Главный приз (СИ) - Темень Натан - Страница 39

Следовало признать, что выход, предложенный Максимилианом Фрезером, был неплох. В первую очередь для господина Фрезера. Этот вариант даже создавал для директора фирмы иллюзию сохранения лица и суверенитета. А также занимаемой должности. Какое-то, приличное для сохранения лица, время.

Наконец поток красноречия иссяк, старый друг выдохся и выжидающе посмотрел на Базиля Фёдоровича. А Базиль совсем уже решил, в лучших традициях клуба, облить безупречную стрижку и чудный галстук господина генерального директора растаявшими остатками клубничного мороженого.

Очевидно, это отразилось на его лице, потому что господин Фрезер отшатнулся, и, неестественно смеясь, сказал:

— Ты знаешь, дорогой Базиль, совсем забыл тебе сообщить. Помнишь ту милую журналистку, с которой вы здесь обедали? Она написала про тебя чудесную статью. Получил сегодня с утренней почтой.

Он развернул газетный лист и бросил на столик рядом с вазочкой мороженого. Базиль уставился на свою фотографию посредине центральной полосы. Он прочёл кричащий заголовок: «маньяк или жертва трудного детства?», сквозь шум в ушах слыша голос Фрезера:

— Ох, уж эти журналистки. Ни одной нельзя верить. Ни одной.

Фрезер говорил что-то ещё, а Базиль медленно поднял глаза от страницы. Он вдруг явственно увидел на голове Макса шлем с решётчатым забралом, на груди латы с враждебным гербом, а в руке, закованной в латную перчатку, острый кинжал с изысканным названием — «мизеркордия».

— Так как насчёт моего предложения, дружище? — спросил его стоящий во главе рыцарского, выстроенного «свиньёй» клина, Макс Фрезер.

— Обращайтесь к моему заместителю, господин Фрезер, — тускло ответил Базиль Фёдорович, медленно вытирая руки салфеткой. Он бросил салфетку на стол и встал:

— Я ухожу в отпуск.

— Отпуск, это хорошо. Прекрасная идея, — одобрительно сказал Максимилиан. — Только прошу тебя, Базиль, не надо так официально. Для тебя я по-прежнему просто Макс.

— Для меня вы теперь господин Фрезер, — сухо ответил Базиль Фёдорович, выходя из-за стола и оставляя бывшего друга размышлять над двусмысленностью своего ответа.

***

— Ленок, результат экспертизы сразу ко мне, — Филинов пробежался по кабинету, теребя скрученный в жгут, окончательно потерявший вид галстук. Изумлённая Леночка повернулась на каблуках вслед за следователем.

После признания Константина Филинов отправил людей в больницу. Проверка ничего не дала. Всё было чисто. Даже стерильно. И это ощущение потерянного времени, которое мучило Филинова всё больше. Он ещё не знал, что именно упустил, но интуиция, приобретённая с годами, ворочалась в душе липким, душным комком.

Выехавшая на место группа обнаружила пустую палату, где держали Константина. Палата была закрыта на санобработку, и никто не мог внятно объяснить, почему. Лечащий врач Игорь Павлович бесследно исчез. В кабинете нашли записку: «Устал. Ухожу в отпуск. Не ищите.»

Заведующий отделением только разводил руками, бормоча: «Конечно, он давно не был в отпуске». И, взглядывая на каменное лицо главврача, медленно покрывался холодным потом.

Филинов сделал последний круг по кабинету, упал на стул и проворчал:

— Ну хоть одно дело сдвинулось. Хоть маньяк нарисовался.

И опять заворочалось внутри муторное чувство возможной ошибки. Что-то он, Филинов, упустил.

***

— Медленно, медленно работаете, господин Фрезер, — министр проводил взглядом улетевший мячик для гольфа. Господин Фрезер опустил клюшку.

— Остались простые формальности.

Министр фыркнул, двинувшись по полю за улетевшим мячом. Тележка с клюшками катилась следом за ними.

— А этот ваш директор не взбрыкнёт в последний момент?

— Не взбрыкнёт. Я его знаю. К тому же завтра воскресенье, а с понедельника он уйдёт в отпуск.

— Не хочет марать руки? — министр усмехнулся. — Кто тогда будет подписывать документы?

Господни Фрезер хмыкнул:

— У них на такие случаи есть господин Сутейкин. Он всегда подписывает, если нужно.

