Чужая душа - потёмки (СИ) - Романовская Ольга - Страница 24

Покосилась на магистра: как бы на грудь взглянуть? Но не буду же я перед незнакомым мужчиной раздеваться? Хотя, буду. Сам виноват. Затащил сюда, ничего объяснять не желал, пока кровь не пустила. К слову, хромающий маг — пожалуй, плохо: мир, леший его поймёт, какой, а так у нас только Осунта. Да простят товарищи по Академии, но я в их способности не особо верю, потому как в деле не видела.

Эх, вот и злость схлынула. На Эдвина Лазавея. С магистром Тшольке мы ещё потолкуем, по-женски. Сплету из её волос венок и с гордостью буду носить. А до этого выпытаю, куда меня собираются послать. Никого соблазнять не собираюсь, пусть Осунта старается. Помочь — помогу, а в пасть к умертвию — увольте!

— Что вы притихли, Агния? — поинтересовался Лазавей и аккуратно, стараясь не напрягать раненную ногу, встал. Покосился на меня и подобрался ближе. Даже сейчас двигался плавно: видимо, это врождённое, от дара, а тут ещё и особенности воздуха Оморона. — Обдумываете, что бы ещё сделать?

— Уже обдумала. Отвернитесь?

— Зачем? — насторожился магистр. Наверное, решил, что на этот раз попробую его задушить. Да нет, перехотелось.

— Затем, — буркнула я.

Хорошо мужчинам: понятия не имеют о стольких неприятных вещах!

— Что-то болит? — заметил выражение лица.

Болит, только это не по части магии и травок.

Не удостоив магистра ответом, расстегнула рубашку и потёрла набухшую грудь. Ладно, руки тёплые, осталось успокоиться — и сцежу это бесово молоко. Вечерком процедуру придётся повторить и молиться всему небосклону, чтобы тело скорее поняло, что ребёнка кормить не нужно. А то не заснёшь…

— Помочь? — усмехнулся Лазавей, с готовностью до непозволительного сократив разделявшее нас расстояние.

Ах ты, похотливая скотина! Да я тебе руки оторву! А не поможет — и другие выступающие части тела отрежу. Ишь, сразу выздоровел, потискать настроился, благо магией от других отделил. Интересно, если закричать, услышат? Только закричать почему-то хотелось не: 'На помощь!' или даже не: 'Насилуют!', а: 'У магистра Лазавея не вста…'. Словом, не получается. Представляю, как бы опозорился.

Приставать он надумал! Нет, конечно, мужчина он видный, но этого мало, чтобы предаться разврату под первым кустом. Зато достаточно, чтобы обнаглевший преподаватель получил по лицу.

Я издала вздох разочарования: он увернулся! Столько сил в эту пощёчину вложила… С досады высказала всё, что думала, пожелав, чтобы нога магистра нескоро зажила.

— Вам напекло голову оморонское солнце? — Нечисть, сильный же — не вырваться! Лазавей держал меня чуть выше талии, прижимая руки к туловищу. Всё, что могла — это брыкаться и извергать проклятия. — Никогда не думал, что вы идиотка. Останетесь здесь, раз уж так хотите. И хвала Марре и Оликесу, вас за моей спиной больше не будет, Агния Выжга!

Стоп, разве меня не собирались валить на травку? Или настрой прошёл? Так или иначе, в глазах магистра не было ни унции желания, только раздражение.

— Большое спасибо, вы очень любезны. Всегда мечтала жить на Омороне! — Подумав, добавила: — Я вас не соблазняла, просила отвернуться, между прочим. А вы…

Лазавей стушевался и отпустил, пробормотав что-то невразумительное. Соблаговолил повернуться ко мне спиной. Потом не выдержал и полюбопытствовал, чем я занимаюсь. Ответ произвёл на него неизгладимое впечатление. Кажется, магистр даже брезгливо поморщился. А я хихикнула: кое-что мужчине в этом процессе бы понравилось. Но не дам.

Насвистывание Лазавея успокаивало, и я довольно быстро управилась. Привела себя в порядок и предложила перевязать магистру ногу.

— Это входит у вас в привычку, Агния: наносить мне увечья, а потом лечить их, — усмехнулся Лазавей. — Благодарю, но я откажусь: вдруг ещё что-то выкинете?

Он развеял чары и заковылял к костерку, собравшему нашу честную компанию. На вопросительные взгляды студентов не отвечал, ранения не комментировал. Я не возражала: хватит того, как Осунта зыркала. Вот за что она меня так ненавидит?

