Каперский патент (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 47

— Вот мы и здесь. Будь я проклят, если не захватим с собой и канонерки, — воскликнул Джек.

При этих словах наконец-то ожила батарея в глубине гавани. Но артиллеристам мешали целиться собственные суда, и они только разрушили контору порта и часть причала. Джеку же линию прицела ничего не загораживало.

— Стоп! — скомандовал он матросам, отталкивающим от пристани корму, потому что следующая карронада оказалась наведенной на швартовый кнехт.

Он опять дернул за шнур, и орудие проревело, а длинный язык пламени едва не дотянулся до цели. Когда дым рассеялся, кнехта уже не было. Зато канонерские лодки покачивались на волнах, а цепная петля свободно болталась.

— Мистер Бентли, — приказал Джек, — возьмите ялик, своих людей и позаботьтесь о канонерках.

«Диана» набрала ход, матросы на квартердеке очистили штурвал. Подняли марсели и фор-стаксель. Под легким ветром, на буксире катеров и с отливом фрегат медленно удалялся от причала. Наконец Джек окликнул ожидавшие их шлюпки. Нужно было вывести все пять призов из порта, пока французы не притащат на причал полевую артиллерию.

Никакой полевой артиллерии. Они вышли из бухты торжественной процессией, хотя все быстрее и быстрее, поскольку и ветер, и отлив усиливался. В узком проходе их встретила оживленная ружейная пальба, прекратившаяся после бортового залпа «Дианы», и вот они уже покачиваются на привычных волнах в открытом море, пока бесстрастный луч маяка пронизывает небо над головой. «Сюрприз» и эскадра держались меньше чем в миле, ярко сияя топовыми фонарями.

С помощью Бондена, подталкивающего сзади, Джек Обри смог вскарабкаться по кормовому трапу, но в свете фонаря его бледное как слоновая кость лицо ошарашило Тома Пуллингса. Выражение яростного триумфа и радости слетело с физиономии коммандера, он метнулся вперед, чтобы протянуть руку, и воскликнул:

— Вы в порядке, сэр?

— Немного изрезан, не больше, — заверил Обри и пошел по квартердеку. При каждом шаге в сапогах хлюпала кровь. — Что это такое? — спросил он, глядя на огромную дыру в левом борту и поручне, прямо на корме.

— Бомба, сэр. Они затащили мортиру на холм, когда мы поднимали якорь. Но пострадал лишь кормовой балкон, не более.

— Значит, можно... — начал Джек, повернувшись, чтобы взглянуть на разрушения, но неудачный поворот послал такую волну боли сквозь тело, что ему пришлось схватиться за бакштаг, лишь бы не упасть. Только через несколько мгновений он смог продолжить, — можно наконец-то установить бортовые шлюпбалки.

— Пойдемте, сэр, вам нужно немедленно спуститься вниз, — потребовал Пуллингс, крепко удерживая капитана. — Доктор на борту уже полсклянки, работает в орлопе вместе с мистером Мартином. Бонден, помоги.

Джек не стал сопротивляться, лишь распорядился: «Сближайтесь с «Тартарусом» под незарифленными парусами» и позволил спустить себя в ярко освещенный орлоп. Там Стивен и Мартин трудились каждый над своим раненым. Джек сел на свернутую койку, скорчившись в единственной позе, приносящей облегчение. В какой-то момент он, наверное, потерял сознание, потому что когда очнулся, то лежал голым на окровавленных, покрытых парусиной рундуках, а Стивен и Мартин осматривали его поясницу.

— Болит не там, — объяснил он неожиданно громко. — Проклятая нога.

— Чушь, мой дорогой, — заверил Стивен. — Это всего лишь фантомная боль от большого седалищного нерва. Мы в нужном месте — пуля застряла между позвонками.

Стивен ткнул в район поясницы.

— Здесь? Я думал, это лошадь лягнула — в тот момент показалось пустяком.

— Все мы можем ошибаться. Теперь слушай, Джек. Пулю мы должны вытащить немедленно, и потом, с благословения Господа, все будет хорошо. Недельная окостенелость, не больше. Но когда мы будем доставать пулю щупом, будет очень больно. Гораздо больнее, чем твое тело может вынести без движения. Так что я тебя привяжу. Вот эту полоску кожи зажми между зубами. Вот, все закреплено. Теперь, Джек, закуси посильнее и расслабь спину, как только можешь. Сильная боль долго не продлится. Мартин, передайте, пожалуйста, длинноносую «козью ножку».

