Попадос (СИ) - "Inndiliya" - Страница 56

Мишка, мама летит к тебе.

Всю дорогу на космическом корабле, добираясь до точки входа в гиперпространство, чтобы пересесть потом на станции на кораблик до Земли, я думала, что сказать Мишке. Как сказать. Признаваться? Прислать письмо по электронке через интернет?

Да орально. Словами, Ли! Через рот, бля. Рассказать о его детстве и общих секретиках. Он поверит.

А самое главное — надо понять: оставаться или нет.

Это подло по отношению к Мэду.

Но Мишка же.

В тот месяц на корабле все маялась — беременна ли я. Тесты могли и не показать. У меня и с Мишкой так было. Если бы была беременной, я бы вернулась с Мэдом на Элькору.

Но прошло уже четыре с половиной месяца месяца после течки, и у меня должен был появиться животик. Нет, маленький животик был, это Мэд меня раскормил, но он не тянул на половину беременности, нет. Не тошнило. Не рвало. Обследования беременность не показывали. А к дорио я просто привыкла.

Поэтому решила остаться на Земле. Скрыться там от Мэда будет нетрудно. Главное, потом суметь простить себя и позволить жить с этим. Чужаку. Чужаком.

Но Мишка того стоит.

Договориться с наблюдателями не составило вообще никакого труда. Заплатили и договорились, легко и просто. Планета была всего лишь под наблюдением, окраинная, и кто туда шастает — руководству не было никакого дела. А деньги любили все. Особенно в долгих вахтах, в такой дыре, как Земля. Тратили они их, в основном, на планете, поэтому денег постоянно не хватало.

База для сменщиков находилась на Луне, с другой стороны. Сейчас мы подлетали к Земле, и я очень старалась взять себя в руки, чтобы не свалиться в обморок от переизбытка ощущений.

Деньги мы поменяли еще на станции. На рубли и доллары. Паспорта и одежду купили там же. Мэд великолепно выглядел в голубых джинсах и рубашке цвета темного шоколада. Себе я тоже купил джинсы и водолазку. Обувь, традиционно, выбрал для обоих я — и это были кроссовки.

Здесь был август, погода была прохладной для конца лета, но это и к лучшему.

Нас высадили в Подмосковье. Темнело. Загорались огоньки. Транспорт наблюдателей уже ждал нас. Довезли до столицы с мигалками без проблем за полчаса. По Москве до моего дома добирались дольше. Город за это время не изменился — суета, пробки, многолюдье, огни витрин.

Мне хотелось упасть на асфальт и целовать его. Но это задержало бы мою встречу с домом, с Мишуком.

Я все думала — купить телефон, позвонить сыну и назначить ему встречу, или идти сразу в квартиру, домой? Кто там сейчас живет? Продали ее, сдали, а может, там теперь Мишук поселился?

В конце концов решила начать поиски с квартиры. А дальше — посмотрим по обстановке.

Мэд крутил головой, расспрашивая обо всем, но увидев мои скованность и напряжение, отстал с вопросами, и только крепко прижимал к себе, как будто боялся, что я исчезну.

Прости, Мэд, но я исчезну. Не сейчас и не так, сбегая, ничего не объяснив. Я все объясню.

Запасные ключи от квартиры нашлись в своем обычном месте. Пока мы поднимались на третий этаж моей многоэтажки, сердце билось в груди так сильно и громко, что закладывало уши. Руки были ледяными, колени дрожали. Мэд потирал то одну, то другую руку, разгоняя кровь, и обнадеживающе улыбался мне. Ох, Мэд. Если бы ты знал… Но ты без меня выживешь, а Мишка — нет.

Подъезд был чистым, на площадке витали знакомые запахи, опять тёть Маша из соседней квартиры печет пирожки.

Позвонила в дверь. Подождала. Тишина.

Дрожащей рукой несколько раз попыталась попасть ключом в замок, пока Мэд не отобрал его и не вставил в скважину. Я провернула ключ и толкнула дверь.

Мы с Мэдом зашли в коридор, закрыли дверь, я нащупала и включила свет. Обстановка была та же, хотя готова была увидеть ободранные обои, или новый интерьер, но, кажется, здесь ничего не меняли.

Из кухни послышались шаги и в дверях показалась женщина.

Я схватилась за сердце и съехала по стенке на пол. Женщина в точности отзеркалила мои действия, хватаясь за сердце и сползая на линолеум.