Они посмеялись, следуя за мячиком по покрытому зелёной травкой полю. Тележка, переваливаясь на мягких колёсах, катилась вслед.

***

— Вам назначено? — секретарь смотрел на Мари Ив, будто видел впервые.

— Назначено! — отрезала Мари, села на стул возле двери шефа, и отвернулась к окну.

За прозрачным стеклом неслышно взмахивал лопастями крохотный, как игрушка, полицейский вертолёт. Вот в окошке кабины отразился солнечный свет, блеснули выпуклые стёклышки, вертолёт нырнул вниз, в пропасть между каменных стен небоскрёбов, и исчез из вида.

Господин Фрезер неторопливо отложил свою коллекционную ручку, отодвинул бумаги и тщательно разгладил края верхнего листка.

— Что-то случилось, госпожа Иванова?

Она молча бросила перед ним развёрнутую газету. Эту газету точно так же бросил перед ней Базиль, не глядя на Мари. Он молча стоял и смотрел на неё, пока она лепетала что-то, с ужасом глядя на разворот. Потом Базиль ушёл, так и не сказав ей ни слова.

Шеф посмотрел на газету. Поднял глаза на Мари:

— Вы решили принести свежую прессу? Для этого у меня есть секретарь.

— Только не делайте вид, что это не ваших рук дело, — сквозь зубы сказала Мари, глядя в его галстук.

— Ах, это вы о подписи под статьёй? — господин Фрезер откинулся на спинку кресла и улыбнулся. — Как мило, не правда ли? В наше время совсем не нужно делать это собственноручно.

— Это не настоящая подпись!

— Должно быть, такая же не настоящая, как ваше удостоверение журналиста, — промурлыкал шеф, продолжая улыбаться. — Вы думали, что можно копаться в грязи, и остаться чистой, госпожа Иванова? На это способно только солнце.

Он ткнул пальцем в окно:

— А вы, простите, дорогая моя, совсем не ясное солнышко. — Господин Фрезер опять придвинул к себе бумажный листок и взял ручку. Мари Ив посмотрела в листок, и увидела нарисованного человечка с тонкими, как палки, ручками и ножками. Господин Фрезер заботливо вывел рядом с человечком силуэт виселицы. Сказал, тщательно вырисовывая вокруг шеи человечка верёвочную петлю:

— Идите, госпожа Иванова, работайте.

Она не двинулась с места, глядя, как чернильная петля охватывает шею человечка.

— В чём дело, вы плохо слышите?

— Я увольняюсь.

Шеф тут же, словно ожидал этого, вытянул из ящика длинный конверт и бросил перед ней на стол:

— Ваша компенсация за отработанное время. Всего хорошего, госпожа Иванова.

Глава 32

Мари Ив свернула с основной дороги в переулок, и прошла вниз по вытертым тротуарным плиткам до чахлых кустов, обрамлявших детскую площадку. Она не была здесь очень давно.

Мари обвела взглядом ряды щербатых балконов с развешанным на верёвках бельём. Бельём того сорта, что вытягивается, не успеешь ты его надеть. Она даже отыскала тот балкон, на котором готовила уроки, пока тётка смотрела очередной сериал. Она тогда была подростком с торчащими локтями и коленками, отчего что-то вечно разбивалось на крохотной кухне тётки Розы.

Она свернула к подъезду и поднялась на пятый этаж. Первая дверь слева. Дверь ничуть не изменилась с тех пор, как она её видела. Тот же обшарпанный пластик, дырка старомодного дверного глазка. Только на месте замка чернеет изрядная, с лохматыми краями, вмятина, из которой поблёскивает пуговка белого металла с отверстием для ключа.

Мари толкнула дверь, та со скрипом отворилась, впустив её в узкую прихожую. Там умещались только вытертый коврик с нарисованной на нём пузатой мышью, подставка для обуви, на которой красовались разношенные сандалии невиданного размера, да овальное зеркало на стене.

Она не стала снимать туфли и прошла в комнату. Из кухни, отделённой от комнаты стеклянной дверью, донеслось бренчание стеклянной посуды, и знакомый голос позвал:

— Ну, проходи, раз пришла.

На кухонном пространстве, превращённом другом детства Игорьком в ночной кошмар рафинированного дизайнера, помещался сам друг детства. Он сидел, поджав босые ноги, на высоком круглом табурете, очевидно украденном из какого-то бара.