Главный приз (СИ) - Темень Натан - Страница 13

Люди в балахонах задвигались, вытянули шеи в сторону костра. Там служители уже установили квадратную металлическую решётку, и водрузили на неё индейку. Один из них присел у огня, и принялся раздувать костёр. Другой открыл керамический кувшин, запечатанный восковой печатью, и вылил его густое, багровое содержимое в серебряную чашу, где плескалась кровь индейки.

По поляне поплыл запах жарящегося мяса. Служитель пошёл по кругу, и каждый из сидящих на земле отпил из чаши густой кроваво-красной жидкости.

Чаша снова пошла по кругу, запах жареного мяса усилился. Служитель подбросил в костёр пучок травы и горсть чего-то, похожего на высушенных букашек. Языки огня опали, лениво облизывая решётку с птицей. Белый дым клубами поднимался над жаровней, щекотал ноздри собравшихся.

Наконец чаша опустела. Глаза людей в балахонах разгорелись, голоса зазвучали громче, щёки разрумянились. Многие откинули капюшоны. Служители сняли с решётки покрытую коричневой коркой птицу. По пупырчатой коже шипели и лопались пузыри горячего жира.

Индейку переложили на большое серебряное блюдо. К блюду со всех сторон потянулись жадные руки. Покрытую корочкой, жирную тушку рвали множеством вилок, и округлые жареные бока худели на глазах. Люди уже все до одного откинули капюшоны, закатали рукава балахонов. Они весело жевали и смеялись. Глаза их неестественно блестели в свете догорающего костра.

Служитель подбросил в угасающий костёр сухих веток, и языки пламени опять взвились вверх, осветили медные стволы обступивших поляну деревьев. Потом поднялся с места один человек, за ним другой, и вот уже хоровод в развевающихся одеждах, взявшись за руки, понёсся по кругу, выкрикивая слова гимна. Рваный ритм песни огня, выпеваемой на все голоса, подстегнул хоровод. Люди кружились всё быстрее, ноги у них выделывали странные и смешные коленца, рты разевались в дружном крике.

Потом одна из скачущих фигур оторвалась от круга, выпрыгнула на середину, к костру, и принялась стаскивать балахон. Открылись весьма упитанные дамские ноги в коротеньких кружевных панталончиках. Разгорячившаяся дама потянула упрямую тряпку кверху, и вскоре взорам скачущих вокруг сотоварищей предстали остальные весомые прелести, едва прикрытые розовым кружевом на бретельках.

Женщина раскрутила над головой балахон и бросила его на ветви ближайшего дерева. Балахон взмахнул распластавшимися в полёте рукавами, как крыльями диковинной птицы, и повис на сосне. К даме подскочила ещё одна фигура, и тоже принялась тянуть своё одеяние за полы. Показались жилистые, волосатые ноги в носках и ботинках. Мелькнула по воздуху ещё одна матерчатая птица, и ещё один балахон повис на соседнем дереве.

Освободившись от груза одежды, двое пустились в пляс вокруг костра. Их примеру последовали остальные, и скоро дым от прогорающих в костре веток и щедро подброшенной служителем сухой ароматной травы клубился по земле, обвивая голые ноги танцующих.

Жрец не принимал участия в общем танце. Когда участники собрания закружились в хороводе, он отступил к самому алтарю, прислонился к его шершавому каменному боку, и принялся смотреть на танцующих. Вокруг костра взметались края одежд, с силой топали о землю ноги, мелькали красные лица, блестели глаза и зубы. Люди что-то кричали, но слов было не разобрать.

Жрец опустил голову, лица его не видно было в густой тени. Никто не мог сказать, смотрит ли он исподлобья на танцующих, или просто медитирует. Разгорячившиеся танцоры подскакивали к самому костру, кружились парами. Потом люди стали уставать, и наконец хоровод окончательно распался. Парочки стали разбредаться по поляне, и у костра кружились уже только самые выносливые. Остальные падали вместе на траву, садились на плоские, выложенные в круг по поляне камни.

Вскоре у костра кружились только двое — мужчина в чёрных трусах-боксёрах, и девушка в трусиках в горошек и узеньком лифчике на тоненьких бретельках. Девушка запыхалась, её круглое личико с россыпью веснушек горело, выбившиеся из собранного на затылке хвостика волосы прилипли к щекам и разметались в беспорядке по потным плечикам. Наконец она остановилась и со смехом упала на руки партнёру. Тот подхватил её, тоже пошатываясь, и обильно потея. Руки его обхватили её за талию, и он потихоньку увлек девушку к краю поляны, в тень нависающих сосен. Остальные парочки уже вовсю предавались греху, расположившись по всей поляне, нимало не смущаясь близким соседством.

