Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 45

— Почему? — какой глухой, хриплый у него голос… истерзанный, как и мы оба. — Почему не оставила?

Коснулся губ губами, и мне показалось, что мои изодраны до мяса, настолько чувствительно…но это от нежности, от щемящей боли внутри, от безумного триумфа чувствовать его губы на своих губах снова, спустя годы отчаяния и тоски по нему.

— Скажи… Девочка… Моя Девочка…

Всхлипнула и сердце зашлось, задрожало… "Моя Девочка"… Кончиками пальцев по старым ранам… нежно и больно… очень нежно, вскрывая их, давая кровоточить счастьем. Забытым, отвергнутым, несбыточным.

Обхватила его лицо дрожащими ладонями, чувствуя, как его лихорадит, видя, как у него сводит скулы, как он сдерживает свой собственный ураган, и полетела в пропасть от осознания, что он был мертв вместе со мной.

— Потому что, — прислонилась щекой к его щеке, зарываясь пальцами в густые волосы, целуя его висок, там, где тонкие полоски вен, чувствуя грудной клеткой, как его сердце бешено колотится в ожидании, слыша, как он задыхается, сквозь стиснутые челюсти, — потому что я твоя Девочка…Нет тебя — нет меня… помнишь?

Застонала, прижимаясь сильнее, закрывая глаза от наслаждения.

Это признание… солью на вскрытые раны. Оно причиняет боль. Настоящую. Физическую. Оно словно делит всю жизнь на "до" и "после". Оно не успокаивает, не радует, оно сносит крышу, вызывая желание запрокинуть голову и завыть, подобно дикому зверю, когда она прижимается ко мне всем телом, обдавая горячим дыханием даже через ткань рубашки. Опустил взгляд на пухлые, истерзанные, искусанные губы, на растрёпанные волосы и, выругался, когда член в штанах требовательно дёрнулся.

Я вдыхаю запах жасмина, и чувствую, как начинает закипать в венах кровь, но уже не от ярости, а от дикого возбуждения, охватившего всё тело. От навязчивого желания впечатать её в стену и трахать до потери пульса, до тех пор, пока не станет умолять о пощаде, захлёбываясь слезами наслаждения.

Викки распахнула глаза, и еле слышно ахнула, перехватив мой взгляд. И этот тихий звук, словно сигнал к действиям, безжалостным, необдуманным, первобытным.

Набросился на её рот, грубо кусая и тут же зализывая укусы, рыча от сводящего с ума вкуса её крови. Лихорадочно сжимая руками мягкое, податливое тело, задирая подол юбки и проникая пальцами за резинку трусиков. Оторвался от губ, чтобы исступлённо целовать глаза, скулы, подбородок, кусать шею, ключицы, спускаясь к груди, обхватывая её через тонкую ткань, втягивая в рот сосок. И в то же время проникая в ее плоть двумя пальцами и рыча, когда она туго обхватывает их изнутри. Тесная. Влажная. Горячая.

Викки сладко стонет мне в ухо, зарываясь руками в мои волосы, а я чувствую, как сводит скулы от желания ворваться в неё одним рывком, без прелюдий, без долгих ласк. Потом… я буду ласкать ее потом…

Посмотрела Рино в глаза и увидела дикий блеск голода, с губ сорвался стон, в ответ, непроизвольно, инстинктивно и снова жадные поцелуи, кровавые, болезненные, но необходимые, как воздух. Он словно сдирает с меня кожу, исступленно лаская, сминая руками, чтобы на мне появилась новая…живая. И его голод передается мне. Целует меня всю: щеки, скулы, подбородок, шею. Так алчно, неудержимо со стонами удовольствия, утробным рычанием довольного и голодного хищника. Я вторю ему в том же исступленном сумасшествии. Быстро, жарко, терзая, впиваясь, вгрызаясь, оставляя следы на коже. Лихорадочно задрал подол юбки, и я помогаю ему, подаваясь всем телом вперед, чтобы притронулся, ласкал, сжимал, мучил. Его желание передается мне волнами, цунами и торнадо, превращая меня саму в животное, обезумевшее от страсти.

Спускается жадным открытым ртом к груди, втягивая сосок, кусая через ткань блузки, и я выгибаюсь в его руках, подставляя горящее тело ласкам. Да, ласкам, таким диким. Проник в меня пальцами и громко зарычал, заставляя взвиться от возбуждения, тереться о его руку, зарываться в волосы, притягивая к себе, впечатывая в себя, дрожа от нетерпения, закатывая глаза в изнеможении. Я слышу собственные стоны, у меня подгибаются колени. Впиваюсь в его волосы снова, притягивая к себе, к своим губам, выдыхая в них:

— Пожалуйста… сейчас… Ринооо…Пожалуйста.

