Дом смерти (ЛП) - Пинбороу Сара - Страница 46

Луис тоже у окна, но уже через минуту отходит и садится на кровати по-турецки. Перед ним самодельная обшарпанная шахматная доска. Передвигая черную фигуру из картона, гений что-то бормочет и ни с того ни с сего тихо смеется. Наблюдать за этим тревожно.

— Обязательно с самим собой говорить? — спрашивает Том. — Это охренительно стремно.

Луис смотрит на него широко распахнутыми от удивления глазами:

— Я не разговариваю с самим собой.

— Разговариваешь.

— Ничего подобного.

— Ну и с кем ты тогда общаешься?

Гений улыбается. Почти так же, как когда-то. Почти, но не совсем так.

— С Уиллом, разумеется. Я разговариваю с Уиллом.

Он возвращается к игре, а мы пялимся на него во все глаза. Спустя несколько долгих секунд Том нервно вздыхает и бормочет:

— Тут все поголовно спятили.

Больше никто ничего не говорит. У окна становится скучно, поэтому я отхожу и ложусь на кровать. А вдруг Луис специально так себя ведет, чтобы меня доконать? Чтобы я не забывал? Отчасти я даже надеюсь, что так оно и есть. Это куда более приятная альтернатива тому, что Луис, наш гений, потихоньку сходит с ума от горя. Что он может смириться с дефективностью и с жизнью в доме смерти, но не с потерей друга. Я могу жить с тем, что Луис меня ненавидит, но если я поделюсь с ним нашими планами, мне позарез нужно, чтобы он оставался в своем уме.

Время идет, и в какой-то момент мы слышим за дверью шаги, но никто из новичков не заходит в четвертую спальню. Кажется, мы все вздыхаем от облегчения. У нас и без свежей крови дерьма достаточно.

Во время полдника Джейк рисуется и громко разговаривает, перебивая взволнованные голоса. За столом седьмой спальни двое новеньких, и Джейку, естественно, приходится отстаивать свое место вожака. Я лишь раз взглянул на новичков и даже не спрашиваю, как их зовут. Воздух гудит от волнения. Еще бы! Столько новых лиц! Такое чувство, что начинаются новые времена, но уже без меня.

— И ни одной девчонки, блин, — ворчит Том, вгрызаясь в яблочный пирог с кремом.

За весь полдник Луис ни разу не поднял головы. Видимо, застрял, как и я, в старых временах.

Похоже, все новички приняли таблетки. В ночной тишине мы с Кларой, словно призраки, обходим спящий дом и заглядываем в спальни. Никто даже не шевелится. Может быть, после Уилла нам повысили дозу того, чем нас накачивают перед сном. В девятой спальне у одного из новичков все еще мокрое лицо, словно он плакал даже во сне. Не помню, плакал ли я в свое время. Уилл точно плакал. Может быть, еще Эшли. Сейчас уже трудно вспомнить те первые ночи. Здесь все становятся намного выносливее, чем раньше.

— Говорила же, это судьба, — шепчет Клара, когда мы, держась за руки, спускаемся в комнату отдыха. — По ночам не спим только мы.

— Не хочешь сходить в пещеру? — спрашиваю я.

Дикость, конечно, но перед побегом мне хочется попрощаться с нашим убежищем. В радости и печали это место принадлежит нам с Кларой.

— Хочу потанцевать, — отвечает она. — Давай останемся.

Сегодня не так чтобы очень холодно, но Клара полностью одета, поэтому ее ответ застает меня врасплох. На ней не ночнушка, а джинсы, носки и мешковатый свитер, хотя обычно она любит, чтобы ногам было свободно. Выбрав пластинку, она включает наушники.

— Ты надевай, — говорю я, — а я не буду. Хочу услышать, вдруг кто-то появится.

— Ты как всегда, Тоби. Само воплощение практичности и благоразумия. — Клара целует меня и начинает покачиваться в моих объятиях. — Представь, будто мы на пляже, — шепчет она и закрывает глаза. — Полночь, горит костер, какой-то старик играет на гитаре, а мы танцуем.

— Скоро нам не придется ничего представлять.

