Дом смерти (ЛП) - Пинбороу Сара - Страница 22

— Я хочу к маме. Домой хочу.

Еле слышный всхлип оставил рану в сердце каждого. Кто-то робко хихикнул, а потом воцарилась тишина. Задвигались по полу стулья. К горлу Тоби подкатила тошнота.

— Я не хочу здесь быть. Не хочу здесь умирать. — Не вставая со стула, Генри развернулся к медсестрам. Говорил он тихо, но в тишине четко слышалось каждое слово: — Я не хочу умирать. Я хочу домой. К маме.

С совершенно пустыми, безразличными лицами медсестры молча смотрели на него, и почему-то это было страшнее, чем неожиданный срыв Генри.

После этого никто почти не ел. Генри заозирался в поисках поддержки, но все уставились в тарелки, которые больше не вызывали аппетита. Только Тоби украдкой взглянул на Генри и увидел в потном лице то, чего не ожидал. Генри знал, что все испоганил. Знал, что из-за его срыва что-то изменилось. Он заставил всех увидеть то, чего никто видеть не хотел. И никто ему этого не простит.

Позже Тоби не раз обдумывал, как Генри в один момент стал изгоем, и как всем им хотелось тогда избить его, только бы он замолчал. И со всей очевидностью Тоби понимал, что из-за Генри изменился весь дом. Генри вслух сказал о том, что чувствовали все. Хотел поделиться с другими своим страхом, в то время как другие пытались хоть как-то справиться с собственными. Тогда-то спальни и обособились, защищая своих. Имя Генри оказалось первым, которое никто больше не упоминал.

После ужина народ, перешептываясь, разбежался по спальням. Генри пытался перехватить детей помладше, которые проносились мимо. Объяснить им, что судороги — ерунда, что он просто расстроен, а вовсе не болен. Но ему даже в глаза посмотреть боялись. Вырывали руки из его пальцев и отталкивали, чтобы поскорее убежать.

Какое-то время Генри вел себя тихо, но не прошло и часа, как все услышали, что он снова плачет. Сначала он просто звал маму, а потом пытался до нее докричаться. Снова и снова, пока не охрип. Тоби думал, не поднялась ли у Генри температура.

— Заткнулся бы уже, что ли. — У Луиса было такое напряженное лицо, будто все мимические мышцы втянуло в череп. — Почему он не затыкается?

Уилл тихонько напевал себе под нос. Тоби ушел и впервые долго-долго валялся в ванне, слушая, как текущая вода заглушает звуки, от которых скручивает в узел живот. И этот узел остался навсегда. В тот вечер родился сгусток страха. Наверное, медсестры в конце концов накачали Генри успокоительным, потому что, когда Тоби вышел из ванной и вернулся в четвертую спальню, в доме было тихо.

Наутро Генри никто не видел. Как и его следов. Ни одежды, ни зубной щетки, ни дурацкой футболки, которую он не снимал. Словно его никогда и не было. Хозяйка сказала только, что Генри забрали в лазарет. Короткая, резкая фраза, пресекшая все вопросы. По комнатам пронесся приглушенный шепот, но больше никто и никогда не упоминал о Генри вслух. Потому что для всех так было проще. Можно притвориться, будто ничего не произошло.

Но проще было для всех, кроме Тоби. В ту ночь, когда забрали Генри, Тоби впервые не выпил «витамины». Причем даже не знал почему. В горле пересохло, и что-то мешало свободно дышать. Тоби хотелось отвергнуть хоть что-нибудь, что касалось дома, и в тот день он нашел только такой вариант. Маленький, незаметный протест. Но Тоби обрел больше, чем рассчитывал.

Тогда он впервые услышал, как пыхтит сердце лифта и повизгивают колеса кровати. И потом не раз слышал снова. Хотя обитатели дома со всем энтузиазмом выбросили из памяти воспоминания о Генри, он их многому научил. Например, что нет смысла плакать и звать на помощь. Но самое главное: когда придет твоя очередь, ты останешься один. Еще один урок они получили, когда заболел второй мальчик. Выхода нет. И нет однозначных симптомов.

А если хорошенько об этом подумать, то начнешь бояться и собственной тени.

— Даже не помню, когда еще было так холодно. — Элеонора прижимается носом к окну в комнате отдыха. Снаружи льет как из ведра. Судя по тому, как бьет по земле, дождь с градом.

