Мечебоец (СИ) - Шарапов Кирилл - Страница 3

– Держи, – протягивая мешок сказал он. – И спасибо, что вмешался, эти убивцы никого не щадили бы, я кое-что слышал о шайке Демида, ты совершил хорошее дело.

– Спасибо, – слегка поклонившись и принимая мешок с провизией, ответил Слав. – Ты дал мне приют и пищу и почти ничего не взял за это. Пожалуй, только так я смог бы тебя отблагодарить. Возьми на память обо мне, – и он протянул Скилу посеребренный пояс с охотничьим ножом, снятый с Хитреца. – Одну лошадь я заберу, вторую продай или оставь себе. И позаботься о Булане, он старый боевой конь и, пожалуй, заслужил спокойную смерть.

В это время двери распахнулись, и в трактир ворвалась толпа разгневанных селян ведомых кухаркой.

– Вот он, – указывая на Слава, заголосила баба. – Я, значит, выхожу с кухни, а он с окровавленным мечом стоит, и трупы валяются. Это он их ради денег порешил. Вчера приехал, в кошеле пусто, а теперь на поясе сразу три болтаются.

– А ну цыц, глупая женщина, – прикрикнул на нее Скил. – Парень защищался. Они первые напали, ошеломили моего сына, мне угрожали, а тут Слав входит за обещанными харчами, ну они на него бросились, а он, малый не промах, порубал их. И кошели на его поясе – честная добыча. К тому же они из шайки Демида, те, кто облавы дружинников избежали. Так что этому парню надобно спасибо сказать, что два матерых убивца к Ящеру отправились.

– Ладно, Скил, никто твоего парня хватать не собирался, – заговорил звероподобный мужик с плотницким топором в руках. – Стряпуха шум подняла, что тебя убивают, вот мы все сюда и кинулись. А тебе, парень, спасибо, что нашего трактирщика в обиду не дал. – И развернувшись, толпа вывалилась на улицу, оставив Скила и Слава наедине.

На столе заворочался сын трактирщика, он потихоньку приходил в себя, но до полного прояснения головы было еще далеко.

– Ну, прощевай, трактирщик, – набрасывая на плечи плащ, сказал седой паренек. – Спасибо за хлеб и соль, не поминай лихом. – И подняв мешок, пошел к выходу.

– Значит, не останешься? – спросил Скил, глядя на парня с грустными холодными глазами.

– Нет, у меня своя дорога, – отозвался Слав, открывая пинком дверь. – Может, еще встретимся.

– Может и встретимся, если боги позволят, – сказал трактирщик и пошел в сторону стойки.

Слав тем временем осмотрел лошадей. Одна была помоложе да посвежее, подковы в порядке, а слева к седлу приторочен небольшой мешок. Решив заглянуть в него после отъезда из веси, Слав привесил справа тот, что дал ему трактирщик, затем подошел к Булану.

– Не серчай, что оставляю тебя, старый друг, – сказал он коню, целуя его в ноздри и поглаживая гриву. – Дальние дороги для молодых. Для таких, как ты, нужен покой и отборный овес. Прощай. Скил обещал позаботиться о тебе. – И еще раз поцеловав старого коня, Слав взлетел в седло своей новой лошадки.

– Подожди, – раздался с крыльца голос Скила. – Возьми на память. Хотел сыну отдать, но он не воин – весь в мать. Меня этим луком и стрелами сам князь Рюрик наградил. Владей, знаю, что в хорошие руки отдаю. – И он протянул Славу колчан с тридцатью стрелами и композитный лук в берестяном налуче.

– И не жалко? – принимая подарок, спросил Слав.

– Для тебя – нет, для остальных пожалел бы. А теперь езжай, а то я начну умалять, чтобы ты остался, именно о таком сыне я мечтал. И если не сложишь голову, то будешь великим воином. Прощай, – и резко развернувшись, старый ратник, а теперь трактирщик, Скил пошел обратно.

Слав секунду смотрел ему вслед, прося богов наградить этого человека тем, чем он пожелает и, развернув свою лошадку, покинул весь.