Мое тело было живо и вполне себе двигалось, разговаривало и шевелилось. Только выглядело моложе, стройнее и волосы были намного длиннее и темнее.

— Что ты сделала с моими волосами? — вскрикнули мы одновременно. И замолчали в немом ужасе.

Мэд переводил взгляд с меня на меня и не знал, что ему делать.

— Герцог Биллиатт Лау?

— Это я герцог Биллиатт Лау! — произнесло мое тело. — А ты — самозванец!

— Что ты со мной сделала, Лиана? Что. Ты. Сделала. С моим. Телом? И моим женихом? — спросил Бил, задрав мою бровь.

— Мужем. — Смотреть на себя со стороны было ужасным оксюмороном. — Я думала, что здесь умерла, поэтому душа переселилась в твое тело. И за эти почти полгода у нас, бля, целая космоопера нарисовалась! А вот что ты сделал с моим телом? Как так-то?

— Мужем, значит… Жрать надо меньше, Лиана. И спортом заниматься.

Ли с удивлением смотрел на меня, скептически поджав губы и приподняв бровь.

Так вот как это выглядит со стороны на моем лице. Никогда больше не буду так делать.

Мэд подошел ко мне и поднял с пола, потом помог подняться Биллу. — Так вот, значит, как ты выглядела до встречи со мной? — И улыбнулся, глядя на меня. На меня теперешнюю.

Я прошла на кухню, достала из шкафчика валерьянку и накапала себе и Биллу в две рюмки, разбавив водой из чайника. Одну выпила махом, как водку, занюхав рукавом, а вторую протянула Биллу.

Он тоже выпил залпом и сел за стол. На кухне сразу стало меньше места.

— Где Бусин?

— Шляется, как всегда. Под утро появится.

— Ты не выгнала его? Хорошо кормишь? Гладишь? Отпускаешь погулять?

— Да все с твоим Бусином нормально. Его не погладишь, как же! — улыбнулся Бил. — О! Вспомни солнце, вот и лучик, — и он кивнул головой на дверь.

Бусин осторожно вошел в дверь. Замер настороженно и вперил взгляд в меня и Мэда.

Я не выдержала, хлюпнула носом и позвала: — Бусинка! Котик мой! Буся!!! Бусенька! — и заревела.

Бус не любил чужих людей и никогда не показывался из своего укромного места, сделанного мной для него, между диваном и столом, если в доме появлялся чужак.

Сейчас же он потоптался на месте, вытягивая шею, подошел к нам с Мэдом, сидящим на угловом диванчике, по дуге обошел Мэда и запрыгнул с пола мне на колени, боднув головой и начиная тереться всем телом, мурлыча.

— Признал хозяйку, надо же! — удивился Бил. — Умный кот. Всегда это говорила. А меня вот после пробуждения сторонился целых две недели.

Я рыдала и прижимала довольного Буса, изредка недовольно подергивающего носом от чужих запахов, и не могла остановиться.

Бил поставил чайник на газ и достал чашки, возясь с посудой и заваркой. Он был одет в тунику и шальвары. Странно было видеть чужую моду здесь. Хотя за это время я привыкла к этому домашнему одеянию и уже с удовольствием носила его.

— А Мишка? Ты знаешь что-нибудь про Мишу?

— Скоро будет — через полчасика придет. Кстати, спасибо за дневник. За то, что так подробно вела описание своей жизни. Он мне очень помог. И за кубышку. Извини, я ее распотрошила, мне надо было на что-то жить.

— Но как? Разве ты умела читать? Я, очнувшись, понимала только язык.

— Я тоже. Только язык. А с дневником — муж помог.

— Лёшик? Лёшка читал мой дневник??? — Я прикрыла разинутый в молчаливом крике рот двумя ладошками, и раскачивалась в ужасе. — Но там же… там… там сплошная Кончита Вюрст, Эзька, Колясик, дрочка и откровения обо всем! Йоообанаврооооот!

— Вот и Лёха так говорил каждые пять минут. Вытирал пот со лба, матерился, смотрел на меня, как я среагирую, и читал дальше. Это, кстати, первое ругательство, которое тут запомнила, — хмыкнул Бил.

— А ты?

— А что я? Для меня это была тарабарщина чистой воды. Для меня вообще всё здесь было абракадаброй. И какая все-таки мерзость эти ваши течки! Никакого удовольствия, боль, грязь, фуууу. Ненавижу. Но я избавилась от них на долгое время, — как-то нежно и радостно улыбнулся Бил.