Сегодня день стирки, поэтому все послушно сменили постельное белье. Верхними простынями застлали матрасы, а нижние с наволочками сложили в специальные мешки. Остается как-то убить день. У батареи в потрепанном кресле читает свою книгу Уилл, а Луис учит нас с Кларой играть в шахматы. Мы только начали, а мне уже неимоверно скучно. Не могу сидеть напротив Клары и думать о чем-то еще, кроме нее. Жалкое я, должно быть, зрелище. Похоже, влюбился.

— А вы помните? — Элеонора оглядывается на нас, и все мы качаем головами.

Погода и правда странная, но ведь я никогда раньше не бывал так далеко на севере, так что хрен его знает, что здесь считается нормальным.

— Черт возьми, тут одно старье! — Том перебирает пластинки в поисках чего-нибудь знакомого.

Так и подмывает сказать, что в местной коллекции есть неплохие вещи, но я все-таки молчу. Танцы в темноте — секрет, который поначалу был только Клариным, а теперь стал нашим общим. Мы танцевали здесь прошлой ночью. Когда она заставила меня закрыть глаза и просто слушать музыку, я даже идиотом себя не почувствовал. Скорее всего именно так я и выглядел — как стопроцентный идиот, но ничего подобного не чувствовал. Да и кому какая разница? Как ты себя чувствуешь — гораздо важнее, чем как ты выглядишь. Слова Клары. Хотя ей легко говорить. Она-то выглядела потрясающе.

— А чего ты ждал? — спрашиваю я. — Ты проигрыватель хоть раз видел до того, как попал сюда?

— Твоя очередь, Тоби, — напоминает Луис, и я понимаю, что даже не заметил, как Клара сделала ход.

Открывается дверь, и в комнату вваливается Джейк с Элби и Дэниелом на хвосте. Сразу видно: Джейк старается вести себя как ни в чем не бывало, но его глаза тут же замечают Клару. Нет смысла спрашивать, куда подевался Джо, который намертво спутался с Эшли и церковью. Каждый день их банда все больше и больше времени проводит наверху. Эшли мы никогда не расспрашиваем. Зачем давать ему лишний повод нести чванливую околесицу? Вот только раньше мы делились на спальни, а теперь все идет к тому, что народ начнет делиться на тех, кто верит в бога, и тех, кто нет. Тома это бесит до белого каления, а мне наплевать. Все, что происходит днем, меня больше не касается, хотя я и перестал спать после обеда. Слишком много волнений, чтобы дрыхнуть. Проще чем-нибудь себя занять, чтобы убить время. Я все еще помню, как старался растянуть часы, доводя себя до смертной скуки. Да уж, сейчас все перевернулось с ног на голову.

— Народ, не хотите куда-нибудь отсюда сдымить? — интересуется Джейк. — Потремся в музыкальной комнате или еще где.

На самом деле ответа он ждет только от Клары. На всех остальных ему насрать.

— Нам всем там места не хватит, — бормочет в ответ Клара, не поднимая глаз от доски.

— Может, в прятки поиграем? — с надеждой предлагает Элеонора.

Дэниел ухмыляется, как будто в жизни не слыхал предложения глупее. Так и видно по жирной роже, какая злобная у него душонка. Хуже хулигана только тот, кто под хулигана косит.

— Согласен, — говорю я. — Все равно в шахматах мне ни черта не светит. Уилл, ты как?

— Играю! — Он уже откладывает в сторону книгу.

Элеонора взволнованно хлопает в ладоши:

— Я вожу! А вы прячьтесь! Считаю до ста.

— Только считай медленно. — Клара поднимается со стула. — Никаких хитростей.

— Ага, никаких хитростей, — вторит ей Джейк.

От того, как он готов на все, что захочет Клара, я откровенно смеюсь. А вот Дэниел никак не может решить, фыркнуть или улыбнуться.

— Дружище, но это ж детская игра, — ворчит Элби.

— Есть идеи получше? — рявкает в ответ Джейк.

Элби втягивает голову в толстовку:

— Да я просто так сказал…

— Ну фиг с ним, разок попробовать можно. — Дэниел важно сопит и сует руки в карманы джинсов, отчего пузо торчит даже больше, чем раньше. Пусть Дэниелу не суждено повзрослеть, но он уже тень того, кем мог бы стать.