Не хочу ждать ни секунды, ни мгновения, хочу его рот на мне и его член во мне. Глубоко. До боли. Дико и быстро. Как подтверждение, что он все еще мой. Мой Рино. Раздираю на нем рубашку, слыша, как катятся по полу пуговицы. Жадно скольжу по его груди, срываясь на стоны восторга от прикосновения к горячей коже, обхватывая бедро ногой, извиваясь в его руках, путаясь в ремне его брюк, алчно целуя в губы, задыхаясь и дрожа всем телом.

Оторвал её руки от себя, перехватывая ладонью запястья и, задирая их вверх, фиксируя над головой. Викки громко стонет в мои губы, задыхаясь, заставляя терять контроль, дрожащими пальцами расстёгивать ширинку и снова приникнуть к её рту в поцелуе — укусе, болезненном, одержимом. Да, бл**ь, это не страсть, это одержимость. Невероятная, сносящая все планки.

Она захватывает не только тело, она проникает намного глубже, пленит душу, играет с сердцем, то останавливая его бешеное биение, то снова вынуждая срываться на бег.

Приподнял за талию и ворвался в неё безжалостным рывком, зарычал, когда она так сладко сжала меня изнутри. Без слов. Без лишних признаний. Стискивая горячее тело до синяков, до боли. Врывался в неё, ощущая, как катится пот по спине, жадно выпивая рваное дыхание, поглощая стоны жадными губами, всё больше теряя остатки разума… и обретая свободу. Самую настоящую. Оказывается, вот она, свобода. Именно такая. С криками и стонами, с её закатывающимися глазами цвета штормового неба, с поцелуями вкуса ванили, смешанной с кровью. Моя свобода, заключённая в моей женщине.

Ворвался в меня грубым толчком, и я закричала, запрокинув голову, цепляясь за мощные плечи, чувствуя его губы на торчащих от возбуждения сосках. Обхватывая ногами за бедра. Впечатанная в стену, распятая, все еще одетая, но ощущающая его каждой порой на теле и внутри тела. Бешеная схватка, но она не похожа на предыдущую ничем, потому что сейчас это мой Рино. Настоящий. Любимый. Он стонет и задыхается, целует меня, терзает, шепчет бессвязные слова и ругательства. Идеально — красивая похоть. Возвышенная до небес и порочная, как в аду. Обезумел вместе со мной, и я узнаю его…так быстро, ошеломительно, под судорожное дыхание, под бешеный темп, с которым он остервенело врывается в меня на дикой скорости. Заставляя выть от удовольствия, разбивая все стены отчуждения. Пока я не падаю в пропасть оргазма, острого, яркого, сжигающего, адского. Глядя ему в глаза, в его черные расширенные зрачки, закатывая свои от наслаждения и снова открывая, чтобы видеть его лицо, искаженное от страсти, чтобы впитать тот момент, когда в чистом и остром удовольствии он будет принадлежать мне весь, целиком. По его лицу катится пот, и мои ладони скользят по влажной груди, пока я судорожно сжимаюсь вокруг его члена, содрогаясь всем телом, крича его имя.

— Рино…мой, — выдыхаю ему в рот, жадно целуя, опустошенная первой волной сумасшедшего удовольствия, — люблю, — губами по скулам, шее, слизывая капли пота, — люблю тебя.

Прижимает меня к стене, всматриваясь в глаза, и я с диким чувством триумфа вижу, как этот жестокий хищник запрокидывает голову, оскалившись, изливаясь в мое тело, пульсируя внутри, сжимая меня до боли руками. Слышу, как кричит от наслаждения, и замираю, восхищенная потерей контроля.

Рино не дал мне отдышаться, ни секунды, отнес на постель, швырнул на покрывало. Без перерыва, без слов, срывая всю одежду с нас обоих. Кожа к коже, голые…оба… впервые, непозволительная роскошь раньше и полное упоение ею сейчас, я понимаю, что все только начинается. Он утолил лишь первый наш приступ голодной потребности, чтобы потом смаковать каждую грань подчинения ему…моему мужчине. Я не забыла, каким он может быть со мной…мое тело вспомнило каждую наглую ласку, то нежную, то до безумия грубую, жадную, пошло — прекрасную. Его рот и язык по всему моему телу, везде, проникая, заставляя извиваться и умолять, плакать и просить, распахнув ноги, впиваясь в его волосы, пока он вылизывает каждый миллиметр моего тела, чувствуя, как терзает влажную плоть, обхватывая клитор губами, доводя до безумия, не давая передышки даже на оргазмы, вырывая их из меня всеми способами: ртом, пальцами, членом, то безумно нежно, слизывая капли пота с чувствительной кожи, то безудержно дико, перевернув на живот, беспощадно тараня, наматывая волосы на руку, кусая мой затылок, чтобы снова потом ласкать до исступления, до лихорадки. Я охрипла от криков и стонов, я обезумела от этого пиршества голодной плоти, я шептала ему что — то сумасшедшее НАШЕ, и слышала, как он отвечает, снова и снова врываясь в меня. До бесконечности, до агонии и мольбы остановиться. До полного опустошения.