Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов - Дозуа Гарднер - Страница 35

Программеры на таких фермах, как у Мейера, анализируют и каталогизируют этот мусор, сшивают ценные фрагменты и целыми днями пытаются запустить их на виртуальных частицах гиперкомпьютерного облака фермы. Лицензированные программы скупаются разработчиками, которые используют их для прошивки кораблей, извлеченных из огромных Саргассов, и для манипуляции экзотической материей, и для прорывов в квантовой технологии и тому подобного. Находят они применение и в теории — четыре так называемые сложные математические задачи удалось решить при помощи кодов с ферм.

Компания Мейера Лэнски была лицензированной и вполне законной, покуда он, проигравшись, не влез в долги и не продал контрольный пакет отмывочной конторе корейских гангстеров. С тех пор законные разработки стали служить крышей для черного рынка кодов, слишком горячих и опасных для получения лицензии на разработку, и еще для продажи вирусных фрагментов «коданутым», желающим отправиться в странные области своего сознания. Эта торговля причиняла не меньше бед, чем кокаиновый бизнес.

Эверетт Хью и Джейсон Синглтон работали на Мейера Лэнски, а потом вдруг пропали из вида. Через десять дней выгорел номер отеля. Мы занимались фермой три месяца, терпеливо собирали досье на каждого сотрудника, а это чудовищное двойное убийство выставило наше тайное расследование на всеобщее обозрение. Мы закрыли ферму, чтобы помешать Лэнски или корейцам уничтожить следы, и пригласили на беседу коллег Хью и Синглтона. К концу допроса я знала об этих двоих больше, чем о собственных друзьях. Синглтон родился в моем родном Лондоне, в Англии. Хью был из Анкориджа на Аляске. Оба молодые, белые, англоговорящие, мужского пола, оба всерьез свихнулись на компьютерах. Они подружились на челноке, стали держаться друг друга после посадки, вместе плыли по течению дикого гиперкапитализма Порт–о–Пленти. У обоих не было ни запаса денег, ни плана действий. Прилетели в одних штанах, заряженные смесью самоуверенного оптимизма и наивности, по молодости лет не сомневающиеся, что талант и энергия всегда найдут себе применение.

Поначалу они работали агентами в техническом отделе мультинациональной корпорации, обосновавшейся в Порт–о–Пленти, но платили там паршиво и бонусов не давали никаких, кроме билетиков в корпоративную столовую, да еще и работа была скучной и раздражающей, типа той, чем оба занимались на Земле — Синглтон в университете, а Хью в русской компании, выкупившей Аляску у Штатов после неудачной попытки сецессии. Короче, это было то же самое, от чего они пытались сбежать, так что, выдержав всего четыре недели, парни уволились и перешли на кодовую ферму Мейера.

Платили там немногим лучше, чем в техническом отделе, и бонусы были не менее скудными, но Синглтону и Хью эта работа казалась куда романтичнее, чем написание локаций для типов, которые сами не знают, чего хотят. Кроме того, коллеги в один голос уверяли, что у Эверетта Хью был талант. Дивное умение с первого взгляда определить жизнеспособность того или иного кода, похожее на встречающееся изредка отклонение, при котором люди видят цвета слов, мелодий или чисел. Как он говорил: одни фрагменты выглядят хорошо, другие нет. Подразумевалось при этом, что код должен обладать некой симметрией или красотой, хотя в чем она, Эверетту было трудно сказать, а если к нему приставали, он мрачнел, сутулился и фыркал, что не стоит и объяснять, потому что либо у вас есть дар, либо нет. У Эверетта этот дар был, и обычно он оказывался прав. Джей Синглтон пробивался с помощью решимости и усердия, а Эверетт Хью летал на крыльях.

