Год змея - Лехчина Яна "Вересковая" - Страница 9

Когда Тойву вытирал усы тыльной стороной ладони, к их костру тихо подошла Совьон, воронья женщина. Она села на колени, оказавшись за правым плечом предводителя. И после того как мужчины удивленно замолкли, произнесла зычно и невозмутимо:

— Мне нужно с тобой поговорить.

Тойву наморщил лоб.

— Так говори.

— Нет, — не дрогнув, обрубила Совьон. — Наедине.

Оркки Лис длинно выдохнул и тут же потянулся за чаркой.

— Смотрите-ка, к нам пришла подстилка, — прошипел Скали так, чтобы его слышал один Лутый, но в это же мгновение встрепенулся ворон Совьон. Скали недолюбливал всех людей, а особенно — женщин. Высокогорница Та Ёхо была для него «дикарской шлюхой», драконья невеста — «жирной мерзостью, где только отъелась», ее рабыня Хавтора — «степняцкой каргой». Однако самую лютую ненависть он питал к Совьон. Для нее он ежедневно придумывал новые оскорбления.

Лутый закатил глаз.

— У меня нет секретов от моих людей, — возразил Тойву.

Совьон, не изменившись в лице, повторила не то просьбу, не то приказ, хотя приказывать она не имела никакого права.

— Боюсь, это слишком важно.

Да никого она не боялась. Ни богов, ни духов, и уж тем более злого Скали. Взглядом, которым ее одарил Тойву, можно было рубить щиты.

— Надеюсь, настолько важно, чтобы ты сумела объясниться перед моими воинами, — жестко вытолкнул он. Совьон не собиралась объясняться, но Тойву — предводитель, а она — подчиненная, и стержень у него внутри был не слабее ее.

— Я прошу прощения. — Она склонила голову и сложила руки на груди. Тогда Тойву поставил чарку, поднялся и, поведя подбородком, сделал знак Совьон. Женщина послушно ушла с ним за шатер.

— Ну дела, — протянул Оркки Лис и сплюнул на траву. Лутый, положив локоть на поднятое колено, задумчиво потер большим пальцем уголок рта. Он не любил, когда что-то ускользало от его ушей и глаза. Юноша откинулся назад. Позднее следует выяснить, о чем был разговор, — Оркки захочет знать. Обязательно захочет. Но пока…

Лутый прикрыл глаз и поправил зажатую зубами былинку.

Ночь наступила быстро. Люди укрылись в шатрах, погасив большие костры, — остались только факелы и огни для сторожевых. В воздухе повисли стрекот цикад и лошадиный храп.

Этой ночью Лутый был в дозоре, но, как обычно, не смог долго высидеть у крохотного костерка. Он весело-терпеливо слушал, пока седой Крумр говорил о своей дочери Халетте, на которой мечтал его женить. Сам полушепотом рассказал пару забавных историй, но, поняв, что тепло клонит его ко сну, вызвался осмотреть лагерь. Ноги увели Лутого от повозок, понесли вдоль шатра драконьей невесты и женщин, заставили обогнуть ряд маленьких палаток и привязанных коней. Все было мирно, и вскоре юноша оказался у густо поросшего склона, ведущего к реке. Спускаться Лутый не хотел — незачем, поэтому стоял по щиколотку в траве, вдыхая запахи тины и последнего клевера. За спиной потрескивали огни лагеря. Ветер шевелил пологи шатров. По веточкам хрустели знакомые шаги.

— Сегодня полнолуние, — сказал Скали. — Время оборотней.

И присел на землю подле него.

— Что ты здесь делаешь? — не поворачивая головы, спросил Лутый. Он сложил руки за поясницей. — Сегодня не твоя очередь.

В небе мерцала круглая луна. На нее наползали дымчато-синие тучи.

— Отправляйся-ка спать.

— Знаешь, — продолжал Скали, — пока я шел к тебе, я увидел, как в лес бежала лосиха. Шерсть у нее была коричневая, а копыта — будто посеребренные.

— Да конечно, — усмехнулся Лутый. — Для тебя каждая сова — девица, каждая лягушка — заколдованный парень. А конь Совьон и вовсе проклятый князь. Сказок про оборотней переслушал?

Лутый хорошо видел в темноте и краем глаза разглядел, как Скали сжал губы. «По-твоему, я не знаю, зачем ты ко мне пришел?»

— Славный у этой бабы конь, верно? — протянул Скали после молчания.

— Славный, — уклончиво ответил Лутый.

Скали, призадумавшись, вскинул голову и посмотрел на него снизу вверх.

— Наверное, она очень им дорожит.

— Наверное.

