Сорви с меня маску - Васина Екатерина - Страница 35

— Все нормально. Просто мне пора домой. Вот гадаю: можно уже за руль садиться или не рисковать?

— Не рисковать, — согласился Хан, каким-то голодным взглядом глядя на меня. — Предлагаю тебе остаться. Тут две комнаты, я переночую на диване.

Ой, что-то мне сердце, душа, почки и прочие органы подсказывают, что на диване он не останется.

— Я не могу оставить бабушку одну.

— Попроси ее переночевать у матери. Там охрана и безопасно.

— Отличная идея, заодно и я туда поеду.

— И подвергнешь их опасности? — прищурился Хан. — Ева, а ты не думаешь, что эти мерзавцы наметили тебя следующей жертвой?

Думала, еще как думала. Только зачем он это произнес вслух? У меня мигом заледенели пальцы на руках, а волосы едва не встали дыбом. Я не истеричка, но когда вокруг убивают людей, поневоле станешь вздрагивать от малейшего звука.

— Предлагаешь подвергнуть опасности тебя?

— Поверь, здесь ты в полной безопасности. От чего бы то ни было.

— Даже от предменструального синдрома? — вырвалось у меня невольно. Хан пару секунд ошарашенно смотрел на меня, а потом расхохотался. От души. Словно скидывал скопившееся за день напряжение.

— От него не охраняют, Ева, от него избавляют.

— О, еще один умный.

— Первая начала, — все еще широко улыбался он, а потом, без всякого перехода, произнес: — Теперь-то ты веришь, что мы с Ирен не настоящая пара? И больше всего хотим разорвать помолвку.

Я замялась. С одной стороны, после слов Ирен о Берте вся злость на Хана улетучилась. И даже стало жалко их обоих. Надо же было так вляпаться! По мне, так это ужасно — жить в браке с нелюбимым человеком. Вдвойне ужасно, если ты к нему относишься как к брату.

Но с другой стороны, они все равно помолвлены. И от этого никуда не денешься. Я плохо поняла, что там происходит в их семьях, но судя по всему — помолвку так просто не разорвешь.

— Опять задумалась, — послышался голос стоявшего рядом Хана. — Кажется, тебя надо срочно приводить в себя?

Я хотела возразить, мол, не надо никого никуда приводить. Но мне не дали и слова вставить. Обхватили ладонями лицо и поцеловали так, словно ждали этого много лет. С такой жадностью и таким напором, что перехватило дыхание, а ноги ослабли, как у героини обычного любовного романа. Пришлось обхватить Хана за шею, чтобы не упасть. Хотя о чем это я? Меня поддерживали: осторожно, но так крепко, что не было смысла вырываться.

Кажется, мы целовались долго. Так долго, что мои губы успели чуть распухнуть и начали побаливать. А в животе уже расцветало самое настоящее пламя: мягкое, проникающее в каждую клеточку тела и рождающее темное и тягучее, как дикий мед, желание.

— Ты станешь моим проклятьем, Ева, — сообщил Хан хриплым голосом, прервав поцелуй.

— Так оригинально мне о симпатии еще не заявляли, — сообщила я, пытаясь заново научиться дышать. Что-то со мной происходило: не хватало воздуха. А тот, что был, казался густым и словно раскаленным.

— Оригинальной девушке и признание требуется необычное.

— Пошлый комплимент…

— Вечно ты всем недовольна.

Мы шепотом обменивались репликами, прижимаясь лбами друг к другу. Я чувствовала на своей щеке горячее дыхание Хана. Под моей ладонью его сердце стучало все быстрее. Да и мое тоже билось так, будто пыталось вырваться на волю.

Как быстро негодование может смениться на совсем иные эмоции. Они копились внутри и грозили разорвать на части. Если мы хоть что-нибудь не сделаем.

Хан медленно провел ладонью по спине сверху вниз, и меня обожгло прикосновением даже сквозь ткань рубашки.

— Не отпущу, — послышался хриплый шепот. Это Хан наклонился и чуть прикусил мочку уха, отчего внизу живота вдруг сладко сдавило. И правда ведь не отпустит, мелькнула мысль. Я попалась в ловушку. Такую нежную, но необычайно крепкую.

И почему-то из нее не хочется вырываться.