Дорога петляла по засеянным полям к далекому лесу. Лошадка шла неторопливой рысью, солнце пекло, и Славу пришлось снять свой серый дорожный плащ. К полудню, когда солнце достигло зенита, поля кончились, и перед седовласым пареньком встала стена леса. Расположившись на опушке, Слав осмотрел мешок, который дал ему Скил – копченая рыба, вяленое мясо, свежий хлеб, пироги, несколько головок лука. Решил начать с рыбы – копченое портится быстрее. Перекусив и запив свой сытный обед водой, набранной в колодце веси, он взглянул на мешок, доставшийся ему от Хитреца, а может и от Горюна, Слав не знал, чью лошадь он выбрал, но его больше интересовало содержание, нежели личина бывшего владельца. Сняв мешок, он аккуратно развернул завязки и едва успел увернуться, поверх вещей бывший хозяин положил болотную гадюку, противное и скользкое пресмыкающееся атаковало сразу же, как только парень потянул завязки. Но реакция змеи оказалась на порядок хуже человеческой, Слав отпрянул, и змея, промахнувшись, исчезла в траве.

– Интересно, что же ты охраняла? – глядя вслед гадине, спросил он, вновь заглядывая в мешок.

Сверху лежал дорожный плащ, новый, из черной плотной ткани, такие привозят издалека, в них обычно не жарко летним днем, да и при холодах тепло – вещь полезная и очень дорогая. Следом за плащом на свет появилась тонкая кольчуга прекрасной выделки. Славу она была чуть великовата, но на ближайшем торгу ее можно подогнать по размерам, а значит, вещь, несомненно, полезная. Следом из мешка появились рубаха и штаны из той же ткани что и плащ. Скорее всего, лошадь принадлежала Хитрецу, поскольку размер вещей соответствовал его габаритам, близким к самому Славу. Решив не оттягивать, Слав переоделся в обновки – штаны пришлись в пору, рубаха, как и кольчуга, была слегка великовата, но пояс, найденный на дне мешка, это исправил. И на самом дне под одеждой лежала небольшая чарка из ярко-зеленого малахита. Слав взял ее в руки и повертел, внимательно рассматривая: вещь древняя, поскольку работа мастера была достаточно грубой, отполированы только края и внутренности, остальное неизвестный умелец оставил так, как это было сделано природой, с небольшими выпуклостями и различными неровностями.

– Эх, в такую бы чарку меда налить, – сказал Слав, глядя на свою находку, и спустя секунду чуть не выронил ее – ярко-зеленая чарка была полна душистого меда.

«Здорово», – подумал парень и выпил предложенное природой.

– А вино можешь? – спросил он у чарки.

Ответ был незамедлительным, мед пропал, а его место заняло бардовое сладковатое вино. Потом Слав попросил ключевой воды, квасу, наконец, подумал, что хватит, и чарка опустела сама по себе и стала чистой и сухой.

– Хороший подарок, лесные разбойнички, – сказал вслух седовласый паренек и спрятал чарку обратно в мешок. Туда же отправилась кольчуга и плащ.

Единственной обновкой, которой не нашлось в мешке, были сапоги, скорее всего, они остались на мертвом владельце лошади, а значит, придется их покупать. Слово «покупка» напомнило парню о двух кошелях, болтающихся на поясе. Слав развязал завязки и вытряхнул на свой старый серый плащ их содержимое. Десяток медных монеток, три десятка серебряных кун, и самое дорогое – пять золотых, в любом городе можно безбедно существовать пару месяцев. Плюс три золотых перстня, которые тянут еще на два десятка золотом, а это уже целое состояние, такого у Слава никогда не было.

– Теперь придется опасаться грабителей, есть что терять, – сказал он негромко и спрятал свою добычу обратно в кошель.

Последний сюрприз ждал его на захваченной лошади. Седло как-то странно топорщилось. Вспоров кожу, Слав едва не вскрикнул, из маленького разреза на землю посыпались золотые монеты, ровно тридцать штук. Бывалые воины зашивают золото специально, чтобы в случае плена откупиться. Теперь Слав был самым настоящим богачом, при желании на деньги, что сейчас были у него в руках, можно построить большой трактир, обзавестись семьей и безбедно жить долгие годы. На секунду он даже увидел себя за стойкой, над которой висит черный меч и лук, подаренный Скилом. За длинными столами пьют и едят люди, а он наливает пиво новым посетителям. Но взгляд упал на меч отца, висящий на стене у него за спиной, клинок был чернее, чем сейчас, и начал покрываться ржавчиной. «Нет, – сказал сам себе Слав, – я не хочу, да и отец бы меня не одобрил». До того, как отец выковал этот меч, он был доволен своей жизнью, но после что-то в нем изменилось, появилась неуверенность, а когда он брал оружие в руки, то в глазах появлялась грусть и тоска. Славу казалось, что великолепный кузнец жалеет о чем-то давно забытом и известном только ему. Однажды он даже решился спросить у него, но отец отмахнулся и сказал, что все пустое, и даже натянуто повеселел, только глаза были по-прежнему полны грусти. Слав уже развернулся, чтобы уйти, а отец тихо произнес: