Земля-воздух (СИ) - Лимова Александра - Страница 11

Перелет, в целом, прошел достаточно спокойно. Амбал Захаров вообще делал вид, что меня не замечал, а тощий модный татарин мирно проспал все время. Прибыли в Цюрих ранним утром. Я была на удивление измотана. В основном от того, что ожидала какой-нибудь подлянки от Паши, но он так и рылся в документах и ноутбуке, утратив интерес к моей персоне абсолютно.

После сдачи смены и получения командировочных нас отправили в отель, в который, к моему изумлению, поселились и эти три гада. Правда, на разных этажах. Хоть какое-то успокоение.

Цюрих. Надежный и умиротворенный. Раннее утро в финансовом центре страны было напоено неповторимым ароматом цветущих лип с тонкими нотками горной свежести в озорных и таких приятных порывах ветра.

Спать мне решительно расхотелось, пока я шла от машины развозки по идеальному каменному тротуару на мраморное крыльцо отеля. Остановилась и огляделась. Наш отель находился в трех минутах ходьбы от Банхофштрассе — основной и прекрасной пешеходной улицы Цюриха эклектично и весьма органично сочетающего в себе неоготические налеты средневековья в архитектуре и элементы царственного облика позднего периода эпохи Возрождения.

Буду дурой, если потрачу время на сон. Я попробовала уговорить Ксюшу на прогулку по Бахофштрассе, начинающегося от величавого здания вокзала совсем недалеко отсюда и кончающегося Цюрихским озером. В Швейцарии я была второй раз, и мне отчаянно хотелось обновить впечатления. Но Ксюша отказала.

Освежившись в душе, я натянула на себя джинсы, свитер и подхватив небольшой рюкзак с документами и легкую кожаную куртку, сбежала по лестнице в лобби, мурлыкая под нос любимую песню.

Со стороны обеденной доносился вкусный запах выпечки и кофе. Доброжелательно улыбнувшись швейцару у дверей, я решила немного подкрепиться, заодно время потянется, и я когда я дойду до середины сонной улицы, бутики известных брендов, которые так щедро расположены по обе стороны Банхофштрассе уже откроются. Цены само собой там сумасшедшие, однако и качество ни чета многим европейским филиалам.

Взяв себе ароматный круасан и чашечку эспрессо я села у огромного окна в пустом пока трапезном зале, влюбленным взглядом глядя на просыпающийся город за стеклом. По неширокой идеально ровной улице еще пока редко и неторопливо протекали автомобилями. Прохожих почти не было. Город спал, но уже чутко и поверхностно, как перед самым пробуждением.

Внутри меня было так тихо, так спокойно и приятно. Вкус нежнейшей, тающей на языке выпечки вызвал у меня непрошенную улыбку. Но все испоганил Паша.

Он возник словно из неоткуда, и опустился за мой стол напротив меня, держа в правой руке бокал с кофе. Я неприязненно на него посмотрела, чувствуя, как учащается сердцебиение.

— Киса, ты херовый фрилансер, ты знала? — насмешливо окидывая меня взглядом, произнес он, откидываясь на спинку стула. — Там вам полагается в конце полета спросить о дальнейших моих указаниях. А ты смылась и больше не появлялась.

— Кнопочку надо было нажать для вызова стюардессы. — Не удержала порции яды в своем отчего-то глухом голосе.

— С Риммой мне не приходилось ничего нажимать. — Усмехнулся он. — Исполнительная и активная женщина. С ней приятно работать. И яйца мне взглядом не морозила, в отличие от тебя.

Я поморщилась, тщательно удерживая трещащий по швам самоконтроль. Он меня раздражал. Только раздражал. Я тщательно себя в этом убеждала, загоняя обратно безумие, собирающееся с пинка ворваться в запертые, но такие всегда хлипкие при появлении Паши двери разума. А он словно бы прекрасно все с меня считывал, несмотря на выверенную, пусть и немного подкачивающую мимику. Снова усмехнулся, быстро и незаметно коснувшись кончиком языка белоснежного верхнего резца. Мои ноги рефлекторно сжались, что стало сигналом для революции в моем упорядоченном мире, потому что к херам были снесены все мои попытки загородиться от его сумасшедшего влияния при этом таком вызывающем и таком искушащем движении языка.

— Киса, ты меня снова заводишь. — Изумруды глаз потемнели, на губах змеиная улыбка. — У меня есть сорок минут, поднимемся ко мне?