— Хороший конь, — кивнул Скали. — Быстрый, крепкий и даром что одноглазый. — Лутый приподнял бровь и даже оглянулся на приятеля. — Это ему и простить можно.

— Можно и простить, — развеселился юноша, но Скали ничего не заметил. Он еще с минуту сидел и смотрел в одну точку, сцепив тонкие, как у мертвеца, пальцы.

— Лутый, — вдруг зашептал он. — Лутый, укради его. Пожалуйста, укради его для меня. Я знаю, ты можешь.

Конь Совьон огромный, дикий и норовистый. Он не подпускал к себе никого, кроме своей хозяйки, и в Черногороде откусил конюху половину ладони. Пылающий черный глаз, отрезанные губы, литые мускулы.

— Я знаю, ты сумеешь…

Он — сумеет.

— Разве тебе не хочется показать, насколько ты ловок и умен?

Сначала нужно навязаться к Совьон. Почаще ходить с ней возле ее коня, чтобы животное запомнило запах. Потом следует давать мелкие сладости — сахар, яблоки. В первый раз оставить далеко на земле, потом — все ближе и ближе к его морде. Через несколько недель покормить с руки. Если удастся, умыкнуть одну из черных рубашек Совьон, хранивших ее запах, — у женщины достаточно широкие плечи, чтобы одежда пошла Лутому. Дальше — дело ловкости. Выйти из «слепого пятна», крепко ухватиться за хребет.

Но пусть у Лутого только один глаз, видит он далеко.

— Дурак ты. — Юноша повернулся на пятках и наклонился к Скали, уперев руки в колени. — Это сейчас все спокойно. А чем ближе мы к Матери-горе, тем будет страшнее. Ты просто хочешь взять и посеять раздор в лагере? У тебя что, мозги усохли?

Скали дернулся, как будто от удара.

— Совьон тебе за коня глотку раздерет и будет права. — Про себя не сказал. Лутый всегда сможет выкрутиться, и воронья женщина его не достанет. — Утихомирь свою злобу. Потому что если я почувствую, что ты что-то замышляешь, — а я почувствую, — твоя голова полетит на землю раньше, чем ты успеешь моргнуть.

— С-скотина, — выплюнул Скали. Лутый медленно вытер влажную от его слюны щеку, ухмыльнулся и выпрямился.

— Иди-ка спать. Как ты там сказал? Полнолуние, время оборотней. До шатра дойдешь или проводить?

Скали поднялся и стиснул кулаки так, что на его ладонях остались выемки от ногтей. Хотел что-то ответить, но задохнулся от ненависти и пошел прочь, качаясь, как пьяный. Худой, сухой, горячечный.

Лутый вновь посмотрел на реку и взъерошил изжелта-русые волосы.

Перед походом Тойву объезжал караван, идущий к Матери-горе, и вместе с ним была Совьон. Женщина сидела на своем огромном коне, по-хозяйски придерживая поводья одной рукой, и смотрела на воинов пронзительно-чистым, спокойным взглядом. Позже парни из каравана шипели, почему это баба разглядывала их, как торговец — жеребцов на рынке.

Когда Совьон проезжала мимо Лутого, — юноша был готов поклясться, — она чуть прищурила синие глаза. Прихвостень Оркки Лиса. Затем женщина заметила Скали, и ее и вовсе передернуло. Ее невозмутимое, резко скривившееся лицо — словно безупречный лед, по которому пробежала чудовищно заметная трещина.

— Зачем ты взял его? — как всегда, зычно спросила Совьон у Тойву. Воины из каравана обескураженно затихли. — Он и до зимы не доживет.

С тех пор Скали потерял покой. Воронья женщина уязвила его — страшно, прилюдно. И он измывался, из кожи вон лез, чтобы ужалить ее в ответ. Эх, Скали-Скали, вздохнул Лутый, смотря на черную реку.

До зимы оставалось меньше трех месяцев.

Мир тогда был гораздо моложе, чем сейчас. Княжеские дети играли в саду, усыпанном, будто снегом, белыми венчиками тысячелистника. С неба лился свет — желтый с красноватой примесью. Смятые лепестки падали на землю, и хрустели корни кустов. Рагне, издав по животному яростный клич, замахнулся деревянным мечом.

Осенью ему исполнилось семь, и он уже был заносчив, драчлив и горд. Еще не родилось мальчишки, которого бы Рагне не захотел вызвать на бой. Он не мог пропустить ни одну острозубую кошку, вздумавшую шипеть ему в узкое, сплошь в синяках лицо. Его колени, локти, выглядывающие из-под рубахи плечи и живот были в вечных ссадинах и кровоподтеках. Но налившийся синяк на челюсти Рагне носил с особым достоинством. Этот — от Хьялмы.