Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика
(Повести) - Кунин Владимир Владимирович - Страница 24

— На, Венька, размешивай.

Гуревич с отвращением стал помешивать жидкость.

— Ну-с, что же у нас, ваше благородие, получилось? — задумчиво спросил Женька.

— Сейчас скажу… — Венька поднял глаза в потолок. — Процентов семьдесят спирта, остальное сироп…

— Там еще глицерина и сивушных масел хоть отбавляй!

— Неужели сироп не перебьет? — с надеждой спросил Венька.

Женька разлил в две алюминиевые кружки густое питье.

— Пробуем?

Мгновение они нерешительно смотрели друг на друга, обреченно чокнулись и залпом выпили.

И тотчас физиономии обоих расплылись от счастья.

— Блеск!.. А? — восхищенно сказал Венька.

— Ну, Венька, поздравляю! Напиток богов!..

— Как ликер! — счастливо улыбнулся Венька.

— Точно! Ликер… «Шасси»! Звучит?

— Ого! Давай еще? По маленькой…

Женька решительно накрыл Венькину кружку рукой:

— Создатели не должны замыкаться в лабораторных условиях! Все великие открытия принадлежат народу! В народ!!!

Вечером «гуляла» вторая эскадрилья.

На столе стояли котелки с ликером «Шасси».

У дверей торчал дежурный: вдруг начальство нагрянет.

Гуревич обнимал Женьку за плечи и говорил:

— Не могу я пить, Женечка! Не могу!.. Вот спроси у командира, спроси. Сережа, скажи ему…

Сергей махнул рукой.

— Ладно, Венька, не пей, — великодушно позволил Соболевский. — Закусывай!

— Это я могу, — сказал Гуревич. — Я для тебя, Соболевский, все могу…

Молоденький лейтенант протянул руку к котелку с «ликером», стоящему в стороне.

Женька отодвинул от него котелок и строго сказал:

— Не трожь, это Митькина рюмочка! Он сегодня именинник! — И, обратившись к Архипцеву, сказал: — Командир! Прошу слова!

— Валяй! — разрешил Архипцев.

Женька встал и торжественным голосом в знакомой левитановской манере произнес:

— Товарищи офицеры и старшины! А также сержанты и генералы! Сегодня, 15 июля 1944 года, войска Третьего Белорусского фронта, продолжая победоносное наступление, овладели городом Пинском, родным городом младшего лейтенанта Митьки Червоненко! За победу! Ура!!!

Ура-а-а!.. — грянула вторая эскадрилья.

Архипцев поднял руку и крикнул:

— Тихо!

На Архипцева никто не обратил внимания. И тогда он заложил четыре пальца в рот и пронзительно засвистел.

Шум мгновенно стих. Все повернулись на свист.

— Товарищи! — спокойно проговорил Архипцев. — Я предлагаю поднять бокалы за создателей чудесного напитка — ликера «Шасси» младшего лейтенанта Гуревича и старшину Соболевского.

— Ура-а-а! — крикнул молоденький лейтенант.

Распахнулась дверь барака, и внезапно появившийся Кузмичов тревожно крикнул:

— Червоненко на посадку заходит!

Он прокричал это таким голосом, что все сразу вскочили из-за стола.

Скользя на крыло, «пешка» шла на посадку. Моторы то затихали, то снова взрывались, и всем на аэродроме было ясно, что что-то произошло.

К месту посадки бежали люди и, обгоняя их, мчалась пожарная машина.

Рядом со штабным бараком шофер «санитарки» пытался завести свою машину. Капитан медслужбы натягивал халат и что было силы материл шофера.

Самолет ударился колесами о землю, несколько раз подпрыгнул и, переваливаясь с боку на бою, покатился прямо на бегущих людей. Все бросились врассыпную.

Наконец самолет остановился, и парни второй эскадрильи окружили изрешеченную «пешку».

Открылся нижний люк, и из кабины послышался, усталый голос Митькиного штурмана Пастухова:

— Эй, кто-нибудь! Помогите… Митьку убили…

И несмотря на то что все уже ждали несчастья, фраза штурмана прозвучала так неправдоподобно устало и спокойно, что никто из стоящих рядом с самолетом не двинулся с места…

— Архипцев, — послышался опять голос Пастухова, — ты здесь? Помоги…

Архипцев потряс головой, словно отгоняя от себя кошмар, и полез в кабину.

Все стояли подавленные и растерянные.

