Плоды манцинеллы - Сугробов Максим Львович - Страница 26

— Смотри-смотри, — она показала на пару обедающих мужчин. — И слушай.

Один из незнакомцев активно жестикулировал, размахивая куском жирной пиццы.

— И этот пушистый гад постоянно ложится на мой планшет. Постоянно! Куда бы я его не положил — усатая морда его найдет и раскинет на нем свои несуществующие яйца. Будто специально все делает, чтобы меня позлить.

— Это же всего лишь кот, — отвечал ему собеседник.

— Это чертов вредитель, а не кот. Я говорил Ханне, что не хочу его заводить, но ведь настояла, как обычно. А теперь не может его даже воспитать. Чтоб им пусто было, и ей, и этому мелкому засранцу, — мужчина вскинул руки. — Гадит он, кстати, за троих. И частенько кладет свое дерьмо рядом с лотком, типа — на, убирай.

Мужчина говорил еще что-то, но Энди не слышал — боль гудела в затылке, заглушая все.

— Ты не слушаешь! — гневно прошипела Карен. — Будь внимательней.

Андрас раздраженно повел плечом, но постарался сконцентрироваться на незнакомцах.

— И ведь самое что противное — я за все плачу! Этот ее Пушок…

— Она назвала кота Пушком? — вставил второй мужчина.

— Что? — растерянно ответил первый. — Э-э-э… Нет. Вообще-то его зовут Ферн, но какая, к черту, разница? Этот хрен обходится недешево: еда, всякая фигня, которую она сыпет в лоток, какие-то прививки и прочее. В сумме получается немало денег. Моих денег.

Собеседник сочувственно покачал головой, но ничего не сказал.

— Ты понимаешь, да? — прошептала Карен. — Понимаешь, о чем они?

— Ага, — кивнул Энди. — Не стоит заводить кота.

— Дурак! — она шутливо толкнула его в плечо, на что очень болезненно отреагировал затылок. — Тебе бы все смеяться, а я ведь серьезно.

— В таком случае, я ничего не понял.

— Они постоянно приходят сюда и говорят о разных вещах. Ну, как о разных, — Герц крутанула пальцем. — О бытовухе. Всегда. Вот у того, который с котом, полная ерунда на работе: денег платят мало, а хочется всего и сразу. А у второго не ладится личная жизнь, он не может найти себе достойную пару, хотя сам всех женщин делит на два типа: шлюхи и страшные.

— Зачем ты следишь за ними?

— Я не слежу, как-то само получилось.

— И в чем, мать его, смысл?

— Они говорят об этом, будто больше в жизни ничего нет. Будто…

— Опять ты за свое, — он с силой потер затылок, пытаясь унять надоедливую боль, но легче не стало.

Это была Кгеррецан и ее критическое мышление. Еще не окончив школу, она смотрела на мир глазами взрослого человека, смотрела на окружающих людей, на их жизни и привычки, анализировала ценности и искала свое место.

— Но ведь это ужасно, Энди, — горячо проговорила Карен. — Как так можно вообще? Человечество стоит на пороге бессмертия, но продолжает обсуждать валюты и половые органы.

— А ты не думала, что они, вероятно, счастливы? — Андрас неопределенно махнул рукой. — Вот даже эти ребята, сидят тут, жрут, обсуждают свои мелкие проблемы, думают о деньгах и сексе, но при этом прутся от жизни?

— Ты серьезно? — она сдавленно хмыкнула. — Противно смотреть с такого ракурса.

— Почему же?

— Потому что свиньи, вероятно, тоже счастливы, валяясь в грязи под чутким надзором мясника.

Энди хотел парировать, но не смог — голова взорвалась болью, а тело сковал озноб.

— Что с тобой? — тихо спросила Карен. — Ты боишься. Я чувствую.

— Боюсь, — вяло ответил он. — Потому что я знаю этот сон. Видел его уже сотню раз.

Андрас повернулся к ней.

— Боюсь, потому что не вижу твое лицо. Боюсь, что я его забыл.

Образ Кгеррецан таял, расплывался, превращаясь в смазанное пятно, а внешность ее так и оставалась скрытой за черной стеной блестящих волос. Сон уходил, освобождал дорогу для реальности, которая и была для Энди настоящим кошмаром. Андрас мог лишь надеяться, что Карен вернется вновь, что она придет к нему ночью и покажет свое лицо, ведь он так хорошо его знал и помнил. Он мог бы нарисовать ее по памяти, легко и точно, если бы умел рисовать. Но почему в этих снах она всегда сидела боком? Почему никогда не открывала лица, а лишь дразнила его мягким голосом и сияющей чернотой гладких локонов? И почему, черт бы ее побрал, головная боль не осталась во сне?