Еда у Липнера вышла сомнительная, но я съела. Потому как привередливые протягивают ноги.

Эх, чем хорош магический огонь — тем, что не дымит. То есть внимания не привлекает. И не обжигает. Хотя он тоже разный бывает: мирный и боевой.

Разомлевшую после еды меня огорошили известием, что мне надлежит всё прибрать и вымыть.

— Чем? И где? Что-то я воды не вижу…

— Я нашла, — ухмыльнулась магистр Тшольке. — Заодно поговорим.

Магистр шла впереди, я позади, с тарелками, кружками и котелком.

Солнце всё так же припекало, так что тело вновь начало зудеть. Пора подновить слой мази, а то в рака превращусь.

Наконец мы остановились перед лужей, которую Осунта почему-то назвала водой. Просто лил дождь, наполнил выемку в камне — только и всего. Но спорить не стала, попробовала вымыть посуду и поняла, почему хвостатая стерва велела это сделать мне. Кипяток, мать твою, руку не опустишь! А она стояла рядом и ухмылялась. Потом соизволила заговорить:

— Будешь знать, как нападать на преподавателей. И не думай, что магистр Эдвин забудет: у него долгая память. Ты по ошибке попала в Академию — теперь легко из неё вылетишь.

Я захлебнулась воздухом. То есть вот как? А мои отметки, характеристики не в счёт? Уж не подстроила ли она это всё, чтобы подвести по статье: 'Нарушение учебной дисциплины'? Приплыли, я попала! При свидетелях… Ладно, сплюнем через левое плечо и притопнем ногой.

— Зачем вы настояли на моём перемещении? — я пристально смотрела ей в глаза. — Магистр Лазавей всё рассказал мне.

— Раз рассказал, то зачем спрашиваешь? — пожала плечами Осунта. — Не устраивай истерик и работай. Жизнь, она, госпожа Выжга, не сахар, иногда следует делать то, что нам не нравится. Явись вы, как положено, к декану, не будь вы выскочкой, успели бы собраться. А так нам пришлось устраивать вашего ребёнка, копаться в ваших вещах…

Как меня тянуло ответить, но удержалась. Просто решила поймать змею, муравьев или иную живность и засунуть ночью магистру Тшольке в постель. Или в волосы. Пожалуй, начну с песка в пище.

Строя планы мести завистливой стерве — да, я красивая, да, у меня муж есть, да, я ребёнка родила, да, нравлюсь магистру Тревеусу, сумела уболтать ректора принять меня, обзавелась друзьями, — кое-как вымыла посуду и вернулась к месту стоянки.

Отдых закончился, пора было продолжать спуск. Спасибо Липнеру — поколдовал немного над туфлями Юлианны, чтобы они немного уменьшились. Надеюсь, кожа не безнадёжно испорчена, а то Юлианна убьёт меня за обувь-печёное яблоко.

Мы все удивлённо взирали на то, что предстало нашему взору. Стоило спуститься с плато, как Оморон начал раскрывать свои секреты. Он оказался совсем не похож на Златорию!

Нет, деревья есть, травы есть, кое-какие даже знакомы. О небе я уже упоминала, но, честно, фиг с ним, какого оно цвета, и какое на нём солнце. Не зелёное — и сойдёт. К слову, в долине было не так жарко: меньше камней. И все — белоснежные.

Что нас так удивило? Дорога. Вернее, то, что мы увидели на дороге.

Псоглавцы, ходячие мертвецы? Мимо. Жили тут люди. Вроде, не о двух головах. Лиц мы не разглядели, решив оставить знакомство с местным населением на потом, когда обсудим то, на чём они ездили.

Я всегда полагала, что для повозок необходимы лошади. Или быки. Оморонцы опровергли это предположение. Мы видели совсем иные средства передвижения: самоходные. Разноцветные, с фонарями спереди, они, казалось, парили над дорогой, оставляя после себя лёгкий аромат дыма. Рассмотреть ближе побоялись: вдруг эти конструкции из железа и дерева опасны?

Магистр Тшольке сказала, что чувствует магию. То ли она приводила повозки в движение, то ли охлаждала их — неудивительно, с таким климатом.

Управляли странным нечто с помощью некой круглой штуки, напоминавшей колесо.

Сиденья — будто в королевской карете.

И как же быстро они ездили! Мы и разглядеть одну смогли только потому, что она притормозила на повороте.