Они, как видно, договорились откладывать большой процент жалованья, чтобы, подкопив, занять пару коек на корабле охотников за кодами. Снаряжение надо было покупать самостоятельно, за транспорт — платить шефу, да еще отстегивать тридцать процентов от прибыли, но парни не сомневались, что наткнутся на богатую жилу, которой им хватит на всю жизнь. Только, похоже, этой паре надоело работать и копить, копить и работать, и они решили срезать дорожку. Украли что–то у Мейера Лэнски, и то ли он сам, то ли корейцы их нашли в убили, а краденое вернули — или же Хью и Синглтон неудачно выбрали покупателя. Такие у меня были рабочие гипотезы, хотя беспокоила мыслишка, не виноват ли в случившемся сам код, — у нас в отделе работал тотализатор: спорили, когда кому–нибудь попадется настоящий ИИ или еще бог весть что того же порядка. Так или иначе, раз Хью с Синглтоном украли код, значит они считали его ценным. А раз он был ценным, значит и функциональным: то есть где–то теперь болтался неизвестный код с неизвестными свойствами. Главным для меня было его вернуть, для чего первым делом я собиралась прикрыть деятельность Лэнски и узнать, над чем работали Хью с Синглтоном, прежде чем свалить.

Корабль рифовых фермеров, как все космические суда, которые используем мы, люди, — не более чем пустая скорлупка, извлеченная из огромных Саргассов, которые вращаются почти у каждой из Пятнадцати Звезд. Многие из них просто развалины, и оживить их не проще, чем восстановить часы, тысячу лет пролежавшие на дне моря, другие всего лишь спят — крепко, но, если их разбудить, система оказывается вполне функциональной; все они старинные, передавались от одной Старшей Культуры к другой, модифицировались и перестраивались по ходу дела, так что от первоначальной конструкции мало что осталось.

Фермеры освоили интерфейсы управления кораблем, а вот подладить жизнеобеспечение под человеческий организм не смогли, потому что упрямая система авторемонта противилась любым изменениям (поэтому–то фермеры и купили его по бросовой цене: мало кому нужен корабль с собственным мнением). Система поставляет пищу, не только невкусную, но и ядовитую для человека, свет здесь актиниевый, а воздух — как на высокогорной обогатительной фабрике: он сухой и горячий, как в пустыне, почти без кислорода и воняет серой и биополимерами.

Экипаж, как и единственный пассажир — я, — живет в герметичных палатках, прилепленных к переборке рядом с контейнером нанопыли, заменяющим шлюз. Система контроля воспринимает нас как груз и, пока мы не суемся в другие части корабля, не трогает. Из палаток собраны разные помещения: одно общее и несколько маленьких, разделенных волокнистыми перегородками, как соты осиного гнезда, и еще есть общая ванная и маленькое помещение, освещенное красной лампой и забитое штабелями электроники, — вместо рубки. В общей комнате довольно уютно: она выстлана коврами, здесь много валиков и пуфиков, светят слабые лампочки и «волшебные гирлянды», но все равно живем мы как погорельцы — остальной корабль подавляет нас своим множеством шахт, стенами из разнообразных ячеек, беспощадным сиянием и горячими воздушными потоками, дующими в разных направлениях.

Все это — превосходный образчик роли человечества в первом контакте: люди живут на манер мышей в стенах почти непостижимого для них мира. Например, двигатель корабля остается тайной за семью печатями. Какая–то очень простая штуковина, сработанная во времена, когда земляне еще и не мечтали о земледелии, питаемая дейтерием и тритием с не менее древних обогатителей, плавающих в атмосферах некоторых ледяных гигантов.

От горючего и зависит, когда закончится наша гонка.

Корабль у нас большой — для корабля: тяжелый грузовоз класса АЗ. И все же горючего у него не хватит на вояж к соседней с Терминусом звезде и обратно, поэтому за нами послали беспилотник, нагруженный дейтерием и тритием. Надеюсь, ООН возместит фермерам эти расходы, хотя глава фермерского совета Раджо Хирананд, отнеслась к вопросу легкомысленно. Сказала мне, что, хотя ее люди и рисковали, обживая мирки внутреннего пояса Терминуса, пока что риск окупался куда лучше, чем они рассчитывали. Они сделали заявки на несколько сотен планетоформированных астероидов, где разбили поля и устроили питомники небесных овец, к тому же они получают долю с прибылей от кодов и артефактов, найденных старателями, — по изобилию и разнообразию добычи мирки Терминуса уступают только единственной обитаемой планете системы Пятнадцати Звезд — Первой Ступени.