Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 38

Желал ли я тогда смерти? Да, я призывал эту тварь почти каждую ночь, и как только чувствовал тонкий парфюм, тут же менял решение, вспоминая о том, что хочу увидеть, как костлявая старуха забирает в свой мир Доктора со свитой. Нет, не так. Я хотел стать тем, кому под ноги она кинет его голову.

На том эксперименте я выбрал самый слабый яд, после которого с неделю провалялся в своей камере, харкая собственными кишками и чёрной кровью, покрытый противной зудящей сыпью и чувствовавший, как чьи — то холодные руки выворачивают наизнанку мои внутренности. И, как и всегда, выжил. В отличие от двух помощников Эйбеля, в лица которым плеснул два других стакана. Никогда не стоит приближаться к клетке с Носферату, даже если он корчится в ней от жуткой боли. Никогда!

И сейчас, глядя на спящую Викки, я понимал, что снова возвращается это долбаное чувство опасности. Но, чёрт подери, так и не понимал, от кого именно. Несмотря на то, что в комнате мы были вдвоём. Как традиция: сидеть возле её кровати, пока она без чувств. И я не пытался разобраться в себе, то ли это потому что она была такой хрупкой и слабой, и мне нравилось чувствовать, что сейчас её жизнь полностью зависит от меня; то ли потому что я считал, что она не может умереть, пока я с ней. Самое распространённое заблуждение в мире смертных: пока мы рядом с нашими любимыми, они не покинут нас. Что это? Действительно ли вера в крепость семейных или любовных уз? Или, всё же, существует какая — то странная связь, поддерживающая толику жизни в слабом теле больного, пока его близкие готовы дарить своё внимание и время? И люди, как, впрочем, и бессмертные, держатся всеми силами за эту хрупкую иллюзию, не обращая внимания на мерзкий шёпот замогильного голоса в голове, утверждающий, что все их усилия бесплодны.

Длинные ресницы отбрасывали тени на бледные щёки, дыхание частое и еле уловимое. В который раз за всё то время, что она провела в моём доме. А ведь когда — то мы мечтали вместе о том, что у нас будет своё жилище….О том, как я приведу в него свою жену. Да, мать вашу. Жену. Женщину, ставшую моей супругой по всем законам бессмертных.

Показать полностью… Мы собирали картины нашей счастливой жизни. И ни в одной из них Викки не должна была лежать на пропитавшейся кровью постели, изрезанная и разбитая. И ни один из тех рисунков не должен был дышать той взаимной ненавистью, которую вбирали в себя с каждым вздохом мы сейчас.

Говорят, что настоящий художник не может знать, какое творение у него получится, пока не сделает последний мазок кистью. Так же и мы с Викки. Мы выбрали совсем не ту палитру для нашего семейного портрета. И пусть даже наша картина будет написана красками ненависти и презрения, сумасшедшего желания и дикой боли, я не перестану наносить их слой за слоем на холсты нашей жизни. Раз за разом превращая её смех в мучительные слёзы отчаяния и опустошения. Я хочу видеть, как она плачет, как искажается от страданий её лицо, как трещит по швам маска высокомерного безразличия.

Дьявол. Я кромсал её на куски, ощущая, как хрусталь разрывает мою собственную плоть, и, в то же время, получал удовольствие от вида крови, стекавшей под моими пальцами на пол. Я возбуждался каждый раз, когда лезвие ножа мягко входило в её тело, представляя, что это я вонзаюсь в Викторию резкими движениями. Заклеймить. Я хотел заклеймить её не только снаружи, но и внутри. Отметить её везде. Чтобы выла подо мной от наслаждения и боли. Чтобы поняла, навсегда запомнила, кому она на самом деле принадлежит. Чёртова сучка, сделавшая меня одержимым. Как можно подыхать от бешеной потребности причинять ей боль, заставить её захлёбываться слезами? И в то же время желать касаться её шёлковой кожи кончиками пальцев, провести языком по губам, таранить мягкое, податливое тело, пока она кричит от удовольствия.

Арно зашёл в кабинет и положил на стол папку с фотографиями.

— Здесь бизнесмены и политические деятели, когда — либо проявлявшие интерес к идеям, выдвигаемым Эйбелем. Те, к кому ублюдок должен был обратиться за помощью. Ребята фотографировали их двадцать четыре часа в сутки. И, как видишь…

— Ничего. Ничего не вижу… — разложил снимки на столе, присматриваясь и всё больше понимая, что это бесполезно.