Он аккуратно открыл один глаз и тут же пожалел о об этом: в череп словно вогнали гвоздь. Энди утробно застонал и поморщился.

— Проснулся? Голова болит, полагаю.

Незнакомый голос звучал совсем рядом, настолько чисто и громко, будто слова и буквы лились сразу в мозг, минуя слух. Андрас поморщился еще сильнее и заставил себя открыть глаза. Он хотел приподняться с подушки, но такой подвиг оказался ему не под силу. Энди лежал на незнакомой кровати в незнакомой комнате, унылые бардовые шторы вальяжно покачивались в полуметре от его лица, а неизвестная девушка стояла у изголовья.

— Где я? — с трудом выговорил он. — Где…

— На вот, выпей.

Незнакомка протянула стакан с прозрачной жидкостью. Если это то, о чем он подумал — его ждет спасение. Энди даже не стал задавать вопросов, голова болела настолько люто, что все остальное значения уже не имело. Если эта девушка дает желаемое и необходимое — она явно друг. Андрас вяло протянул трясущуюся руку, почувствовал холод стеклянного бокала, поднес его к губам и осушил одним махом.

— Это «Дранка», — незнакомка подтвердила его догадку. — Через пять минут оживешь.

— Знаю, — хрипло протянул он. — Спасибо.

— Ага. Ты не один такой, кто топит прошлое в этаноле.

Энди бросил на нее скорый взгляд и осмотрелся. «Дранка» действовала быстро и безотказно: разум прояснялся, боль в затылке утихала, сухость во рту становилась лишь неприятным воспоминанием. Он вновь обретал способность трезво мыслить и анализировать обстановку.

— Где я? — вопрос прозвучал чрезмерно грубо, настолько резко, что сам Андрас несколько смутился. Он прочистил горло и повторил, но уже мягче: — Где я? Как я сюда попал? И кто ты?

— Ты у меня в квартире, — девушка, на вид которой было не больше тридцати, принялась методично загибать пальцы. — Я тебя сюда принесла. Ты, на минутку, весьма не легкий, и на удивление болтливый. Клял меня на чем свет стоит. А я… Я работаю в магазине неподалеку, — она учтиво склонила голову. — Тэйе Серрма.

— Прости за… э-э-э… вчерашнее.

— С кем не бывает, — Тэйе равнодушно пожала плечами.

— Я Андрас. Андрас Ланге.

Энди воспользовался моментом, чтобы осмотреть помещение, в котором он находился, и его хозяйку. Комната была так себе — пара скромных предметов мебели, расставленных аккуратно и со вкусом, массивный шкаф, несколько старых картин, маленькое деревце в горшке на окне… А вот девушка, девушка отличалась. Новая знакомая, приютившая пьяницу, походила на зажиточную дворянку, о каких когда-то давно Андрас читал книжки: ее гордая осанка, острый взгляд и естественная красота буквально завораживали взор.

— Я это… Не хотел, правда… — Энди смущенно уставился в пол. — И да, рад знакомству.

— Ты уж не извиняйся, парень. Я все понимаю, — она кивнула головой куда-то в бок, в сторону громадного темного шкафа, часть фасада которого была слабо прикрыта помутневшим стеклом.

Андрас проследил за ее взглядом. На стеллажах, за полупрозрачными дверьми скрывалось нечто, прекрасное и знакомое: ряд фигуристых бутылок, таящих в себе избавление и жуткую боль, как физическую, что он совсем недавно испытал, так и душевную. Энди облизнулся.

— Ага, — бросил он. — Коллега…

— Ну, — хохотнула женщина. — Типа того…

— Твою мать! — вскочив с кровати, завопил Андрас. — Который час?

Женщина испуганно отпрянула, но тут же взяла себя в руки и ровно проговорила:

— Половина двенадцатого. На уроки опоздал?

— Я на… Что?! — он опешил. — Уроки? Я давно уже…

Девушка с трудом скрывала улыбку.

— Чего смешного? — Энди бурлил негодованием.

— Расслабься, красавчик, — уже откровенно смеясь, ответила она. — Так и думала, что тебя это заденет. Мордашка у тебя уж больно детская.