— Подожди, — сказал Архипцев. — Так не получится. Нужно снять с него парашют.

Из кабины на землю вывалился Митькин парашют, залитый кровью.

Все смотрели на парашют.

— Планшет сними тоже, — попросил штурман, и на землю упали планшет и пистолет в кобуре.

Из самолета выпрыгнул Архипцев.

— Давай… — сказал он в люк.

Из люка показалась запрокинутая голова Митьки без шлема. Архипцев подхватил тело Митьки под плечи, посмотрел на Веню и Женьку.

Они приблизились к Архипцеву.

Втроем приняли мертвого Митьку и неловко стали вытаскивать его из кабины. И когда все тело Митьки оказалось на руках Сергея, Вени и Женьки, из кабины неуклюже вылез штурман.

Он бессмысленно оглядел всех вокруг и вдруг хрипло сказал Сергею:

— Вот, понимаешь, какая история…

Митьку положили, а штурман стянул шлемофон с головы на лицо и сел на Митькин парашют.

Митька лежал на земле, и голова его свалилась набок, а гимнастерка была расстегнута…

С совершенно отрешенным лицом Женька присел на корточки и зачем-то стал застегивать пуговицы на Митькиной гимнастерке. Руки у него тряслись, и он долго не мог попасть пуговицей в петлю.

Архипцев наклонился и, отстранив Женьку, застегнул все пуговицы на Митьке.

Стояли вокруг ошеломленные парни. Трезвые. Испуганные…

На «виллисе» подскочил Дорогин.

Кто-то толкнул Пастухова. Пастухов поднял голову, увидел Дорогина и встал. Дорогин снял с головы фуражку и тихо спросил:

— Как же это так?

— Товарищ подполковник! — сказал Пастухов, глядя на мертвого Митьку. — При выполнений задания были атакованы истребителями. Пытались уйти…

— Фотографировали?

— Так точно… И станцию, и аэродром.

— И аэродром? — переспросил Дорогин.

Штурман кивнул.

Дорогин повернулся к двум девушкам в военной форме:

— Снимите фотоаппарат… Кассету в проявку, результаты в штаб…

Подъехала запоздалая «санитарка». Капитан в белом халате на ходу соскочил с подножки.

Дорогин повернулся к нему и молча сделал профессиональный жест летчиков «все выключено». Просто скрестил над головой руки…

Вечером в бараке было тоскливо и тихо. Кто-то валялся на койке, кто-то пытался играть в шахматы.

Лысоватый капитан пришивал подворотничок.

В углу, у окна, сидел младший лейтенант и пощипывал струны гитары.

Венька лежал на койке и смотрел вверх, над головой у него висели футляр скрипки, планшет и пистолет в кобуре.

Женька вытащил из альбома портрет погибшего Митьки, принес его к столу и бесцеремонно сдвинул в сторону шахматы.

— Ну-ка, подвиньтесь… — сказал он и приколол рисунок кнопками к столу.

Шахматисты пересели. Женька поставил на стол стакан с водой и рядом положил широкую мягкую кисть.

— Сахар есть у кого-нибудь? — спросил он, обводя всех взглядом.

Человек пять-шесть подошли к столу и остановились, разглядывая рисунок.

— Сахар есть у кого-нибудь? — повторил Женька.

— А ты что, чай пить с ним собрался? — зло отозвался кто-то.

Не обращая ни на кого внимания, Женька сказал еще раз:

— Я спрашиваю, сахар есть у кого-нибудь?

— Подожди, Женя, — послышался из-за его спины голос Архипцева. — У него самого сахар был. Он его ложками ел…

Архипцев подошел к Митькиной койке, сел на корточки, достал потрепанный чемоданишко и стал выкладывать из него на одеяло все содержимое.

На кровать легли финский нож, новая фуражка, довоенная фотография Митьки в форме ремесленника, спущенный футбольный мяч, альбомчик и кулек сахару.

— На, — протянул Архипцев Соболевскому кулек и аккуратно положил все вещи в чемодан. Последней он положил фуражку, предварительно потерев околыш рукавом гимнастерки.

Соболевский насыпал в стакан с водой сахар и долго размешивал его кистью. Когда сахар почти полностью растворился в воде, Женька вынул кисть и стал покрывать портрет Митьки сладкой водой.

— Зачем это, Женя? — спросил лысоватый капитан. Женька повернулся к капитану, благодарно посмотрел на него.