Воин-Тигр (ЛП) - Гиббинс Дэвид - Страница 19

Велика добродетель нашего императора,

Что подчиняет себе все пределы земли,

Карает изменников, истребляет неправедных

И чрез разумные меры несет изобилие.

Работы свершаются в нужный срок,

Все растет и процветает.

Простецы живут в мире и покое,

Оружие и доспехи им не нужны;

Родственники чтят друг друга,

Не осталось разбойников и воров;

Люди с радостью подчиняются его власти,

Знают правила и законы.

Царство нашего императора -

Вся Вселенная.

Он повторил последнюю фразу. "Царство нашего императора - вся Вселенная". Отрывистость речи, чеканные гласные в его устах отвечали самой сути формулы: все упорядочено, все под контролем и на своем месте. Сделав плавный вдох, он полностью расслабился. Необходимости в дыхании уже почти не возникало. Кровь медленно отливала от сердца. В нем проснулась стихия шуйдэ. Мужчине вновь представилось, что он поднимается в воздух, воспаряет над облаками и горными вершинами к пределам самого космоса, пограниной зоне между землей и небесами. Тьму над ним внезапно усыпали миллионы сверкающих звезд, начался неторопливый танец созвездий. Далеко под ним остался земной шар, лишившийся зримых черт. Неожиданного его поверхность заискрилась и заиграла множеством рек, точно струйками ртути. Сто рек, Хуанхэ, Янцзы и сопредельные моря. Искры обернулись тысячью дворцов и храмов, миллионов бесценных самоцветов. Тело мужчины словно бы устремилось вниз и поплыло над мглистым потоком - средь гусей и лебедей, журавлей и цапель. Откуда-то неподалекудоносился звон колокольчиков. Затем видение рассеялось, и его со всех сторон окружили воины. Их стройные ряды тянулись на сколько хватало глаз. У многих в руках были копья, на плечах - доспехи. Во главе пехотинцев стояли генералы, всадники удерживали рвущихся коней. Вот они, защитники Вселенной, войско династии Цинь. Те, кто восстанет из небытия и двинется вперед, когда небо и земля сольются воедино, когда сила воды уступит силе света. Силе, властвовать над которой будет он сам.

Мужчина замер в напряженном ожидании. Ослепительно полыхнуло зеленым, потом - синим, точно солнце угодило в исполинскую призму, что вращалась где-то в горнем мраке. Затем цвета смешались, переродившись в столь же яркую белизну. Снова потекли блистающие реки из ртути, на берегах встал зеленый тростник - приют для бесчисленных существ. Подняли изящные шеи птицы, купаясь в дивном свете, Казалось, и войско вокруг мужчины пришло в движение: вместо однообразной серости расцвели пастельные тона, с каждой секундой делаясь все насыщенней, - вот румянец живой плоти, а вот синева облачений; поблескивают серебром доспехи, на алых знаменах, что шелестят и колыхаются подобно камышам, ревут золотые тигры. Чуство тепла росло. В экстазе он протянул руку…

И все исчезло. Мужчина снова остался один в темных покоях. Низкий стол перед ним походил на природнятый саркофаг. Он положил руки на плиту, давая себе почувствовать ее прохладу, твердость, реальность. Все прочее было не более чем иллюзией, созданной его собственным разумом. И все же в ней крылось предчувствие грядущих событий. Небесный камень воссияет вновь.

Он опустил вгляд на плиту. На отшлифованной поверхности поблескивали китайские иероглифы, по шесть с каждой стороны. Сюй, Тань, Цзюй, Чжунли, Юньянь, Туцю, Цзянлян, Хуан, Цзян, Сююй, Баймин, Фэйлянь. Его пальцы стали блуждать по их контурами, безукоризненно высеченным в мраморе лазером. Двенадцать избранных составляли Братство верных стражей Шихуанди, Первого императора, и ждали его возвращения. Но одно из мест занять было некому. Мужчина сжал кулаки до побеления костяшек. Отступник. Он не устоял перед соблазном пуститься на поиски камня в одиночку, пошел на поводу у собственной жадности, отвел взор с праведного пути. Они выследили его - как и всякого, кто сбивался с тропы, завещанной Шихуанди.

