Попадос (СИ) - "Inndiliya" - Страница 44

Мэд лениво гладил мое тело, разглядывая меня.

— Ли… А что бы ты делал, если бы мы не встретились сегодня. Если бы ты думал, что там, в каюте, с Солисом был я?

— Не знаю, Мэд. Но это перечеркнуло бы все наши с тобой отношения, все, что было.

— Ты изменил бы мне? — Мэд задержал дыхание.

— Назло — нет. И сегодня — точно нет. Но, потом, может быть. Дело в том, что если разочаруюсь в тебе, то не буду видеть смысла в сохранении нашей семьи, понимаешь?

— Ли, — как можно спокойнее проговорил муж. — Пообещай мне, что если тебя что-то гложет, что-то нервирует, если чего-то не понимаешь, спроси меня. Обещай мне выяснять любой важный для нас момент, прежде чем накручивать себя, выдумывать то, чего на самом деле нет.

— И как ты себе представляешь — Мэд, зачем ты трахался с Солисом? Так я должен был спросить у тебя?

— Именно. Тогда бы и выяснилось, что это был не я. Ты же видишь, как из ничего можно сделать проблему. Спрашивай так, как есть.

— Хорошо, Мэдирс Кайрино. Кто такой Мелли?

Мэд вздрогнул и посмотрел мне в глаза. — Откуда ты знаешь о Мелли?

====== 27. ======

— Помнишь нашу первую ночную встречу? Где ты обещал вертеть меня на… —  положил руку на его член, опавший, но все еще налитый, — на нём? — От моих поглаживаний он приподнялся. — Кстати, ты мастерски выполнил свое обещание. Надеюсь, и про остальные не забудешь.

— Не перескакивай! — Мэд откинул голову и закрыл глаза, наслаждаясь лаской.

— Даже не знаю, на чем остановиться, что выбрать, — я хитро улыбнулся и продолжал наглаживать медленно, медитативно такой отзывчивый отросток. — Так вот, после твоих обещаний встретил Тусио, который сказал, что побег назначен на вечер. Правда, после того, как ты снял маску, и других нежностей, я передумал, и собирался было остаться и попробовать наладить отношения с тобой. Вышел узнать, который час, а тут ты с Тиром вошел в ту же комнату, где я спрятался от нежеланных контактов. А там речь зашла и про комнату в подвале, и про самую большую ошибку в жизни, и про Мелли. И Тусио ты хотел вместо Буса яйца оторвать… И я вынужден был бежать. Так кто такой Мелли?

Мэд сел на кровати, посадил меня на колени и, поглаживая по спине, сказал: — Мелли мой брат. Он омега, ему шестнадцать лет. Его два года назад похищали из-за моего бизнеса, чтобы повлиять на меня в одном деловом вопросе. Насилия не было, но психика пострадала. Я уступил. Пошел на все, чтобы его освободить. Но с тех пор мы оба изменились. Он замкнутый и нелюдимый мальчик. Я прячу его от общества, чтобы больше не повторилось подобного, да он и сам не любит альф, не любит общаться с людьми. Поэтому хотел бы, чтобы вы с ним подружились.

Я погладил Мэда по голове: — Мэдди, запомни, если я ласково глажу тебя по голове, это не попытка примирения, это проверяю, в какую сторону у тебя башка откручивается! Почему ты раньше не сказал мне этого? Я все это время думал, что у тебя есть любовник и ты планируешь жить с нами обоими.

— Звёздочка моя! Обещаю, что отныне между нами никаких тайн и недомолвок не будет. Верь мне. — Мэд крепко прижался ко мне, обнимая, и мы замерли, согреваясь теплом друг друга и излучая спокойствие. Это был какой-то миг единения душ, мне было так спокойно и хорошо в кольце его рук.

— Я верю тебе, Мэдди! Сколько тебе лет?

— Тридцать пять.

— Да мы с тобой ровесники, — ухмыльнулся я. — Были. А мне? Сколько лет мне?

— Девятнадцать, мой хороший. — Мэд зевнул так, что чуть челюсть не вывихнул. Я подхватил эстафету зевания и мы засмеялись, укладываясь спать.

— Ну вот, опять ты мне про инопланетян не рассказал! А обещал! — бурчал я, укладываясь поудобнее головой на его руке, закидывая на него ногу.

Ответ уже не услышал.

Три дня до прилета на Элькору прошли в сумасшедшем ритме. Мэд работал, часто отвлекаясь на меня, я изучал в мнемошлеме различную информацию постепенно, небольшими дозами, и перестал быть супер-героем.

