Игрок Фемиды (СИ) - Лимова Александра - Страница 17

— Догадайся, шировой, что сейчас будет? — чуть приподняв уголок губ, предложил Антон крайне ровным голосом.

Вадик, замерев и глядя в его ледяные глаза, по животному оскалился. Но промолчал. Правда недолго. Потому что идиот.

— А ты легаш, что ли? — храбрясь, презрительно выцедил Вадик сквозь зубы, буравя взглядом Антона.

— Я тебе вопрос задал, гнида. — Ни на грамм не изменив тона, напомнил Антон, однако, мое сердце в страхе пропустило пару ударов, хотя и обращение было не ко мне.

Отвертка чуть надавила и по металлу скатилась и сорвалась на пол частая алая капель. Вадик оскалился сильнее, в ненависти глядя на Антона, но не смея шевелиться.

— Мне долго ждать ответа? — отвертка надавила сильнее, мне стало дурно, и я ухватилась рукой за косяк, потому что в ногах была ватная слабость.

— Я уйду. — Прошипел Вадик, стараясь не особо открывать рот, ибо нажим Антона не ослабел, и грозил проткнуть челюсть.

— Дальше.

— Не вернусь больше.

— Мне по слову из тебя вытягивать? — сталь была не только в окровавленной руке Антона, но и скользнула в тоне, побуждая Вадика на больший спектр обязательств:

— Отстану от нее. Не буду больше появляться. Никогда.

— Умница, мальчик. — Презрительно выдал Антон, с задержкой убирая отвертку и оттирая о свитер Вадика, перепачканную в его крови руку. — Съебался.

Вадик, стрельнув по мне отчего-то полузлым, полуехидным взглядом, по стеночке быстро заскользил прочь, сжимая пальцам кровоточащий порез под подбородком.

— Он задвинутый, Ленка! — непонятно хохотнул с лестницы Вадик с нескрываемым злорадством и добавил что-то еще, но я не разобрала его слов.

Придурок. Обкурился, что слова путает. Я тревожно посмотрела на Антона. Нихера он не сдвинутый, а наоборот, излишне спокойный. Такие люди опаснее всего.

— Вот блядина. — Презрительно искривив губы, Антон сначала посмотрел вслед Вадику, а потом, бросив на меня мрачный взгляд, бескомпромиссным тоном приказал, — собирайся.

— Куда? — спросила я, не в силах отвести взгляда от его руки, с плохо затёртыми следами крови Вадика.

— Ко мне. Ты здесь не останешься. — Холодно пояснил он брезгливо направляясь к туалету недалеко от выхода.

Я, сглотнув, попыталась возразить, но он, остановившись и очень зло на меня посмотрев, рявкнул:

— Собирайся, я сказал!

И если прежде я бы начала орать, то сейчас, глядя на болезненную бледность его лица, с горящими глазами, заключила, что себе дороже сопротивляться. Таким я его еще не видела. И, наверное, не стоит начинать…

— Он же обещал… — я была бы не я, если бы не попыталась.

Антон нехорошо взбледнул, застивив мои уста сомкнуться и не договаривать свое предложение

— Лена, — вкрадчиво произнес он, пробуждая своим тоном мурашки на руках. — Твой брат наркоман. И он пришел вштыренный. Все его слова гроша ломанного не стоят. Так что пошла в комнату, собрала необходимые вещи, собаку, и попиздовала к машине. Хуй ему, а не комната, торчок ебучий. Я об этом лично позабочусь.

Я растерянно смотрела, как он, зажав телефон плечом, засучивает рукава рубашки, идя к раковинам в туалете, и решительно не понимала, что происходит со мной и моей жизнью.

Антон меня впечатлил. Настолько, что я молча собрала документы, немного шмоток и Гармошку.

Мы ехали к центру по полупустым ночным улицам. Время двенадцатый час. Я, озадаченная происходящим, молчала и думала, что делать дальше, оглаживая мордочку Гармошки, положившего голову на широкий подлокотник между передними креслами.

Антон не прекращал говорить по телефону всю дорогу, иногда тихо матерясь, иногда довольно улыбаясь. Я не лезла, пристально вглядываясь в его профиль. Ситуация дурацкая. Комичная даже, если не углубляться. Только я углублялась и мрачнела с каждой минутой все больше. Зачем я это делаю? Зачем еду к нему? Почему позволила лезть в свои проблемы?