Он позволил рукам расслабиься и закрыл глаза, отдаваясь на милость всепоглощающей силе Цинь. Вскоре венадцатое место за столом перестанет пустовать. Они нашли еще одного человека, род которого уходил корнями к тем, кто в доспехах и с оружием в руках скакал когда-то через степи в родной Сиань - бок о бок с будущим Шихуанди, Первым императором. Новопосвященного обучили чжишау - искусству владения мечом, родившемуся в эпоху Цинь, умению вселить смертный страх в сердца врагов Шихуанди и повергнуть их. Справившись с порученной ему кровавой работой, он обеспечит себе место за этим столом. Место воина-тигра.

Мужчина прикоснулся к контрольной панели, и в тонком пучке света стали видны два меча, лежащих крест-накрест на столе. Их лезвия переливались, словно россыпь драгоценных камней. Он вдел руки в блестящие рукавицы, украшеные изображениями рычащих тигров, и взялся за поперечины, впуская в себя мощь древних клинков. Миг сосредоточенности - и вот они мчатся по степи, эти небесные кони: бока покрывает пена, кровавый пот выступает на шеях и тянется алым шлейфом. Мужчиной овладел восторг, знакомый лишь воину, - знание, что никому и ничему не устоять на твоем пути. Из горла его вырвался клич, перед глазами пеленой встал красный туман, и ничего уже не было слышно, кроме лошадиного дыхания и топота копыт.

Через миг образы сгинули. Он подался назад и опустил мечи. Вскоре установится шестая стихия - стихия света. Как вода покоряет огонь, так свет разгонит тьму - свет небеснго камня, его собственной души, свет перерожденного императора. Мужчина сделал глубокий вдох и стянул рукавицы. Тут же в дверной проем засочился свет и в покои устремилисьсмутные фигуры, безмолвно занимая свои места за столом. Братство воссоединилось. Камень будет найден. Воин-тигр вновь будет в седле.

Джек сидел в дневной каюте, заложив за голову, и задумчиво разглядывал содержимое одного из ящичков старинного дорожного комодика. Деревянную рамку, призванную защищать груз во время качки, он успел откинуть. Комодик был очень дорог сердцу Джека. Его изготовили в восемнадцатом веке из древесины камфортного дерева, все еще источавшей еле уловимый восточный аромат. На протяжении нескольких столетий представители семьи Ховард брали его с собой в море - от коммерсантов-авантюристов, сколотивших фамильный капитал в первые годы Ост-Индской кампании, до дедушки Джека, пронесшего реликвию через всю Вторую мировую войну и возвратившего ее на сушу без малого пятьдесят лет назад. До гибели первого "Сиквеста" в Черном море история Ховардов обходилась без кораблекрушений, и Джек решил взять комодик на борт нового судна даже прежде, чем то сошло со стапелей. Однако он не просто приносил удачу. В нем хранились ключи к тайне, которую Джек стремился разгадать с самого детства, когда дедушка впервые показал ему содержимое нижнего ящичка.

Джека охватило знакомое волнение. На стене над комодиком висел старинный мушкет времен Ост-Индской компании, под ним - тальвар, кривая индийская сабля с характерным дисковидным навершим и гардой. Обе вещи принадлежали первому Ховарду, жившему в Индии, - командиру полка Бенгальской армии эры войн с Наполеоном. Чуть ниже сабли располагались две фотографии Викторианской эпохи. На одной была запечатлена женщина с ребенком, на другой - хорошо одетый юноша, довольно смуглый, с полными губами и задорным огоньком в глазах. Экзотические черты достались ему от бабушки, жены того самого полковника, - наполовину еврейки. Под снимком красовались слова, выведенные элегантным почерком: Королевская военная академия, 1875 г. Лейтенант королевских инженерных войск Джон Ховард. Молодого выпускника так и переполняла типичная викторианская самоуверенность: еще чуть-чуть, и начнется главное приключение в его жизни. Однако четыре года спустя произойдет нечто, после чего эти глаза навсегда преобразятся и в них поселится тот бездонный взгляд, который Джек подчас наблюдал у своей дочери. Сколько он себя помнил, разобраться в судьбе прадеда значило для него исполнить некое личное призвание.