— Подонок слишком хорошо шифруется… — звук открываемой бутылки, и вот уже Арно протягивает мне бокал бренди. Опрокинул в себя напиток, смакуя обжигающую жидкость на языке.

— Но так не бывает. Какого хрена! — последние слова прорычал, начиная злиться и на своих людей, и на грёбаного Доктора, так мастерски исчезнувшего с моего поля зрения. — Так не бывает, Арно, ты понимаешь? Он сейчас в полной заднице. Вся его семья в моих руках. И он знает об этом. Он просто обязан искать поддержки у своих бывших покровителей. Сам или через кого — то. Ищите дальше. И чтобы в следующий раз ты мне принёс всего одну фотографию — с посредником между Эйбелем и ими! — взмахнул одним из снимков в воздухе и кинул его на стол.

— Рано или поздно он появится, Рино, ты же светишь его дочь на всех важных мероприятиях.

— А я не хочу рано или поздно, Арно, — встал с кресла, сметая все бумажки со стола, — я хочу сейчас. Проклятье. У меня не так много времени!

А, вернее, у меня практически не было этого времени. Потому что я чувствовал, что могу сорваться в любой момент. Особенно после произошедшего. Могут отказать все тормоза, и я, к чертям собачьим, потеряю контроль над ситуацией и убью Викки раньше положенного ей времени. Искромсаю, исполосую, заставлю истекать кровью её…и себя. Доведу до сумасшествия, и сам свихнусь с ней. Из — за её мучений. Из — за слёз, оставляющих кровавые дорожки на бархате щёк. Из — за взгляда, полного презрения и злости. Не мольбы, дьявол её подери. Не мольбы!

А тогда…тогда я не смогу заставить Эйбеля пройти через тот Ад, что я ему приготовил. А это значит, что вся моя жизнь окажется всего лишь никчёмным пустым существованием, всего лишь кратким мигом в вечности этого урода. В вечности, которую я собирался сократить на столетия, при этом растянув последние его часы в вечность.

— А что, если, — я развернулся на пятках и склонился к вальяжно рассевшемуся на стуле помощнику, — этот посредник среди нас?

— Исключено! — резко, отрывисто. Прищурился, глаза блеснули недовольством. Да, парень, в такой ситуации я буду сомневаться даже в твоём персонале. — Среди моих людей нет предателей.

— В общем, мне плевать, Арно. Я даю тебе два дня. Через два дня я должен знать, как выглядит этот посредник, или же местонахождение Эйбеля. Можешь идти. Свободен!

Арно встал и уже возле двери обернулся и, будто только вспомнив, спросил:

— Мне звонила Елена. Умоляет о встрече. С тобой. Я так понимаю, устранить? Или сам разберёшься?

— Устранить. Можешь поразвлечься сам, если тебе захочется.

Мерзавец скривился в подобии благодарной улыбки и захлопнул дверь.

Чёрт. Встречаться снова с этой девицей не было никакого желания. Особенно после той ночи, которую я провёл с ней. После того, как закончил истязать Викки, раздался звонок от Елены, и я, даже не переодевшись, в залитой кровью одежде, поехал к ней домой. Я был возбуждён до предела, казалось, от желания болела каждая клетка.

Она вышла встречать меня в гостиной особняка, и я тут же повалил её на диван, сминая руками соблазнительное тело, лаская пальцами мокрую плоть. Сучка уже была готова к моему приходу. Её не нужно было возбуждать, ей не требовались прелюдии. Только опрокинуть и рывком ворваться в горячее тело, наполняя и растягивая, уворачиваясь от её поцелуев. Но, бл***ь, я смотрел на её закатывающиеся глаза, ощущал, как распарывают её ногти мою одежду, и понимал, что не хочу её. Член стоял колом, причиняя адские страдания, даже от мельчайшего движения, а я её не хотел. В голове возникал совершенно другой образ. Образ той, кто действительно будоражила кровь, вызывая самые настоящие бешеные эмоции, а не Елены. Блондинка могла вызывать только низменную похоть, механическую потребность разрядиться. Но самый настоящий секс происходит в голове. Самые чистые удовольствия и ошеломительные оргазмы происходят в нашем сознании. Не в движениях тел, нет. В голове. Представлять, как я прикасаюсь к Викки, как терзаю губами её рот, впервые после стольких лет!