Слова «долго» или «коротко», казалось, не имели отношения к последовавшей агонии. Боль охватила все тело, оно корчилось под обмотанными кожей цепями, несмотря на все волевые усилия. Джек снова и снова слышал, как его глотка исторгает хриплый звериный рев.

Но всё когда-нибудь кончается, и Мартин снял цепи, а Стивен вынул кляп изо рта и аккуратно стер пот, заливший лицо Обри. Боль не исчезла — она снова и снова волнами пробегала по телу, но оставалась всего лишь напоминанием о былой агонии. Каждая волна оказывалась слабее и слабее, словно убывающая при отливе вода.

— Вот, дорогой, — успокоил Стивен. — Все в порядке. Пуля вышла прекрасно, а иначе я недорого бы дал за твою ногу.

— Спасибо, Стивен, — пробормотал Джек, все еще по-собачьи тяжело дыша, пока они накладывали перевязку на поясницу и поворачивали его на бок, чтобы перевязать другие раны — в правом предплечье (поверхностная, но впечатляющая) и глубокую рану бедра. Когда Джек получил эти ранения, особого значения им не придал, но они стоили ему большой кровопотери. Сейчас накатила та же бесчувственность: он чувствовал щуп, уколы и иглу, мог видеть, слышать и ощущать работу Стивена, но его это едва затрагивало.

— Каков «счет мясника»?

— Довольно суровый для короткого боя. Убитых нет, но три ранения в брюшную полость, которые мне совсем не нравятся. А мистера Бентли жестоко помяло, когда он споткнулся о ведро и свалился в главный люк. И еще многих лягнули или покусали лошади, несуразно много для морского боя. Глотни вот этого.

— Что это?

— Лекарство.

— А на вкус как бренди.

— Тем лучше. Падин, вместе с Бонденом отнеси капитана в каюту на этом полотнище. Не давайте ему согнуться, а положите на твердую поверхность в койке. Следующий.

Стивен хорошо знал, что его друг после опьянения боя быстро погружается в меланхолию. Так что, вернувшись проведать его с фонарем во время ночной вахты, он обнаружил его бодрствующим и поспешил заверить:

— Джек, твои недавние страдания, кровопотеря и боль, а швы всегда очень болят, могут заставить тебя пасть духом. Но ты должен помнить, что захватил французский военный фрегат превосходящей силы вместе с двумя канонерками и их ценными орудиями, а также два полностью загруженных вражеских торговых судна.

— Дорогой Стивен, — отозвался Джек, сверкая зубами в полутьме, — я размышлял над этим с тех пор, как ты столь любезно меня заштопал, и поэтому не сплю. Но Господи, Стивен, — добавил он после паузы, — я и правда подумал, что в этот раз отдам концы. Вначале ничего не заметил, а потом внезапно почувствовал, что помираю.

— Боль и впрямь должна быть очень сильной, в этом я уверен. Но после извлечения пули тебе нечего бояться. Она вышла точно так же, как вошла — не вращалась, не затянула в рану куски ткани, никаких разрывов. Только благоприятный поток очищающей крови, и теперь рана не будет беспокоить. Что касается других — уродливые порезы, без сомнения, но ты пережил дюжину худших без продолжительных последствий. Так что если выпьешь вот это, успокоишься и уснешь, то уже завтра утром почувствуешь себя немного лучше. Будешь годен к службе, щадящей службе, как только снимем швы. Твои раны почти всегда излечиваются после заживления.

Доктор Мэтьюрин редко когда давал лучший прогноз. Утром тринадцатого числа Джека Обри вынесли на квартердек в кресле, и он сидел там под мягким светом солнца, рассматривая вереницу трофеев и принимая поздравления.

— Господом клянусь, сэр, — восхищался Баббингтон. — Это не уступит делу с «Какафуэго». Нельзя было добиться большего успеха. Но надеюсь, что вы не заплатили слишком дорого.

— Нет-нет. Доктор лично заверяет, что это ерунда.

— Ну, если он называет это ерундой... — Баббингтон кивнул на руку в перевязи, перебинтованную ногу и восковой бледности лицо. —Боже сохрани, чтобы он когда-нибудь сказал: мы серьезно ранены.