Жрец обратил невидимый под надвинутым на лицо капюшоном взор к этой самой стойкой парочке, усевшейся там, где остался свободный кусочек травы. Медленно, словно нехотя, отделился от алтаря и шагнул прямо через костёр. Догорающие ветки пыхнули дымом от поднявшегося завихрения воздуха, клубком взлетели последние искры пополам с пеплом.

— Приди же к нам, благословенный и очищающий. Приди, желанный и проклинаемый. Спустись к нам с небес и дай нам прозрение, — пропел жрец хрипловатым баском, остановившись возле парочки, и глядя на них сверху. Девушка смущённо закрылась ладошкой.

— Снизойди к нам, несовершенным и слабым. Сделай нас сильнее и чище, — снова пропел жрец, наклоняясь к земле. Он взял девушку за запястье и отвёл её руку от раскрасневшегося лица. Взглянул в глаза:

— Как твоё имя?

— Настя, — задыхаясь, выговорила она. — Анастасия.

— Да снизойдёт на тебя очищающий и благословенный огонь, сестра Настя, — мягко сказал жрец, отпустив её руку. Мужчина продолжал своё дело. — Да будет так.

Костёр совсем прогорел. Усталые парочки замирали, издавая глубоки вздохи. Дым от громоздящейся на месте прогоревшего костра кучи седого пепла, в котором дотлевали последние угольки, стелился по поляне. И наконец душистый дым затянул своим белёсым, клочковатым одеялом зрелище подошедшего к концу обряда единения душ.

Глава 11

Автобус с лязгом захлопнул разболтанные двери, фыркнул, выпустив струю бесцветного газа, и покатил дальше. Настя проводила взглядом его квадратный зад.

За пыльным стеклом смутно чернела голова её случайного любовника. Всю утомительную дорогу обратно в город они сидели рядом. Настя смотрела, как он дремлет, уткнув нос в ворот толстого свитера домашней вязки. «Моя остановка» — с тайной надеждой сказала она, и он сонно пробормотал «Угу». Настя вышла. Он не открыл глаза, только отвернулся и подтянул повыше ворот свитера.

Вдоль проспекта неслись машины, вихрем пролетали мимо автобусной остановки и пропадали в направлении делового центра. Настя переступила озябшими ногами в лёгких, не по сезону, туфельках. Выбравшийся вместе с ней из автобуса подросток в свитере и потрёпанных штанишках повертел в ушах кнопки наушников и тоже принялся притопывать ногами.

— Ну и что ж, — сказала Настя вслух. — Зато у меня есть Эдик.

Эдик был студентом, и Настю умиляли его худые, торчащие из рукавов руки, тощие коленки и вечно голодный взгляд замученного учёбой молодого человека. Он приходил к ней, замёрзший и усталый, и она кормила его ужином. А потом согревала, как могла, на своём раскладном диванчике, который досадно скрипел в такт процессу.

Нет, слишком холодно ждать автобус. Настя двинулась к метро. Остановка была далеко, но зато можно согреться, пока идёшь. Она пошла быстрее. Вечером придёт Эдик.

***

Вагон метро остановился, двери разъехались, изрыгнув очередную порцию пассажиров. Спрессованная кучка людей тут же распалась на отдельные фигуры, зажившие своей жизнью на светлых плитках перрона.

Подросток в толстом свитере и потрёпанных штанишках выскочил из вагона, отошёл к колонне и оглядел недавних попутчиков. Большинство пассажиров были для него толстыми, старыми тётками и дядьками. Зачем жить, если так выглядишь? В серой толпе пожилых людей мелькали яркие пятна юбок и курточек девушек. Он не стал глядеть им вслед. Дело прежде всего.

Молодая женщина в лёгком плаще, за которой он тащился от автобусной остановки, дернув сумку за длинный ремешок, тоже выбралась из вагонных дверей. Женщина направилась к выходу с перрона, вихляя на высоких каблучках сиреневых туфелек. Подросток, среди друзей известный как Кадет, отклеился от стены. Двинулся следом, не выпуская из виду болтающуюся у сиреневых ног мешковатую розовую сумку.