Ответ прост — страх. Он зародился в душе с самого первого мгновения, когда я увидела Вадика у двери своей комнаты. Чувство противное, липкое, пытающееся тронуть дрожью руки и пустить под откос способность здраво рассуждать. Впрочем, с последним, это сучье чувство неплохо справилось, потому что сейчас я сидела в машине Антона, и слушала его негромкий и странно успокаивающий голос. Слушала с надеждой, пытающейся сбросить оковы страха с разума и души. Мне хотелось, чтобы он поговорил со мной, чтобы протянул руку и дотронулся, как несколькими часами ранее, просто оказывая поддержку… Господи, что со мной творится-то?

Я с трудом перевела взгляд на щенка, ободряюще лизнувшего мою кисть. Это придало хрупкое подобие решимости. Сама попала, сама выползай. Нахрен все. Завтра с утра не поедем к кинологу, отвезу щенка в клинику, попрошу до обеда приглядеть. Съезжу к юристам, спрошу, что можно сделать в моей ситуации. Потом на репетицию в зал, после маникюр с депиляцией по записи, и вечером смена. Подойду к Луизе, спрошу можно ли выдать аванс заранее. В ближайшее время подам документы на ипотеку. Уже не буду искать хороший вариант квартиры, просто хоть какой-нибудь. Я невесело усмехнулась себе, и потрепала щенка по голове. Тот, радуясь, снова попытался облизать мои пальцы, восторженно заглядывая в глаза. Вот ему как мало для счастья надо. Чтобы за ухом потрепали да пару раз улыбнулись. А мне счастье не нужно, хотя бы просто вылезти из бесконечной черной полосы. Я медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Прорвемся. Может, не все так уж плачевно.

Я подняла взгляд от Гармошки на Антона и только хотела велеть везти нас назад, но невольно примолкла. Потому что Антон выяснил, что Вадик подал заявление в суд действительно на Линейную, и теперь договаривался с кем-то о встрече в ресторане завтра вечером. Гребанное, проклятое чувство надежды от его оперативной деятельности, заставило меня снова растеряться. Но прежде чем я дала себе мысленную затрещину за очередную минутную слабость, он закончил переговоры и бросив на меня быстрый малопонятный взгляд, удовлетворенно хмыкнул.

— Завтра встречусь с судьей. Договорюсь. Заседание в четверг. Приставлю к тебе хорошего юриста по гражданке, на заседание не пойдешь, он сам все разрулит. — Антон достал сигареты, и, положив левый локоть на открытое окно, задумчиво подпер подбородок рукой с пачкой.

Я с трудом сглотнула и нахмурилась, пораженно глядя на него. Нет, я сама решу… Да какой, нафиг, сама, если речь идет о комнате, а идти мне сейчас некуда… Да и хрен с ним! Сама я все…

— Так. — Голос Антона стал на порядок прохладнее, он неотрывно следил за дорогой, ведя машину вглубь центра. — Прежде чем я услышу твои упрямые возражения и слова о том, чтобы я вез тебя домой и не вмешивался, я проясню один важный момент: твой брат — солевой наркоман. Это низшая каста, рядом с крокодильщиками и спайсерами. Это либо малолетние придурки, либо, что чаще, просто тупые черти, дебилы и неадекваты, в приоритете у которых доза ради дозы, а не для, хотя бы, кайфа. Там с мозгом такая беда происходит, что ни один другой класс дури подобного не сможет сделать. И они опасны после прихода, Лен. Очень опасны. Он явился явно не с целью поговорить. И явится еще, сколько бы я ему не угрожал, потому что он солевой. Таких шакалов либо убивать, ибо слов они не понимают, либо уходить от них как можно дальше. Это к вопросу о том, почему мы сейчас ко мне едем. И почему ты сдашь комнату и больше в нее не вернешься. — Антон, не переводя взгляда на напряженную меня, достал зубами сигарету из пачки и щелкнул зажигалкой. — Идем дальше. Завтра с утра съездим в твою деревню в местную ментовку. Сделаешь запрос на заяву сестры о пропаже матери. Я поговорю кое с кем, подправим даты обращения, протащим через Харламова на подтверждение… Или нет, через Яремина надежней… — Антон прищурился, глубоко затягиваясь, и не отрывая взгляда от дороги. — Блять, он же перевелся в центральный. Ладно… Короче, с момента статуса без вести пропавшей для вашей матери пройдет больше пяти лет на документах. Это я к следующей неделе проверну, скорее всего… Потом вступаешь в наследство, продаешь комнату, и больше никогда не видишься с братом.