Клара меня не слышит. В ее голове звучит музыка, которая для меня похожа на невнятное электронное жужжание. Я двигаюсь вместе с Кларой, как только могу, но из-за всяких танцев всегда чувствовал себя полным кретином. Мои ноги и руки никогда не слушаются. Вот и сейчас не получается подстроиться под естественный ритм Клары. Она вся в музыке, и, кажется, ее не волнует моя неуклюжесть. Ее губы приоткрыты, и я целую ее, испортив момент. Просто не могу удержаться, когда она так близко. Тянусь рукой ей под свитер, но она вдруг вздрагивает, отшатывается и снимает наушники.

— Давай подождем. Сделаем это снова, когда окажемся далеко-далеко отсюда.

— Ладно.

Теперь я чувствую себя еще более неуклюжим, словно сделал что-то не так. Наверное, все ясно по моему лицу, потому что Клара касается ладонями моих щек и снова целует.

— Все в порядке? Ты не против?

— Нет, конечно.

Я пытаюсь улыбнуться, но в рот будто налили клея, который уже застывает. Если честно, я немножко против. Никак не могу с собой справиться. Мало того, что я очень этого хочу (а я вроде как всегда хочу, так что, наверное, это не считается), так теперь еще и кажется, что Клара меня отвергает. И внезапно на меня обрушивается сокрушительная волна сомнений. Я ей надоел? Неужели она всего лишь ждет, когда мы сбежим, чтобы потом меня бросить? К чему тогда вся эта болтовня про судьбу? Она ведь не могла меня разлюбить! Или могла?

— Давай потанцуем, — шепчет Клара и снова надевает наушники. — Обожаю танцевать!

Закрыв глаза, она притягивает меня к себе, а в моей голове черным-черно от подозрений, что она меня больше не хочет. И пусть это глупо, но прямо сейчас меня трясет от одной только мысли, что когда-нибудь она будет танцевать с другим.

В спальни мы возвращаемся раньше, чем обычно. Клара говорит, мы должны беречь энергию для будущих приключений, но на прощание целует, обнимает и твердит, что любит меня. Мне становится чуть-чуть легче.

— Вместе навсегда, — говорю я, когда Клара бросает меня и уходит к себе. Очень стараюсь не выдать голосом, в каком я сейчас отчаянии.

Она оглядывается и широко улыбается:

— Вместе навсегда, Король Русалок.

И я снова бешено счастлив.

— Почему ты меня не разбудил? — шипит на меня Клара, пока мы спускаемся на завтрак.

Сегодня последнее утро перед приходом катера. От волнения я весь как на иголках, поэтому гнев Клары застает меня врасплох. У нее яростно горят глаза, губы поджаты. Раньше она никогда так себя со мной не вела, и ко мне снова подступает черный туман страха. А вдруг она наконец-то поняла, какой я кретин?

— Извини. Я думал, ты устала. Вот и решил, что лучше дать тебе выспаться перед… сегодняшней ночью.

Не хочу, чтобы Клара на меня злилась. Я еще не говорил ей о Луисе, а это наверняка до смерти ее перепугает. Не знаю, что буду делать, если она откажется. В любом случае я возьму его с собой, а с последствиями буду разбираться потом. Если Луис вообще захочет сбежать. Рассказать ему обо всем — большой риск, но иного выбора нет, если, конечно, я еще хочу пожить в мире с самим собой.

— Это была наша последняя ночь, — говорит Клара, и я вижу, что она обижена. — Это важно!

— Извини, — жалким тоном повторяю я.

Собственно, я и чувствую себя жалким. Хочу сказать ей, что с трудом сдержался, чтобы ее не разбудить. Что мне хотелось сходить в пещеру и побыть вдвоем в доме, чтобы попрощаться с ним навсегда. Пусть я его ненавижу, но многое от нас с Кларой останется в этих стенах. В конце концов, здесь происходили не только ужасные, но и прекрасные события. Еще хочу сказать Кларе, как злился на нее за то, что она уснула в такую важную ночь, и как в итоге просто смотрел на нее спящую, а потом занялся тем, чем занимался по ночам до ее появления. Взял в кухне еду и долго сидел в комнате отдыха, глядя на темное небо. Без Клары было одиноко, хотя в некотором смысле мне даже понравилось побыть наедине с мыслями. У меня появилось время сказать собственные «до свидания». Я пробыл здесь дольше Клары, и теперь у меня два прошлых, с которыми нужно было попрощаться. Одно — нормальное, до дома смерти, а второе — до того, как здесь появилась Клара.

Но сказать все это вслух не хватает духу. Не хочу с ней ссориться. Ночь уже все равно не вернуть.