По следу
(Рассказы) - Линьков Лев Александрович - Страница 8

Второй день марта ознаменовался новым происшествием: часовой у заставы заметил, что кто-то осторожно выглядывает из-за ели, и щёлкнул затвором винтовки, загоняя патрон в канал ствола.

— Твоя не стреляй, моя хоросо, — раздался испуганный возглас. Из-за ели вышел старик в треухе, в куртке и штанах, сшитых из шкуры изюбра, в мягких меховых унтах. С опаской поглядев на винтовку, он вдруг заулыбался и показал пальцем на звезду, украшавшую шлем пограничника:

— Твоя красный, хоросо! Зови красный начальника.

Как раз в это время Кузнецов и Дед вышли из дома, и, к немалому изумлению чекиста, Фёдор Иванович бросился к незнакомцу и заключил его в объятия.

— Син Хо! Син Хо! — повторял он. — Жив, старина! Откуда ты взялся? Я заходил в твою фанзу. Никого нет, один снег. Это Син Хо, — радостно улыбаясь, объяснил Дед Кузнецову, — Помнишь, я тебе говорил, что он спас меня после «тысячи смертей».

Обрадованный китаец рассказал, что японцы ночью обстреляли его фанзу, но он с сыном успел убежать, и целый год они жили в тайге, потом добрались до китайской деревни в Маньчжурии, где и поселились, Недавно Син Хо услышал добрую весть, что в Золотую падь пришли красные солдаты. Син Хо просит начальника спасти маньчжурскую деревню от полковника Назарова. Солдаты Назарова хуже тигров: они грабят бедных крестьян и насилуют их дочерей.

Кузнецову и Деду стоило большого труда объяснить старику, что красные пограничники не могут нарушать границу, а если Назаров попытается придти сюда, то они разобьют его здесь.

— Твоя фанза цела, отремонтируешь немного — и живи, — убеждал Фёдор Иванович старого друга. — Начальник, — Дед показал на Кузнецова, — не даст Син Хо в обиду. Начальника и красных солдат прислал сам Ленин. Японцев здесь больше нет, — партизан выразительно поддал коленкой. — Где твой сын?

— Мо Жо! — позвал старик.

Из-за ели вышел молодой китаец.

— Вот и хорошо! — воскликнул Кротенков.

Но теперь пришла его очередь удивляться. Кузнецов отозвал его в сторонку и тихо сказал, что не в праве разрешить Син Хо и его сыну здесь жить. Они пришли из-за границы.

Кротенков от изумления широко раскрыл глаза.

— Разрешить может только Никольск-Уссурийск, — настойчиво сказал чекист.

— Хорошо, я сам сведу их к начальнику Особого отдела, — сказал Дед. Он даже обрадовался, что таким образом скорее попадёт домой. Ведь, кроме Син Хо с сыном, надо доставить в Никольск-Уссурийск трёх контрабандистов.

На том и порешили.

— Завтра и пойду, — объявил Кротенков.

Но завтра, отправившись рано утром за кабаном, он вместо кабана поймал совсем другую дичь.

Приехав с поверки нарядов, Кузнецов даже опешил от неожиданности: перед заставой стоял японец, руки у него были связаны за спиной, под левым глазом темнел здоровенный синяк.

Напротив японца прохаживался Фёдор Иванович Кротенков. Кузнецов никогда еще не видел Деда в такой ярости. Чуть поодаль стояли пограничник Рябов и Син Хо.

— Видал кабанчика?! — выкрикнул партизан, повернувшись к командиру. — Вздумал угостить меня джиу-джитсу.

Дед так выразительно потряс большим костистым кулаком перед самым носом японца, что тот в страхе отшатнулся.

— В чём дело? Доложите по порядку, — предложил Кузнецов, едва сдерживая невольную улыбку.

Фёдор Иванович метнул в сторону японца взгляд, полный ненависти, стал смирно и доложил, как и где захватил самурая.

Чтобы не производить шума близ заставы, Дед отправился на охоту подальше от границы, в дальний кедровник. Он долго лежал в кустах с подветренной стороны у облюбованного кабанами места и, наконец, увидел самку с тремя поросятами. Мясо на дорогу будет! И вдруг кем-то напуганные кабаны стремительно шарахнулись влево.

Не тигр ли это? Дед замер. Ему еще не доводилось встречаться с хозяином тайги один на один.

— А вместо тигра-то на меня вылез вот этот негодяй, — волнуясь, рассказывал Фёдор Иванович. — В руке «монтекрист» держит, — Дед презрительно кивнул на лежащий на земле лёгкий карабин. — Я выскочил и схватил самурая за руку. А он, гнилая душа, вздумал пинать меня в живот. Ну, раз не хочешь подобру-поздорову — получай: пришлось о его сопатку руку марать…

«Откуда в тайге японец? Куда шёл? Зачем?» — думал Кузнецов, рассматривая самурая, высокомерно поджавшего губы.

— Вы его обыскали?

— Всё, как полагается. — Кротенков вытащил из карманов пару пистолетов, — А здесь продукты и прочее, — ткнул он носком сапога в лежащую на снегу котомку.

Чекист посмотрел на ловко пригнанную охотничью одежду, в которую нарядился японец, потом на большие военного образца ботинки.

— Снимите обувь!

Японец даже не повернул головы, словно не понимая, что говорят ему.

— Слушаться, когда приказывает советский командир! — повысил Кузнецов голос.

Японец вскинул на чекиста чёрные близорукие глаза и, присев, начал торопливо снимать ботинки. Ему дали взамен армейские сапоги и увели в баню, приспособленную под арестное помещение.

Кузнецов и Дед прошли в канцелярию. Командир взял кинжал, и не успел Фёдор Иванович моргнуть, как он отодрал у каблуков ботинок набойки.

— Зачем добро портишь! — воскликнул Дед.

— А чего нам жалеть, коли они сами не жалеют, — усмехнулся чекист и, стукнув ботинками о стол, вытряхнул из выдолбленных в каблуках потайных ямок два маленьких свёрточка.

— Штуковина! — поразился Дед, глянув на командира с таким изумлением, что тот громко расхохотался.

Потом Кузнецов осторожно развернул свёрточек поменьше. В пергамент и вату были завёрнуты несколько гранёных камешков, с маленькую горошину каждый. Чекист быстро подвинул их на то место стола, где играл солнечный луч, и горошины засверкали всеми цветами радуги.

— Неужели бриллианты? — прошептал Фёдор Иванович.

— Они самые, семнадцать штук, — сосчитал Кузнецов.

— Вот грабитель, гнилая душа! — возмутился Дед. — Это же они наш народ грабят! Я на ихние разбойничьи дела нагляделся: из Владивостока целыми кораблями наше добро увозили. И самураи проклятые, и американцы, и англичане.

— Подожди волноваться, посмотрим, что здесь, — Кузнецов с той же осторожностью распаковал второй свёрточек. — Я так и думал, что японец не контрабандист.

Во втором свёрточке оказалась какая-то бумага, тщательно запакованная в резиновый мешочек. Начальник быстро прочитал её и повернулся к Деду, лицо которого выражало нетерпение.

— Он шёл из Владивостока к самому Назарову. Бриллианты, конечно, награбил для себя. А в общем-то, Фёдор Иванович, это уже не нашего ума дело. Нам здесь, в тайге, с этим не разобраться…

Начальник замолчал. Дед не хотел мешать его думам и рассматривал сверкавшие бриллианты.

— Я сам должен доставить шпиона в Никольск-Уссурийск, — сказал вдруг Кузнецов. — Я завтра тоже поеду… И насчёт твоего друга Син Хо вопрос решим попутно. Голубев останется за начальника заставы. Молод, горяч, но, я думаю, справится…

— Я ему помогу, — сказал Фёдор Иванович.

— Ты же уезжаешь, — удивился чекист. В душе он очень хотел, чтобы партизан побыл на заставе до его возвращения, и обрадовался, что тот сам, без уговоров, решился на это…

Кузнецов уехал четвёртого марта. С ним отправились два пограничника и Син Хо с сыном. В середине маленького отряда ехали три контрабандиста и японец. Руки их были связаны.

А восьмого марта Голубев сообщил Деду, что утром на маньчжурской стороне кто-то жёг костры.

— Надо глядеть в оба, — озабоченно сказал Фёдор Иванович. — Это не иначе, как Назаров.

Вечером Голубев уехал на границу. Кротенков наработался за день на ремонте сарая, устал и прилёг в комнатушке Кузнецова на устланный кедровыми ветками топчан.

Спать не хотелось, и он ворочался с боку на бок и всё думал и думал о Сучане, с жене с сынишкой, о том, что все его товарищи по партизанскому отряду давно возвратились к своим семьям и на шахты, а он застрял в тайге.

Наступала весна. Ещё не начали таять снега, по ночам прихватывали морозы, а над падями уже разносились голоса лебедей-кликунов. На полыньи озера опускались стаи рыболовов-бакланов. Не замедлили появиться и голенастые китайские журавли.