Трагедия с 'Короско' - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 3

• Предыдущая
• 3/29
• Следующая

- Я желала бы видеть законы этой страны, - вставила мисс Адамс-старшая тем резким, металлическим голосом, которым она старалась замаскировать чувствительность своего сердца. - Я желала бы внести в это законодательство свой билль об обязательном промывании глаз у детей и об уничтожении этих отвратительных яшмаков, которые превращают женщину в тюк бумажной ткани, откуда выглядывают два черных глаза!

- Я сама никогда не могла понять, зачем они носят их, - говорила Сади, но однажды я увидела одну из этих женщин без яшмака и поняла, почему они его носят.

- Ах, как мне надоели эти женщины! - воскликнула мисс Адамс. - Поверите ли, с таким же успехом можно было бы говорить об обязанностях, чистоте и приличиях куче бесчувственных камней!.. Ну вот, хотя бы вчера, в Абу-Симбеле, я проходила мимо одного из их домов, если можно назвать домом этот ком грязи; у дверей сидели двое ребятишек с обычной кучей мух вокруг глаз и громадными прорехами в их жалкой грязной одежде. Я слезла со своего мула, засучила рукава и своим носовым платком хорошенько умыла им личики, а затем, достав из своего мешочка иголку с ниткой и наперсток, зашила их прорехи. В этой дикой стране я никогда не съезжала на берег без своего рабочего мешка точно так же, как без белого зонтика. Умыв и убрав ребятишек, я вошла в дом. Ну уж, жилище! Полагаю, что в свинарнике, в порядочном хозяйстве, много чище. Сердце мое не выдержало, и я выгнав всех обитателей из этой мурьи, принялась все чистить, мыть и прибирать, как наемная поломойка. Я так и не видела вашего храма Абу-Симбел, но зато видела столько пыли и грязи, что трудно себе представить, чтобы такое жилье, величиной с сорочье гнездо, могло вмещать все это. Правда, я провозилась в их мурье часа полтора, но зато, когда покончила с приборкой, эта хижина была чиста, как новенький деревянный ящичек. У меня был с собой номер "New York Herald", и я выложила им их полки, на которые в добром порядке расставила их горшки. Когда все было кончено, я вышла на двор, чтобы умыть лицо и руки, ставшие темно-кофейного цвета от пыли и грязи, и когда, умывшись, снова проходила через дом, на пороге сидели ребята, опять такие же чумазые и грязные, с кучей мух вокруг глаз и новыми прорехами на рубашонках, только на голове у каждого из них было по бумажному колпаку, сделанному из моей газеты... Однако, Сади, уже скоро десять часов, а завтра надо рано вставать...

- О, но этот пурпуровый горизонт и светлые, точно серебряные звезды так прекрасны, что с ними жаль расстаться! - воскликнула девушка. - Посмотрите только на эту тихую, безмолвную пустыню и эти темные силуэты холмов там, вдали... Глядя на них, как-то невольно становится жутко, и если подумать, что мы теперь находимся на самом краю цивилизованного мира, и что там, за гранью этой светлой полосы, уже нет ничего, кроме диких, кровожадных побуждений, то начинает казаться, будто стоишь на краю великолепного, действующего вулкана, и хорошо, и страшно, и как-то торжественно на душе!

- Ш-ш, Сади, не говори так, дитя мое! У меня мурашки по спине бегут, когда я тебя слушаю, - сказала мисс Адамс-старшая.

- Но взгляните только на эту беспредельную пустыню, которая уходит вдаль, насколько только может хватить глаз, прислушайтесь к этому унылому напеву ветра, несущегося над ней, - он как будто оплакивает что-то, как будто ропщет... Право, я никогда в жизни не испытывала столь таинственного и торжественного настроения.

В это время вдруг откуда-то из-за холмов, утопавших в сумраке по ту сторону реки, раздался резкий, жалобный, постепенно расплывающийся вой, перешедший в протяжный замирающий вопль.

- Боже правый! Что это? - вся изменившись в лице, воскликнула мисс Адамс, вскочив со своего места.

- Это просто шакал, мисс Адамс, - поспешил ее успокоить Стефенс. - Я слышал их крик, когда мы ходили смотреть сфинксов при лунном свете!

- Будь моя воля, - сказала старая мисс, - я бы ни за что не поохала дальше Асуана. Я положительно не понимаю, что меня толкнуло везти тебя, моя девочка, на этот край света. Твоя мать подумает, что я совсем потеряла рассудок, и я никогда не посмею взглянуть ей в глаза, если с тобой что-нибудь случится. Я уже всего здесь вдоволь насмотрелась и хочу теперь только одного - скорее вернуться в Каир!

