Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 40

Я даже не помню, когда последний раз искренне улыбалась, смеялась…Нет, помню…много лет назад. Ему. Для него. Из — за него. А потом я играла. Вся моя жизнь — это шедевр актерского мастерства, где все верили в успешную звезду и видели сверкающую оболочку уже разложившегося мертвеца. Только мне казалось, что зритель — это я. Я на сцене, где спектакль — это моя жизнь, и в ней играют актеры. Паршиво, уродливо, фальшиво… и только Смерть откровенна со мной. Она смотрит на меня и ухмыляется костлявым оскалом, она меня не зовет к себе…даже она меня не хочет. И никто не чувствовал запаха тлена, а мне воняло смертью, каждый раз, когда я смотрела на себя в зеркало.

Теперь меня сторожили даже в туалете и пока я рассматривала в зеркале незаживающие латинские буквы имени, придуманного мною же, охрана стояла под дверью, и я слышала, как они переговариваются по рации. Меня не впустили сюда, пока предварительно не проверили, что здесь пусто. И сейчас я стояла у зеркала, приподняв волосы, и смотрела, как выделяется сукровица из под затянувшихся царапин….Интересно, на моем сердце они такие же…там тоже выведено его имя и оно кровоточит беспрестанно, гноится, пульсирует, болит?

Мне даже кажется, оно горит, и я чувствую запах дыма…дым.

Повернула голову и увидела его под дверью — клубящийся, серый, вязкий. Подошла к двери, не решаясь открыть. Только сейчас я слышала голоса, крики о помощи и панические истерические стоны смертных. Толкнула дверь, и застыла…огонь.

Нет ничего страшнее паники, когда все бегут, сломя головы, готовые затоптать друг друга. В мире смертных это нормально. Дикое чувство страха…и у меня оно осталось. С тех самых пор, когда я сама чуть не сгорела в пожаре, который устроила в поместье отца.

Я так и не понимала, почему загорелся огромный выставочный зал, откуда валит дым? А огонь уже пожирал стены и портьеры, слизывал картины, полз по полу. Задыхаясь от ужаса, я смотрела сквозь толпу сошедших с ума смертных, которые метались по зале в поисках выхода, как слепые котята. Попятилась к лестнице, ведущей наверх, чувствуя, как цепенеет тело, как мне самой нечем дышать. Побежала, падая на ступенях, спотыкаясь о подол длинного платья. Толкнула дверь какой — то подсобки и заперла за собой, пятясь к стене. Мною самой овладевала паника. Никто не станет меня искать. Все разбежались в ужасе, даже моя охрана, и в воздухе витает приторный запах вербы. Помещение облили не только бензином, но и настоем смертельного для вампира яда, чтобы он вместе с дымом проникал в наши легкие. И мне уже нечем дышать, я прислонилась к стене, глядя расширенными глазами, как из — под этой двери тоже клубится дым.

Я сгорю здесь заживо или задохнусь. Сквозь шум и треск, крики людей я отчетливо слышала плач ребенка, и у меня шевелились волосы на затылке…Он зовет меня. Возможно, это мой час, мое искупление всех грехов, что я совершила? Или я схожу ума? Обняла себя руками и сползла на пол, продолжая смотреть на дым и раскачиваться из стороны в сторону, чувствуя, как постепенно печет все внутренности от этой вони…Если я закрою глаза и отдамся этому чувству, то, может, уже никогда не открою их снова…может, тогда и закончится моя боль.

Едва сомкнула веки, как раздался треск разлетевшейся в щепки двери и чьи — то руки крепко обняли меня за плечи.

— Девочка. Твою мать!

Я увидела его глаза и вздрогнула, всхлипнула от неожиданности…нет, не те глаза, что видела последнее время…а другие…те самые, которые когда — то смотрели на меня в горящей усадьбе. В них не было презрения и ненависти. В них был страх. Страх потерять…как тогда…как много лет назад…тогда, когда он был моим, а я его…девочкой. Словно с прошлого протянулась невидимая нить из его взгляда в мой, проникая под кожу и связывая намертво.

— Рино, — вырвалось само, как рыдание, — мой Рино!

Несколько секунд смотрел мне в лицо, обхватив его ладонями, и я слышала, как гулко стучит его сердце, а потом прижал к себе с такой силой, что хрустнул кости, и я в ответ сцепила руки на его затылке мертвой хваткой. Нашел. Сердце забилось быстрее, глаза обожгло слезами.

— Закрой глаза. Не дыши!

