под собой, слева и справа, впереди и сзади он ощущал страшную давящую тяжесть земных пластов, сжимавших его со всех сторон. С ужасом подумал он о том, что случится, если новый подземный толчок застанет его здесь, в этой каменной трубе, стенкам которой достаточно чуть сдвинуться, чтобы раздавить его, как букашку.

Узкий лаз неожиданно вывел Нума в довольно обширный подземный зал, и вдруг в гробовом молчании, окружавшем его, мальчик отчетливо услышал слабое журчание.

Тоненькая струйка воды падала с потолка в круглый бассейн с гладкими, ослепительно белыми известковыми стенками. Прозрачные сталактиты, свисающие со свода, отражались колеблющимися очертаниями в его зеркальной поверхности.

Нум едва не бросил на землю свой факел. Наспех воткнув его в рыхлую, влажную почву, он опустился на колени, припал губами к живительной влаге и пил долго, большими глотками, пока не утолил сжигавшую его внутренности жажду. Он обмыл прохладной водой свой пылающий, воспаленный лоб, смыл с лица и рук присохшую грязь, пот и кровь.

Нум чувствовал, как жизнь снова возвращается к нему. Пить он больше не стал, зная по опыту, что это может оказаться для него губительным. Его удивляло, что Абахо, так же как и он сам невыносимо страдавший от жажды, ни словом не обмолвился о существовании этого крошечного подземного водоема. Но, подумав немного, мальчик понял причины молчания Мудрого Старца. Абахо не хотел, чтобы Нум возвратился к нему, не дойдя до цели, и отпустил мальчика, не дав ему с собой сосуда для воды.

Нум покраснел от стыда. Теперь он горько сожалел, что задержался так долго около бассейна, в прозрачной воде которого дробился золотыми бликами свет его факела. Проворно выжав воду из длинных черных волос, он откинул их назад, поднялся с колен и решительным шагом двинулся дальше, прислушиваясь к постепенно слабеющей музыке водяных капель, стекающих в белоснежный подземный водоем, вековой покой которого он на мгновение потревожил.

Нум приближался к выходу из подземного лабиринта. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что выход этот находится в его собственной пещере, в глубине маленькой кладовки, где под потолком зияла черная отдушина, внушавшая ему такой страх в далеком детстве.

Завидев впереди слабо брезживший свет, Нум ускорил шаг и через несколько минут добрался до выхода. Воткнув факел в расщелину стены, он спрыгнул вниз, выскочил из кладовки и очутился в отцовской пещере.

Сумрачный свет зимнего дня, проникая через наружный выход, слабо освещал просторное жилище вождя племени. В центре его сиротливо серела кучка холодной золы, свидетельствуя о том, что огонь в очаге уже давно угас. На земляном полу были в беспорядке разбросаны домашняя утварь, одежда, глиняная посуда и оружие. Многих знакомых Нуму с детства предметов не хватало. Количество мехов значительно уменьшилось, наполовину исчезли запасы вяленого мяса и рыбы, висевшие на перекладинах вдоль стен и под потолком. Несколько сухих рыбин валялось на полу, словно кто-то в неистовой спешке срывал их с тонких жердей, на которые они были нанизаны.

Пещера была пуста.

Сдавленным голосом Нум позвал:

— Мамма! Тхор! Ури!

Никто не ответил ему. Нум кинулся к частоколу, защищавшему вход в пещеру. Частокол был цел, но лесенка, с помощью которой перелезали через него, исчезла. Подняв глаза, Нум увидел над собой кусок серого зимнего неба с низкими, отягощенными снегом тучами.

Щемящая тревога охватила мальчика. Он с трудом вскарабкался на частокол и обнаружил лестницу, брошенную на землю по ту сторону ограды.

Долина Красной реки казалась вымершей. Ни звука, ни движения, ни дымка костров. Внезапно Нум понял почему. Часть скалистого берега обвалилась и рухнула в реку вместе с несколькими пещерами, в том числе и с той, что служила жилищем Абахо и его внучке. Обломки скал, поросшие колючим кустарником и молодыми дубками, загромождали речное ложе и замедляли бурное течение воды, которая с ревом бросалась на это новое препятствие, образуя вокруг него пенистые буруны, воронки и водовороты.

Приложив руки рупором ко рту, Нум издал протяжный призывный крик. Только эхо ответило ему. Теряя от страха голову, он спрыгнул с верхушки частокола, едва не повредив при этом снова больную ногу, и сбежал с обрыва вниз, к самой воде. Прибрежный песок был испещрен бесчисленными следами ног, словно люди беспорядочно метались по кромке берега, топтались на месте, шарахались в стороны. Чуть подальше, вниз по течению, следы становились более четкими, выстраивались рядами и длинной цепочкой вели к югу, следуя за всеми излучинами берега. Пятки беглецов увязали во влажной глине и песке, оставляя в них глубокие ямки.

Нум легко разобрался в следах, оставленных его соплеменниками. Он понял, что Мадаи, напуганные землетрясением, сначала поддались жестокой панике, бегая во всех направлениях по берегу и разыскивая своих близких. Затем они бросились в уцелевшие после обвала жилища, схватили второпях продовольствие, оружие, одежду — все, что были в силах унести, — и, нагрузившись тяжелой поклажей, поспешно удалились в южном направлении.

Нум всей душой хотел верить, что его семья избежала гибели во время катастрофы. В момент землетрясения они, вероятно, находились в пещере вождя, за ужином, если только кто-нибудь не отправился в гости к соседям, как это часто случалось. Нум попытался обнаружить среди других следов отпечатки ног своих родителей и братьев, узкие следы маленьких ножек Циллы. Но берег был так истоптан, что разобраться в этом хаосе не сумел бы даже самый опытный следопыт. Поняв тщетность своих усилий, мальчик оторвал глаза от земли и посмотрел на небо, где ветер гнал с севера тяжелые свинцовые тучи.