Венец Венеры (СИ) - Устомский Александр - Страница 35

- Ари, Ари, сестренка Геру, что с тобой? Остынь, не сори словами.

- Отдай мне это, - чуть приподняла голову Афродита. - Он твой. Он чей угодно, я оставляю его навсегда. Отдай мне моё.

- Так нельзя, - с грустью и абсолютной убежденностью в голосе возразила богиня. - Ты немного поторопилась. Во всем ты торопишься. Зачем, сестра? Он не мой ещё. Мне он забавен: котенок не боится проливать кровь, он не жалеет ни своей, ни чужой крови. Ты поспешила. Рано, слишком рано нанесла удар. Убери шипы, не зли Отца. Ты же рядом с этим мальчиком стояла, когда он жертвы приносил Отцу, несколько дней назад - всего ничего - зачем ты поторопилась! Могло всё забавней выйти. Одни потери от тебя.

Афродита улыбнулась зло, и заметила: «Вижу, ты без потерь, а только чуть не присвоила себе моё. Я присмотрю за тобой. И дерзкий мальчишка этот - он тебе требуется, мне он не требует». «Он требы кладет от ума, а не от сердца, хотя велика его удача, никому не принадлежит его воля», - усмехнулась в ответ богиня.

- Только Инне, - вдруг усмехнулась Иштар. - Дуреха еще пожалеет о моем подарке.

- Мальчики смешные. Этот полуживой, а его друзья полумертвые еще, даже тот, с морской солью в венах, - фыркнула богиня. И подмигнула сестре. - А может их Ладе устроим переполох? Мед там вкусный.

- Му-уторно, ну-уу её, - забавно промычала та, что могла явиться увенчанной рогами, самыми грозными рогами этого мира. - А мёд и в Междуречье вкусный найдется, ещё там вино и свежие пряности.

- Мр-да, - мурлыкнула полное согласие сестра. - С вином и пряностями на севере всегда была неувязка. Пойдем, придумаем, как Инанну уколоть, как эти человечки говорят, «приколемся». Совсем Иннка распустилась, не доведет её до добра эта связь с Кришной.

- Вот му-утный он, и не спорю с тобой, - сразу выразила полное согласие с сестренкой богиня.

И две старинные подруги, можно даже сказать древнейшие - хотя время для них не играло никакой роли, как и пространство - отбыли восвояси, по своим женским делам. Одна была сильно не в духе, от какого-то скомканного, невнятного происшествия, словно кто её не в лад под локоть подталкивал и мешал все устроить ловко и с толком. А другая была прозорлива, очень деликатна и мудра, она сделала вид, что не заметила двух других фигур - а это были девочки серьезные, глотки рвали легко и не шутя. Шуток они зачастую не понимали - Мара и Кали - вот уж не лучшая пара для встречи, храни их небо да подальше от любого.

Богини смерти молча, непринужденно и неподвижно стояли, не вмешиваясь в пустое, суетное и такое глупое. Одна чуть задержала взгляд серых, светлых серебром глаз на Николашке - «парень, ты попался!» - могла бы рассмеяться одна из исчезнувших богинь, которая была несколько несдержанна на язык и скорость разума, но не ума. Не раз уже она испытывала на себе гнев древней богини, которая не скрывала своего холодного и непреклонного отношения к миру. Об этом явно намекал правый уголок её чудных губ, он портил всю красоту, он выбивался из общего воплощения чистоты и прелести, своим явным кусочком нарочито ярко и грубо выраженного чувства, губки чуть кривились, словно выражали нехорошее, предупреждали о недобром.

Вторая была чудо как хороша - она и была чудом - Кали была древнейшей мощной, спокойной, непринужденной, она настолько была гармонична, что ужас и восторг, тьма и свет, настолько близко сплелись в ней, что она даже не парилась - всё было к её услугам. И у неё были забавно чуть большие ушки, они немного дисгармонировали с общими идеальными чертами лица богини, на котором светились глаза цветом серым, но с переливами легкого голубого, не такие, как у подруги, более надменные, более презрительные к низменному. Но Кали не испытывала к миру ни презрения, ни высокомерия - она просто была - издревле забирая своё - и сейчас она дышала бойней, ноздри её идеального носика трепыхали - ей было хорошо здесь, на западе, землях неугомонных и вздорных человечков, в храме, построенном на месте древнего алтаря, на котором приносили человеческие жертвы. Давно такое было - но этот забавный человечек, стал проявлять достаточно усердия, чтобы привлечь к себе слабенькое внимание высших. Вот только он не желал пока ничего осознавать, и выбирать - и богини не имели права вмешиваться, они давно даже забыли о всяком таком нелепом - связываться с людьми ради каких-то своих высших целей - те времена прошли, когда это было еще забавным, по крайней мере, казалось таковым.