Я запрокинула голову и потянулась, возвращая поцелуй. Не менее горячий, чем первый. Пальцы перебирали густые короткие волосы на его затылке, отчего Хан издал глухой полурык-полустон прямо мне в губы. И сильнее сдавил в объятиях, приподнял и потащил куда-то.

Как оказалось, в спальню. Где огромная постель манила разворошенным бельем темно-бордового цвета. Где задернутые тяжелые портьеры создавали иллюзию полумрака. А на белоснежном ковре валялся мужской ремень с тяжелой пряжкой. Все это я заметила лишь мельком — меня аккуратно уложили на кровать.

Интересно, что Хан как-то не рвался раздевать. Он замер, нависнув и упершись одной рукой в жесткий матрас. А кончиками пальцев второй медленно провел по моему телу: от шеи до середины бедра. Прикоснулся к застежке на брюках и вдруг резко ее расстегнул. Я аж вздрогнула и приподняла голову.

— Лежи, — приказал Хан, — я сам. Я хочу сам тебя раздеть.

Он словно издевался над собой и надо мной: тянул брюки вниз очень осторожно и при этом откровенно гладил ноги, расстегивал каждую пуговицу на рубашке так, словно впереди вечность. При этом неотрывно смотрел мне в глаза. Голодным и жадным взглядом. Как человек, который очень долго искал что-то и наконец нашел. И при этом не уверен в реальности происходящего, потому и боится находки.

Мое сердце окончательно взбесилось, когда Хан зубами подцепил край трусиков и медленно начал их снимать. Ну вот, домечталась. Я чуть приподнялась на локтях, чтобы полюбоваться зрелищем. Было что-то нереально возбуждающее от мужчины в таком ракурсе.

Но Хан определенно в глубине души был тем еще садистом. Иначе как назвать тот факт, что он ухитрялся прикосновениями довести меня до того состояния, когда я уже буквально горела, плавилась и ощущала себя сгустком возбуждения. Но при этом не спешил переходить к основным действиям. Целовал, плавно спускаясь все ниже. Горячими губами касался потяжелевшей от истомы груди, языком обводил пупок, вырисовывал невидимые узоры на внутренней стороне бедер. О господи, я не хочу думать, откуда у него такой опыт. И сколько было женщин. Потому что все это было до нашей встречи.

Еще утром уверенная в том, что не дойду с ним до постели, сейчас я мысленно хохотала над собой, наивной. Все происходящее сейчас казалось абсолютно правильным.

Рваное быстрое дыхание…

Тихий шепот на непонятном мне языке… Как заклинание, оплетающее душу…

Напряженные каменные мышцы под моими руками…

Невольный всхлип удовольствия, сорвавшийся с губ… Мой…

Тихий шелест фольги я услышала сквозь грохот сердца, отдававшийся в ушах. Ногтями вцепилась в Хана, ощутив его внутри себя. И подалась навстречу, на миг прикусив губу. Слишком хорошо, слишком много, почти до боли. Той, которой хочется наслаждаться.

Кто сказал, что секс — это не танец? Мы танцевали. Под музыку, которую слышали только вдвоем.

Бешеный жаркий танец, в котором Хан вел главную партию. А я не сопротивлялась. Не хотела. Просто наслаждалась прикосновениями: то осторожными и нежными, то почти грубыми. Прижималась, царапалась, покусывала за широкие плечи и срывала голос.

В какой-то момент ощущение напряжения внутри стало совсем невыносимо сладким. И я выгнулась до хруста в спине, чувствуя, как дрожь проходит по всему телу. А следом накатывает ощущение безграничного счастья и спокойствия.

После такого хотелось просто лежать, что я и делала. Силы вдруг кончились, мысли тоже не спешили появляться. Мне пришлось собрать остатки воли, чтобы повернуть голову к Хану. Тот лежал рядом, закинув одну руку за голову, а второй продолжая прикасаться ко мне. Этакая абсолютно удовлетворенная мужская особь с довольной ухмылкой.

— Спорим, ты останешься до утра? — Вопрос прозвучал с утвердительной интонацией. Я чисто из упрямства попыталась встать, сумела лишь приподняться на дрожащих руках и снова упала на подушку.

— Это был коварный план, да? Ты боишься спать один, в темноте, поэтому позвал меня.

— Точно, — кивнул Хан. — Прямо саму суть уловила. Буду ночью тормошить тебя, чтобы не бояться.

Я покосилась на то, чем он меня «тормошил», представила ночные «бдения» и несколько встревожилась.