- Что с вами, тетя? С чего вы вдруг так встревожились? Это совсем не похоже на вас, я никогда не видала вас малодушной!

- Я сама не знаю, что со мною, Сади, но чувствую себя не совсем хорошо, а этот вой шакала как-то особенно расстроил меня. Я утешаюсь только тем, что уже завтра, после того, как мы посмотрим этот храм или скалу, мы отправимся в обратный путь; я по горло сыта этими храмами, скалами и холмами, мистер Стефенс! Верьте мне! Ну, пойдем, Сади. Спокойной ночи, мистер Стефенс. Завтра надо рано вставать!

С этими словами обе дамы удалились в свою каюту.

Между тем monsieur Фардэ воодушевленно, по обыкновению, беседовал с молодым Хидинглеем.

- Дервишей никаких не существует, мистер Хидинглей! - говорил он на прекрасном английском языке, но растягивая некоторые слоги по французской манере. - Их нет, они вовсе не существуют, говорю вам!

- Хм, а я полагал, что все леса кишат ими! - возразил молодой американец.

Monsieur Фардэ взглянул по направлению, где горел красненький огонек сигары полковника Кочрэня, и продолжал, несколько понизив голос.

- Вы - американец и не любите англичан, мы в Европе все это отлично знаем!

- Ну, я этого не скажу! Мы, конечно, имеем свои претензии против них, и некоторые из нас, преимущественно ирландского происхождения, действительно не терпят англичан, но большинство их любовно относится к своей прежней, старой родине, многое в англичанах возмущает и раздражает нас порою, но в сущности, все же это родственный нам народ!

- Eh bien! - сказал француз. - Во всяком случае, я могу вам сказать то, чего не мог бы сказать англичанину, не обидев его, а потому могу сказать что эти дервиши были выдуманы лордом Кромером в 1885 году, об этом писали и "La patrie", и другие из наших хорошо осведомленных газет и журналов!

- Но это что-то невероятное! Неужели вы хотите сказать, monsieur Фардэ, что и осада Хартума, и смерть Гордона - все это было не что иное, как грандиозный обман, комедия?!

- Я не стану отрицать, что тогда было небольшое возмущение, но оно было чисто местное, и о нем давно уже забыли, а с того времени в Судане царили безусловный мир и спокойствие!

- Но я слышал даже в последнее время о набегах, читал о стычках в ту пору, когда арабы старались захватить Египет. Два дня тому назад мы проезжали Тоски, и драгоман сообщил нам, что там была битва, или сражение, - неужели и это все обман?

- Ба, друг мой, вы не знаете англичан! Вы смотрите на них, на их самодовольные лица и говорите себе: "Это славные, добродушные люди, которые никому не желают зла", - но вы ошибаетесь: они все время следят, высматривают и стараются нигде не пропустить своей выгоды. "Египет слаб, не будем зевать!" - говорят они, и словно туча морских чаек налетели на страну. "Вы не имеете на Египет никаких прав, убирайтесь вон оттуда!" - говорят им, но Англия уже начала все подчищать, прибирать, приводить в порядок, точь-в-точь как наша милая мисс Адамс в хижине арабов. "Убирайтесь вон!" - говорят им. - "Конечно, конечно, - отвечает Англия, - подождите только минуту, пока я все не приведу в надлежащий порядок". И вот ждут год, и полтора, затем ей снова говорят: "Да убирайтесь же вон!" - "Погодите всего еще одну минутку, видите, в Хартуме беспорядки и смуты; как только я с этим покончу, то буду рада уйти отсюда". И опять ждут, пока все уладится, и тогда опять говорят им: "Да уберетесь ли, наконец?!" - "Как могу я уйти отсюда, - возражает Англия, - когда здесь все еще продолжаются набеги и стычки. Если мы не очистим Египет, то он без нас погибнет, его сотрут с лица земли". - "Но теперь нет уже никаких стычек и набегов", - возражают ей. - "Нет? Разве нет набегов?" - спрашивает Англия; и смотришь, спустя какую-нибудь неделю, а то и меньше, газеты уже с шумом оповещают целый мир о новом набеге дервишей. О, мы не так слепы, как они думают! Нет, мистер Хидинглей, мы отлично понимаем, как подобные штуки устраиваются: несколько десятков бедуинов, небольшой бакшиш, несколько десятков холостых патронов, - и вот вам набег!

• Предыдущая
• 3/29
• Следующая