Горячая волна ударила по напряженным мышцам ног, заставив судорожно и плотнее свести колени, в попытке сдержать цветущее буйным цветом возбуждение, несмотря на унизительность всей ситуации в целом. Хотелось. Хотелось сейчас перелезть через стол и прокусить эти губы. До крови. Предварительно почувствовав их напор в сумасшедшем поцелуе.

Крыша у меня стремительно съезжала и не собиралась останавливаться. Это осознание быстро пробудило забитую, затюканную похотливыми мыслишками ненависть, огненным пожаром промчавшуюся по сосудам к вакханалии, творящейся в моей бедной голове. Ведь как проститутке предложил. Как очередной своей шалаве.

— Ты не охерел ли? — не сдержавшись, змеей прошипела я, вперив в его лицо ненавидящий взгляд.

Он довольно хмыкнул и с давлением на меня посмотрел. Не знаю, может быть, все дело было в том, что сейчас я его неистового ненавидела, но дичайшего сумбура и уже традиционной дрожи от его такого прямого взгляда я не ощутила.

— Мы же только вчера разговаривали о твоей немалой выдержке. — Скучающе проронил он, чуть прищурившись и глядя на мои губы.

И нет. В его глазах не было ни похоти, ни веяния порока. Желание. Это было определенно оно, и именно это так будоражило. Приглашение, легкая ирония и желание. Прорывающееся успокаивающими всполохами сквозь пелену злости во мне.

— Не называй меня так. — Тихо приказала я, предупреждающе улыбаясь.

— Мне нравится. Кошачья грация, кошачьи глаза, и вроде с виду вся такая ручная, домашняя, а коготочки в любой момент полоснуть по рукам могут. Да, киса? — и снова эхо издевки, стеревшей во мне все кроме злости.

— Не называй, сказала. — В моем негромком голосе прорвались рычащие нотки от взметнувшегося внутри столпа горячей пыли раздражения, запорошившей все попытки разума бить в колокольчики рациональности. — Звучит пренебрежительно. Это раз. Во-вторых мое имя тоже из четырех букв, не лопнешь от натуги, если их произнесешь.

— Маша. — Негромко рассмеялся он, словно пробуя мое имя на вкус. — Мар-р-р-рия. Какое неподходящее имя. Простое, без изысков. Как твоя строгая униформа в самолете, что не позволяет разыграться мужской фантазии. Как и эти акценты макияжа, хотя на встрече с твоим полупокером ты подчеркивала совсем другие моменты и была самим воплощением искушения. А сейчас снова все в тебе призвано скрыть ту женщину, которую я отчаянно захотел, когда мы впервые встретились взглядом. Одного не пойму, к чему так ужимать себя? Отчетливо видно, что весь этот фарс строгости и подчинения тебе не по вкусу. Там внутри дикая кошка, которая сейчас попеременно хочет то выцарапать мне глаза, то трахнуть прямо на этом стуле. А ты ее давишь правилами и нормами никому не нужной морали.

Я расхотаталась. Цинично и очень весело. Правила и нормы морали. И я. Которая столько лет врала родителям, чтобы не наседали, трахалась с лучшим другом, с которым мы сейчас вывели друг друга из френдзоны и планировала еще не разрывать горячих отношений на «эстафетках» со страстным испанским мачо. Нормы морали?.. Мне было смешно. А ему отчего-то не очень. Заморозил одним взглядом, и я было, подчинилась, но протест, вовремя вскипевший в крови заставил невольно дернуть подбородок чуть в верх. И тут уже он рассмеялся.

— Мне нравится, что ты все время сопротивляешься. Окружающим условиям, себе самой. Мне. И как хорошо это скрываешь. Это заводит нереально. Кис, ну взрослые же люди. Меня жутко пропирает при одном твоем виде, и чуть ли не стояк случается, когда я к тебе прикасаюсь, ты тоже на меня нехило так реагируешь, к чему это сопротивление? Ну, хочется же обоим и пиздец как обоюдно. Давай не будем продолжать эту дебильную игру и просто сделаем то, что все равно случится.

Я снова рассмеялась. Наглость и нахальство ненавижу. Только отчего у меня так намокло нижнее белье, при условии, что я снова испытала раздражение в ответ на это вульгарное предложение я себе пояснить не могла.