Когда Лешка очухался, все уже кончилось - кончились враги, внизу венецианцев точно всех вырезали, оставалось только выискать тех, кто попрятался по тайным уголкам. Рядом с легатом остались только двое его близких - Ник и Стефан, Николашка и Степашка - пара клоунов. Стоит заметить, что Стефан, был странный типок, он работал как проклятый, он был фанат медицины, хирургии, всего Гиппократовского, и не проходило дня, чтобы он не возносил небу молитвы, благодаря его за явление в мир и его жизнь Рината Галимардановича Аматова - учителя, который нашел его достойным, и щедро передавал ему знания, помогал набираться опыта в деле врачевания тела и души человеческой. Но кончив дело - он гулял не просто смело, Степашка гулял откровенно безгранично, и непринужденно, он был первобытный типус, совсем без тормозов - он запросто мог соблазнить жену дожа, тьфу, называть её «догарессой» не хочется, и вспоминать её титул смешно, нельзя так с милой Катариной Фоскари - тетка была о-го-го, и Степашка мог уложить её в койку просто ради медицинского эксперимента, «Как там с секосом у дам за пятьдесят?» Другое дело, что такой эксперимент он уже проводил, безумный псих,  прекрасно он знал, что похотливые дамочки, которые пожили своё, встречаются повсеместно и секос с ними может быть очень забавным времяпровождением. Пара всем известных придурков, полных и достойных учеников своего прохиндея учителя - вечного насмешника и безалаберного прощелыги, неунывающего Лешки Зубрикова. Первыми его словами, после того как он очнулся, были: «Вы с этими девочками лучше не тритесь. Вот этого я вам не прощу. Вы мне еще живыми пригодитесь, болваны ненормальные».

- Легат, ты чего, какие девки!

- Тихо, Ник, легат потерял немного много крови, - усмехнулся Стефан, и посмотрел в глаза командира абсолютно серьезными глазами. Тон его голоса стал холодноватым и «медицинским», чистым, ясным как спирт. - Как рука?

- Рука, - всполошился Лешка и поднес правую руку к лицу, чтобы рассмотреть ближе. Сразу увидел - нет страшной вещи, нет этой мрази, подлой змеюки на его руке. Он посмотрел на ребят - два сволочи, нет чтобы вина дать, спирт мог бы Степашка предложить, чего-то ему нехорошо. Но Зубриков знал меру в цирке, и просто отдал приказ. - Ник, принимай командование. Стефан, я в отвал.

- Понял, - сразу отошел от командира Николас и принялся что-то указывать друзьям, которые уже занимались и трофейкой и зачисткой помещения от крыс и хомяков лишних. Потому что хомячить могли теперь в соборе только атланты. И никаких конкурентов в деле похищения чужого добра им не надо было, и вообще - не похищение, а честный захват, «захвачение в результате приключения» - вот славные определения для дела, которое будет приятно вспомнить как-нибудь потом, будет что рассказать на Атлантиде.

- Может спирту, - предложил, чуть наклонив голову Стефан.

- Незачем переводить продукт, не цепляет ни капли, ты же знаешь, - отрицательно покачал головой Лешка.

- Хорошо, руку давай, без гипса обойдемся, незачем переводить продукт, крепко лубком зафиксирую, у тебя точно перерезаны вены, можно и поспать, - начал распаковку рюкзака Стефан, чтобы оказать первую помощь командиру.

- Теперь можно и поспать, - чуть приподнял руку Лешка, чтобы врачику было удобней с ней возиться. - А вы значит слепошарые, не видели ничего лишнего.

- Не знаю о чем ты, легат, - спокойно усмехнулся Степ, начав фиксацию пораненной руки командира. - Значит, не нашего ума дело.

- Сволочь и скотина, - улыбнулся другу Лешка. - Видел ты этих двоих. А может одну. Я по глазам твоим бесстыжим вижу, что ты видел. И Николашка видел.