Не дышу. Закрыла. Слышу, как тяжело он дышит сам, чувствую жар его тела и руки, горячие ладони, сжимающие меня крепко, так крепко, что мне больно от этого.

Звон разбитого стекла, обжигает пламенем, но я защищена. Я в коконе его рук и огонь до меня не доберется…и мне кажется, что и сам Дьявол не доберется и смерть не возьмет, пока он ТАК меня прижимает к себе….И хочется снова жить.

Перед глазами проносятся картинки, и я слышу свой смех и его голос…он тоже смеется.

Там далеко…в прошлом….

Воздух перестал обжигать, доносился шум улицы, вой сирен пожарных машин и мы удаляемся от этого звука.

А потом резкий хлопок. Я распахнула глаза и встретилась с ним взглядом…ни сразу почувствовала, что он оседает на землю вместе со мной. Очень медленно, сначала на колени, удерживая меня на вытянутых руках, а потом заваливается на спину, а я падаю на него, еще ничего не понимая, кроме того, что Рино пришел за мной и вынес из горящего пекла на руках.

Внутри зарождается вопль отчаяния при взгляде на ожоги на его лице. Я смотрю в глаза Рино…он что — то говорит мне. А я не слышу его…точнее, я слышу, но не хочу понимать, потому что мне кажется, он говорит, чтобы я уходила. Медленно опускаю взгляд, у него на груди расползается алое пятно и мне кажется, что и внутри меня разгорается невыносимая боль…оглушающая по своей силе. Я зажимаю рану пальцами, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

Мы в каком — то темном проклятом районе и ни одного фонаря. Никого. Пусто. Я снова смотрю ему в лицо и вижу, как закатываются его глаза.

— Рино. Смотри на меня. Смотри на меня, пожалуйста!

Он снова открывает веки, а по моим щекам катятся слезы.

— Да. Смотри на меня!

Погружаю пальцы в его плоть, в рану на груди, удерживая его за голову… я точно знаю, там пуля недалеко от сердца, и я должна ее достать. Вижу муку на его лице, но он не закрывает глаза, и я не могу понять их выражение. Удивление…отчаяние. Что в них, Рино? Что ты чувствуешь? Тебе жаль нас? Тебе жаль, что ты меня так ненавидишь?

Пальцы нащупывают капсулу. Выдергиваю ее из его груди и рывком прижимаю его к себе, окровавленными руками. Где все? Где же все, черт их раздери? Где его люди? Где они?

— Рино!

Но он уже не слышит меня, и его глаза снова закрываются. Надкусываю вену и прикладываю к его рту, захлёбываясь слезами.

— Не смей. Смотри на меня. Смотри, Рино. Пожалуйста. Пей!

Мне кажется, если потеряю его взгляд…то и его потеряю. Только эту потерю я уже не переживу. И я не думаю сейчас о том, что нельзя потерять того, кто тебе не принадлежит…ведь мое сердце принадлежит ему, а, значит, в какой — то мере он сам принадлежит мне…вместе со всей ненавистью, которая сжирает нас обоих.

— Смотри на меня, любимый, пожалуйста. Рино. Мой Рино!

И он смотрит, то снова прикрывает веки, а я давлю на вену, чтобы моя кровь капала ему в рот…Пока не слышу визг тормозов и перекошенное лицо Арно склоняется к нам. Он спрашивает, кричит что — то своим, и я словно оглохла, не понимаю ни слова.

Они приподнимают Рино, несут в машину и меня заталкивают на заднее сидение вместе с ним. Вижу странный взгляд Арно, нахмуренные брови, когда я снова подношу вену ко рту Рино, перекладывая его голову к себе на колени, на платье, залитое его кровью.

Я слышу, как Арно что — то кричит по телефону и могу разобрать? лишь обрывочные фразы «поджог, нападение, неизвестно…да, живой…», потому что мой слух улавливает только биение сердца Рино, которое наконец — то выравнивается, и я в изнеможении закрываю глаза, откинув голову на спинку сидения, чувствуя, как по щекам все еще катятся слезы. Ненавидеть его я продолжу потом…потом. Не сейчас. И я не понимаю, что мои окровавленные ладони гладят его щеки, губы, скулы, глаза, наслаждаясь прикосновениями, которые обжигают подушечки пальцев…Вот так, с закрытыми глазами. Мне не нужно смотреть — я помню каждую черточку на его лице…Сетку вен, шрамы, линию бровей, его густые волосы под моими пальцами, которыми я перебираю их сейчас, прижимая его к себе.