Люди войны (ЛП) - Шеттлер Джон - Страница 70

— К сожалению, у меня остается мало времени на книги и литературу, но я провожу много времени за этими книгами. — Он указал на «Хронологию войны на море». — Представь себе, что в один прекрасный день я взял этот том и обнаружил, что целого куска текста больше не существует! Я осознал это со всей четкостью. Я читал этот отрывок в тот самый день, но когда вернулся к нему, чтобы уточнить некоторые детали, но нигде не смог его найти. Я полез в другие справочники, и, к своему великому удивлению, нигде не смог найти информации об описанных событиях. Называется, теперь можешь считать себя свихнувшимся.

— Герасим… Одно дело — найти в песне то, что не замечал в ней раньше или обнаружить, что персонаж книги на самом деле не тот, кем он тебе казался. Но когда книги начинают вести себя подобным образом это ведь тревожно, верно? Ты сидишь поздним вечером с старым пыльным томиком на тумбочке, читаешь, засыпаешь, и надеешься, что вспомнишь все на следующее утро. А затем ты обнаруживаешь, что что-то изменилось, и твое желание разобраться удваивается. Ты становишься человеком, который хочет понять, что случилось, что вызвало это невозможное явление, которое не дает тебе покоя. Ты становишься настроен по-настоящему решительно.

Капустин слушал, хотя и начинал осознавать бессмысленность того, что говорил ему его друг. Тем не менее, он слушал, кивал и не высказывал возражений, принимая это за некую форму vranyo — небольшую ложь или преувеличение. Сделать какие-либо выводы он мог бы, лишь если бы Каменский рассказал все. Тот прервался, глядя на друга и оценивая, как тот отреагирует.

— Ты хочешь сказать, что история, изложенная в книге, изменилась? С чем у тебя чай, Павел?

— Конечно, — сказал Каменский. — Это первое, что ты мог подумать. Люди меняют свое мнение постоянно, но книга не может переписать сама себя. Она четко определенная и постоянная вещь — если не будет специально изменена и переиздана. Мы делаем такие вещи достаточно часто, но тогда ведь появятся две книги, верно? В одной старый текст, в другой новый. Но я говорю не об этом. Я говорю о каком-либо событии, которые ты знаешь, как собственную фамилию, которое, как ты обнаружил, изменилось, или того хуже — пропало… А ты сидишь и задаешься вопросом, почему ты единственный, кто помнит о ней.

— Историю пишут люди, Павел. Ты знаешь это не хуже меня. Мне жаль, если ты забыл что-то из своих книг и думаешь, что на самом деле все изменилось, но меня волнует нечто большее — пропавшая ядерная боеголовка. Пропавшие люди. Тридцать шесть человек числятся погибшими, а никто в мире даже не слышал о них.

— И ты бы о них тоже не узнал, если бы доктор не подготовил этот список. Ты не думал об этом, Герасим?

— … Полагаю, что нет.

— Доктор совершил ошибку, но я не могу его винить. Откуда он мог знать, что об этих людях не будет никаких документов? Как он мог проверить что-то в те несколько часов, учитывая, что Волков уже начал пытаться вцепиться ему в пятки? Он дал тебе список. Но то, друг мой, человек осторожный. Ты проверил его через Москву, и оказалось, что эти люди действительно мертвы. Так мертвы, что даже не родились.

— Так ты хочешь сказать, что это действительно была секретная операция? Все это было частью прикрытия?

— Нет, Герасим. Я хочу сказать, что они действительно никогда не рождались. А что касается ядерной боеголовки, я точно знаю, что с ней произошло, и «Орел» здесь не при чем, и она не вывезена в аэропорт. Я просто хотел сбить Волкова со следа.

Павел Каменеский был не просто любопытным стариком, живущим в тихом пригороде Владивостока с дочерью, внуком, кошкой и ореховыми деревьями. Он был офицером разведывательного управления военно-морского флота. Но на этом его карьера не закончилась. По сути, он был лишь недавно вышедшим в отставку заместителем директора КГБ[118], и знал о «Кирове» намного больше, чем его друг-инспектор.

Он посмотрел на Капустина, понимая, что то, что он собирался сказать, может изменить жизнь его друга раз и навсегда. Но ему не оставалось другого выбора. Волковым он мог управлять достаточно легко. Но Капустин был его другом много лет и хорошо его знал. Он собирался продолжать копаться в этом деле, пока не накопает что-либо еще. Поэтому Каменский готовил его к откровению медленно, тщательно разделяя информацию на порции и следя за его реакцией. Пришло время дать ему всю картину. Капустин был генеральным инспектором российского флота, достаточно высокопоставленным офицером. Но что будет, подумал Каменский, когда я вытащу воск у него из ушей и дам ему услышать песнь сирены? Сойдет ли он с ума, подобно другим? Что же, увидим. Он потянулся к самовару.

— Итак, Герасим, налей и себе чая…

Новости лились непрерывным потоком 24 часа каждый день, переходя от темы к теме в темпе стаккато. Новостью часа стало мрачное предупреждение, озвученное в ООН китайским генералом. Fox News разорялся громогласными призывами к репрессиям, а стареющий Билл О'Рейли выносил собственные суждения, пытаясь сплотить редеющую правую аудиторию канала. На CNN «говорящие головы» более либеральной направленности болтали и обсуждали происходящее с «экспертами» в лице отставных офицеров Армии и Флота, выясняя, что же произошло в Восточно-Китайском море, и что, возможно, случиться дальше… Сразу после перерыва на рекламу.

В странном калейдоскопе предельно серьезного и безумно неважного, новости быстро сменялись «другими новостями» — светской хроникой и прочими бессмысленными «развлекательными материалами».

На Уолл-стрит военные новости ненавидели. Прошло не слишком много времени до того, как рынок просел на леденящие 1200 пунктов, и потерял еще 350 следующим утром. Финансовый комментатор Арт Хоган выдал цитату дня, объясняя происходящее: «Рыночные показатели утекают, как бесплатное пиво. Я бы сказал, что тот день, которого мы пытаемся избежать, действительно может наступить». Деньги спешно пытались найти убежище в облигациях, затем в золоте и других драгоценных металлах, как всегда случалось во время кризиса.

Когда они не смотрели телевизоры, американцы неслись в торговые центры и супермаркеты, создавая ненавязчивый ажиотаж. Цены начали взлетать, и нехватка товаров из списка» сто вещей, которые исчезнут первыми» стала реальностью. Люди ощущали тень неминуемой войны на автозаправках серьезнее, чем где бы то ни было, в супермаркетах, и по стоимости телефонных звонков. Молоко продавалось более чем за 2,36$ за литр. Бензин подорожал до 1,72$ за литр, что по-прежнему было дешево по сравнению с Европой и Великобританией. В то время, как миллионы сидели за последобеденным кофе, просматривая «The Huffington Post», война уже разгоралась в беспокойном пространстве Интернета.

В половине мира и восьми часовых поясах шанхайским утром, «Подразделение 61398» был очень занято. Располагаясь в обычном высотном здании, таком же, как и тысячи таких же, раскинувшихся вокруг в расползающемся мега-городе, отборные китайские военные компьютерные специалисты работали сверхурочно, исследуя любую слабость, которую они могли обнаружить и использовать в оборонной и инфраструктурной системе США. Они атаковали энергосистемы, гидроэлектростанции, заводы, спутники и системы спутниковой навигации, телекоммуникационные и мобильные сети, средства управления воздушным движением, финансовые институты и ключевые оборонительные системы. Киберпространство и космос были первым полем боя между Западом и Востоком.