Солис с Тиром делали вид, что они сами по себе, но иногда я ловил взгляды, которые выдавали их с головой. Солис помогал мне разобраться с одеждой, с правилами, с модой, с приличиями, и спать мы заваливались абсолютно уставшие и вымотанные.

За непременными завтраками, обедами и ужинами наедине мы болтали с Мэдом обо всем сразу, перескакивая с темы на тему, узнавая о мирах и друг друге каждый раз капельку больше, чем знали, и все равно вопросов было непочатый край.

В рассуждениях о различиях культур в наших системах Мэд сразу показал себя человеком умным, деловым, спокойным и рассудительным, именно те качества, которые позволили ему поднять и приумножить свою империю, то, что сделало его таким богатым и продолжало поддерживать его бизнес на плаву.

— Значит, ты не будешь против, если моим секретарем будет милый, молодой, незамужний омега приятной наружности? Как лицо компании я не могу допустить в мой офис лиц с отталкивающей внешностью. Ведь так? — Мэд приподнял бровь.

С козырей зашел, паршивец.

Разговор об эмансипации омег начался с моего рассказа о борьбе за права женщин на Земле, об угнетенных классах, о движении феминисток, и плавно перетек на положение и права омег в мире Мэдирса. Мне импонировала выдержка и спокойствие, с которой он рассуждал о невозможности применения таких же правил в системе Риата, в связи с тем, что нельзя просто принять закон, а дальше оно само наладится. Необходимо, чтобы общество приняло эти правила изнутри и постепенно. Ибо отношение к омегам нельзя изменить ни по щелчку, ни по приказу, и на Земле это нивелировалось веками, а не по желанию правительства или отдельно взятых женщин. Необходимо менять отношение общества к омегам, постепенно внося изменения в правила и законы, применяя это на уровне менталитета. Ведь если прямо сегодня дать омегам свободу и волю делать все, что им заблагорассудится, сколько ошибок и бед они принесут своими поступками себе, своим близким и родственникам.

Мысленно я аплодировал Мэду, как грамотно и исподволь он подводил меня к мысли не делать неблагоразумных поступков.

— Надеюсь, тебе не надо объяснять, что если ты ворвешься на единороге с новаторскими идеями освобождения омег из-под гнета тирании альф, тебя не воспримут как мессию. Ты будешь выскочкой и отщепенцем, чудаковатым провинциалом с дурными манерами, которого никто не будет воспринимать всерьез.

Я не сильна в риторике и полемике. Я обычная женщина, которая даже не поддерживала феминисток на Земле, жила своей жизнью и боролась за свои права самостоятельно, выживала, как могла, как многие, как все. А тут получалось, что со своим свободолюбием являюсь Кларой Цеткин для проведения революции в целой системе. Ну, нет. Я не готова. Не хочу и не буду. Я всего лишь хочу жить свободно.

Узнав, что на Земле я водила машину, работала, сама себя обеспечивала, и весь наш строй значительно отличается от их, Мэд предположил, и правильно сделал, что установленные у них порядки мне не понравятся, и заблаговременно и издалека решил отговорить от каких бы то ни было решительных действий и плясок на костях, «чреватых для репутации наших детей».

Но, когда речь зашла о секретаре-омеге, тут он мне указал на двойные стандарты. Да хоть пятерные.

Я сел к нему на коленки и, пропуская его волосы сквозь пальцы, нежно заглядывая в глаза, потираясь носом о его нос, прошептал: «Яйца оторву. Обоим. Особо жестоким способом».

Мэд довольно засмеялся, блестя глазами, и крепко поцеловал меня, радуясь этому проявлению ревности, на которое все-таки спровоцировал, и тем, что последнее слово осталось за ним, и он наглядно мне показал, что я сама противоречу себе, защищая права омег.

— Мэд, солнышко, запомни, что на любую хитрую жопу найдется хер с винтом. И что палка — она о двух концах. И что не потерплю измен, и никакой закон меня не удержит.

— Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало? — спросил Мэд и потерся об меня отросшей щетиной. — Может быть, ты привык за всю свою жизнь к тому, как выглядишь, но всем окружающим это не грозит. Потому что ты прекрасен, как утренняя звезда. И так же сияешь, милый. Кто в здравом уме и трезвой памяти откажется от такого великолепного, умного, красивого и верного омеги или сможет посмотреть на сторону? Только не я, Биллиатт Лау Кайрино.